Читать интересную книгу Семь трудных лет - Анджей Чехович

ЦРУ постоянно содержит для Новака апартаменты в изысканном и дорогом отеле «Арабелла-Хаус». Это так называемый связной номер. Второй подобный номер он имеет в отеле «Регина-Паласт». Там он встречался с Визенталем и определенными людьми из Польши, с которыми не мог или не хотел встречаться ни в ресторанах, ни в своем рабочем кабинете, ни дома. Эти номера служат не только для чисто служебных целей. Новак устраивал в них более интимные встречи — с избранными им женщинами. Это являлось запрещенной темой, касаться которой в разговоре между собой сотрудники избегали.

Кавка нарушил это правило. Он перестал молчать, когда понял, что со штатной единицей для его жены в «Свободной Европе» ничего не получится. Дело дошло до сильного скандала. Новак решил быстро выдворить Кавку и его жену из «Свободной Европы». Он прямо заявил, что тот должен исчезнуть, но Кавка, задетый на живое поведением директора, не желал покидать Мюнхен. Однако он изменил свои намерения через несколько дней, когда заметил, что по пути домой его преследовали двое верзил, лица которых явно не внушали доверия. Так повторялось несколько раз. Кавка понял, что у него нет никаких шансов прижиться в «Свободной Европе», он собрал вещи и возвратился с женой в Стокгольм.

Первым заместителем Новака был Зеньчиковский. В годы войны он имел псевдонимы Каня и Кроалик, а с 1945 года, будучи в Италии, он начал выступать как Завадский. В частной номенклатуре сотрудников «Свободной Европы» этот деятель чаще называется Зупой. Когда Завадский направляется завтракать, обедать или вообще что-нибудь перекусить, он всегда говорит: «Иду поесть супа». Когда идет в магазин, неизменно говорит: «Иду купить трусы». Воображением, как видно, он не отличался, и эти неизменные, стереотипные обороты являются единственным признаком его индивидуальности в «Свободной Европе». Зупа не молод. В январе 1972 года ему исполнилось 65 лет, то есть он вступил в пенсионный возраст. Это не означает, что автоматически он должен распрощаться с работой, так как в «Свободной Европе» положения пенсионного закона соблюдаются не очень строго.

Из-за его ухода на пенсию наверняка огорчится только один человек, причем не работающий в «Свободной Европе». Это Ян Радомыский из польской секции Би-Би-Си в Лондоне. Радомыский соревнуется с Завадским в составлении картотеки на общественных и политических деятелей Польши. Эта конкуренция имеет коммерческий характер: идет борьба за рынки сбыта и цены. Картотека Радомыского лучше составлена, но Завадский имеет опору в «Свободной Европе» и выгоднее продает результаты своих скрупулезных выборок из польской печати. С 1956 года, когда в качестве секретного документа радиостанции «Свободная Европа» вышла работа Завадского под названием «Кадровый состав в Польше», ее автор систематически получает кругленькие суммы за внесение туда новых дополнений и исправлений. После ухода на пенсию у него будет больше времени, и если он посвятит его своей картотеке, то окончательно возьмет верх в соревновании с Радомыским.

Зеньчиковский-Завадский не отличается особой интеллигентностью или блестящим стилем. На фоне других он не выделяется даже своей биографией, которую со многих точек зрения можно считать типичной для «стариков» в «Свободной Европе».

Перед войной он был выдвинут депутатом в Сейм. Во время оккупации, как и Новак, принимал участие в «акции Н». Был даже некогда начальником нынешнего директора польской секции «Свободной Европы», но в Мюнхене Новак обогнал его. Зеньчиковский уже тогда отличался своим непримиримо враждебным отношением к СССР. Был одним из вдохновителей идеи заменить «акцию Г» (Германия) на «акцию Р» (Россия). По поручению Бур-Коморовского был переведен из отдела пропаганды в антикоммунистическое агентство («Антик»). После Варшавского восстания Зеньчиковский оказался в лагере для военнопленных офицеров. В 1945 году возвратился в Польшу. Находясь в Варшаве и Кракове, начал нелегальную подпольную деятельность, но, когда понял, что польские органы безопасности установили за ним наблюдение, бросил на произвол судьбы тех, кого сам втянул в это занятие, и вместе с женой направился в Италию, под крылышко генерала Андерса.

После расформирования 2-го корпуса ПСЗ (польских сил збройных) работал в редакции «Дзенника польскего» и одновременно сотрудничал в «Збернице» — разведывательном центре организации «Вольность и неподлеглость» («Свобода и независимость»), которая занималась шпионажем против Польши. Его вес укрепился, когда он стал активным деятелем Политического исполнительного совета «Неподлеглость и демократия» («Независимость и демократия»). В конце концов он так вырос, что от имени этой организации вошел в так называемый Отдел отечественного политического совета, который в 1950—1952 годах руководил деятельностью антипольского шпионского центра под Мюнхеном.

Этот центр, используя настроения обманутых антикоммунистической пропагандой поляков, очутившихся в эмиграции, организовывал разведывательную деятельность против Польши. Собирал материалы для американской, геленовской и других разведок. Самым мерзким в этом деле было то, что поляки использовались главным образом в качестве так называемых зайцев. Их переправляли, в одиночку или группами, в Польшу через «зеленую» границу. Слабо подготовленные, они обычно совершали какую-нибудь ошибку и сосредоточивали на себе внимание постов польских пограничников. Когда патрули приступали к поисковым операциям и на определенное время оставляли открытыми некоторые участки границы, туда посылались опытные шпионы. Руководители центра были разоблачены, и это в «польском» Лондоне в эмигрантских кругах вызвало большое замешательство и очень противоречивую реакцию. Центр перестал существовать, но Зеньчиковский не стал безработным. О нем позаботились американцы, а точнее — ЦРУ.

На масло к хлебу он начал подрабатывать еще раньше в «Свободной Европе», но только с 1954 года был официально зачислен в штат радиостанции. Здесь он считался экспертом по вопросам Польши. В его постоянные обязанности входило выбирать польских граждан, особенно из кругов интеллигенции, к которым стоит искать подход, чтобы побуждать их к антисоциалистической деятельности и антипартийным выступлениям. Он выбирал их для ЦРУ и других американских организаций.

После появления брошюры «Мюнхенский зверинец» Зеньчиковский в беседах «за тарелкой супа» пытался оправдываться. Конечно, не в своей деятельности в «Збернице», ибо об этом в брошюре почти не упоминается. Весьма оригинально звучали его рассуждения о Геббельсе, к которому, кажется, еще перед войной он питал большое уважение.

— Ну что Геббельс… — говорил он, старательно подбирая слова. — Его политические взгляды для меня, скорее, были чужды. Хотя надо признать, что современная теория элиты кое-что из этого взяла, опустив, конечно, зоологический расизм. Геббельс был для меня мастером в самом подходе к пропаганде, мастером методов, которые мы все пытаемся копировать, но делаем это бездарно…

Признания Зеньчиковского, наверняка искренние, могли бы быть девизом многих пропагандистских акций «Свободной Европы».

Вторым заместителем Яна Новака является Михал Гамарников-Гурецкий. Как и два его предшественника, он своим положением в ЦРУ обязан различным заслугам давних лет, ценимых американцами. Его трудовой стаж в нескольких разведках не меньше, чем у других членов руководства польской секции «Свободной Европы». Михал Гамарников — мужчина низкого роста, лысоватый, тучный; над его «статностью» часто насмехалась в своих карикатурах антисемитская бульварная гитлеровская газетенка «Дер Штюрмер». Наиболее характерной чертой Гамарникова, известной всей радиостанции, была его прожорливость.

Персонал Яна Новака раз в неделю покупал польскую колбасу и копчености. Их делал в Мюнхене немец из Силезии, мясник, по фамилии Грохут. Курьер польской секции Дьячишин получал заказы на эти дефицитные изделия и после доставки продуктов собирал деньги. Почти все мы снабжались таким образом. Гамарников всегда покупал больше всех, вызывая удивление даже в польской секции, ибо по примеру немцев сотрудники научились покупать ветчину ломтиками, а другие колбасные изделия на декаграммы. Этим дело не кончалось. Гамарников жадно хватался за колбасу и, не стесняясь присутствия других людей, мог съесть сразу килограмм или даже больше. Мне не хотелось бы повторять реплики, которые раздавались в его адрес.

С подобной же жадностью Гамарников смотрел на женщин, особенно на молодых. Ему уже перевалило за пятьдесят. Сплетники утверждали, что он не только смотрел…

Он считался «серым кардиналом» в «Свободной Европе», но его роль не сводилась только к этому. В своем поведении и честолюбии он был похож на Новака — оба хотели иметь власть и деньги. Однако у меня создалось впечатление, что если бы дело дошло до выбора, то Новак, несмотря ни на что, выбрал бы власть, а Гамарников — деньги. В целях упрочения своих позиций в «Свободной Европе» Новак тратил много времени и энергии на постоянные проверки лояльности персонала. Он хотел знать все о людях, которыми руководил. Его собственная агентурная сеть старательно собирала различные сведения о подчиненных. Благодаря этому о людях он действительно знал много. Знаний иного характера ему недоставало. Когда в «Свободной Европе» получили так называемый «Мемориал» Куроня и Модзелевского, вокруг которого поднялась позднее шумиха, Новак не мог понять многих: употреблявшихся в нем выражений. Ему пришлось объяснять основные термины. С этой точки зрения Гамарников перерос своего шефа.