и люблю только чистых женщин.
— Он и не прикасается к ней никогда! Чем ему? — старая сводня ела быстро, не глядя на него, а изучая то блюдо, которое уплетала. Пока они говорили, она так и не переставала есть.
— Не кормит старик тебя? Или жадный, кормит плохо? А жену голодом не изводит?
— Нет. У нас всего вдоволь. Просто тут всё вкусно. Давно не была в дорогом заведении.
— Приходилось раньше?
— Конечно. И такие ли места я посещала!
— Какие же?
— Есть тут. Закрытые. Только для высочайшего сословия доступ и есть.
— У тебя богатый опыт?
— В чём это?
— В этом самом, для чего меня выцарапала для мающейся женушки старого хрыча.
— Да какая тебе разница? Что было, того нет. Сейчас я всего лишь раба. Вот какие зигзаги совершает порою судьба. Кого вверх не по заслугам, кого вниз не по вине. Ну, ладно. Пошли?
Свидание в заброшенной клинике
И они пошли. Вернее, он повёз её туда, куда возвращаться было настолько и тягостно после того, что он видел в последний раз в том здании. Но желание женщины и любопытство пересилили нежелание ехать. Окна были темны.
— У нас отключён светящийся газ, — предупредила старуха. Но не настолько было и темно. Глаза привыкли к полутьме быстро. В окна проникал смутный свет столицы, мало освещённой здесь в глубине дворов и тупиков, но достаточный, чтобы видеть очертания предметов. Он включил браслет, но старуха потребовала темноты. Она, шурша своей юбкой, сухая и ловкая, быстро и уверенно шла по коридорам запутанного помещения, совершенно пустого и уже без мебели. Вскоре она привела его в помещение, где было единственное ложе, при мысли о котором его передёрнуло от внезапного отвращения, что на нём спал какой-нибудь умалишённый.
— Эта комната её, — старуха словно перехватила его мысль, — она тут отдыхала при своём приезде. Это гостевая была. Да и вымыла я всё, бельё свежее только что постелила. Сейчас приведу, она у меня в моём номере, где я жила, ждёт. И ты жди. — И ушла.
И он как дурак сел на душистое бельё. Вокруг темнела пустота. Запах белья был тот же, что и цветы у доктора, что и духи у Гелии, но слабее, не такой насыщенный. Привычно, слегка, но сладко поплыло в голове от предвкушения того, что ожидало. Он стал раздеваться, думая о том, что не обговорил со старухой размеров оплаты услуги. Но если женщина понравится, он не поскупится и, возможно, сделает её постоянной своей утешительницей. Она, судя по такому мужу, важному, богатому, но немощному в мужском смысле доктору, чиста и неопытна…
Вошла женщина. С длинными распущенными волосами, вся в мерцающих белизной кружевах, тоненькая и, как показалось сразу, неизвестная совсем. Жалко не разобрать было лица, только смутно белеющее пятно. Она скользнула и, сдерживая дыхание, села рядом. Глупость ситуации была очевидна, но всё стало похоже на сон. Она вздохнула и, горячая, трепетная, села к нему на колени. Он нащупал пышную, упругую на ощупь, грудь в её кружевах, коснулся лица, маленького рта.
— Нэя? — спросил он, утверждая и куда-то проваливаясь. — Это ты, моя щебетунья? Ну же, пощебечи мне хоть что-то, — и стал ласкать её губы своими губами, но не целовать, а только трогать. Падая в простыни, она не отрывала рук от его шеи.
— Подожди, я разденусь, — и встал, боясь отвернуться, вдруг она исчезнет, быстро стягивая с себя то, что не успел стащить сразу. Жутко старая и расшатанная постель издала утробный звук, но был этот скрежет подтверждением того, что это не сон, не бред, не галлюцинация, насланная загадочно-недоброй «Матерью Водой». Да он и сделал-то глоток. Капсула для очищения крови валялась где-то в кармане куртки, он умышленно не принял её, не желая сбивать напряжения сексуального взлёта. Он стал стаскивать с неё кружева, рвал их от нетерпения, а она не помогала. Порывистым движением рук она обхватила его и замерла. Уже не контролируя свою силу, он сдавил её грудь, хватая губами напряжённые соски. Женщина продолжала молчать. Неожиданно ловко она освободилась от него и оказалась вверху, шаря по нему губами, всё это молча, как немая, спускаясь ниже. Её длинные волосы падали на лицо, щекотали и мешали её видеть, пусть и смутно. Он обхватил их одной рукой, чтобы скрутить и откинуть в сторону от лица. Заострённые ноготки больно впились в его живот, и сама она взнуздала его как коня, но все движения были торопливы и неумелы.
— Не торопись, — попросил он в некоторой досаде. Старуха не обманула по поводу невинности жены доктора, у неё не было ни малейшего опыта в любовной игре. — Кто теперь тебе опасен? Если я здесь с тобой, — и не давал ей слишком быстро того, чего она жаждала с неопытной поспешностью.
— Как он прекрасен, как я помню его твёрдое великолепие…
— У мужа нет такого? — он не удержался от насмешки, радостно поняв окончательно, что жена доктора это Нэя.
— Как жаль… — пробормотала она, но не объяснила, чего ей жаль.
— Я прекрасно тебя вижу, — он слегка оттолкнул её, уже не имея сил для продолжения дальнейшей игры. В чём был подобный эффект, в остаточном воздействии странного напитка из заведения, или глаза привыкли к темноте, но видел он её отлично. В подробностях. Она легла на живот, пряча лицо в подушку. Он развернул её к себе, целуя округлое, милое и узнаваемое лицо. Всё было похоже на тот их первый раз. И побриться он не успел. Вернее, не захотел. Накаты апатии у них в подземном городе были делом обычным. Он потёрся колючим подбородком о её живот, чем вызвал её смех, ничуть не изменившийся. Стало спокойно и удивительно хорошо, словно они вернулись в ту ночь, и всё можно теперь исправить. Она не убежит, не исчезнет, он никуда не уйдёт, будто взятый за шиворот некой силой и оттянутый в тот момент, когда ещё только предстоял тот безумный поход в предрассветный дворик с водоёмом и каменным чудом-юдом, из пасти которого струилась вода. И где произошло то, никому не нужное, страшное, что не подлежало уже отмене.
Рудольф целовал её, продвигаясь постепенно вниз до внутренней части бёдер, до сокровенного истока, одновременно произведя в себе мысленно ту отмену произошедшего, что их разлучило. И сейчас, если они вместе, ничего этого не было. Что было у неё такого, чего он не знал бы и у других? Другим было его желание, его чувство к ней. Было важно осознание этого мига, не хотелось терять голову, а