— Ну с той тётей. Пхавда она хугалась и говохила, чтобы бабушка убхала от неё спиногхызов. Кто это такие? Чудовища, которые ночью пхячутся в шкафу?
— Что-то типа того… Не слушай больше такую ерунду. У бабушки после долгого перелёта недосып и она рассказывает всякую чепуху, — обнимаю свою девчулю и зацеловываю сладкое личико. Главное, что они со мной. Мы вместе. Всё наладится. Андрей не хочет их себе забирать. Это инициатива его матери. И пусть думают, что хотят. После всего этого, не видать им больше встреч с детьми. Надо узнать у Алекса, можно ли оградить хоть как-то девочек от общения с Комаровыми.
— Мам.
— Да, моя хорошая.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю. Сильно.
— Мама, только не хугайся, — приехали. Что бывшая свекровь наговорила им, что дочь боится сказать мне лишнее слово? Один день. Один, мать его, день, а мозги промыла так, словно я — самое страшное животное в их жизни. — У Ники после попкохна животик заболел, и бабушка её каким-то чаем для животика поила.
— Что?
— Ну она пакетики в кхужку с водой мочила, а потом заставила этот чай выпить. Ника не хотела. Бабушка её отхугала и заставила выпить.
— А ты? Ты пила?
— Нет.
— Побежали, — хватаю Настю за руку, и мы несёмся по коридорам искать хоть какого-нибудь врача.
— Я же просила вас никуда не ходить! — Прилетает мне в спину.
— Она пила какую-то траву! — Так же громко на развороте говорю я. — Настя расскажи! — И мы вместе повторяем всю историю для врача.
— А ты коробочку помнишь? — Спрашивает женщина.
— Да. Там цветочки желтые были. Маленькие.
— Ну, пойдем смотреть картинки. Потому что твоя сестрёнка отравилась. Это не аллергия. В желудке пусто. Сейчас она лежит под капельницей.
— Яся, — Алекс нагоняет нас. — Как она?
— А вы, папочка, почему не приехали вовремя? Дети по вам скучали. Разводятся, а про детей совсем не думают. Эгоисты!
— Он не папа. С их отцом мы разводимся, а это друг семьи, который помог нам доехать сюда — осекаю врача. Пока мы сидим в кабинете и смотрим картинки, я нормально рассказываю всю историю, и женщина смягчается. Все вместе мы находим похожую коробочку. Это, блин, чистотел! Я пытаюсь дозвониться до Аллы Валентиновны, но телефон по-прежнему выключен.
— Теперь мы хотя бы знаем, чем примерно она отравилась, но советую дозвониться и уточнить.
— Я не понимаю. Она же взрослый человек. Почему? — Искренне не понимаю, что побудило женщину преклонных лет такое сотворить.
— Вам нужно остаться с малышкой. Она побудет у нас дней пять-шесть. Отпустить вас домой я не могу, — я с тревогой смотрю на Настю.
— Милая, дядя Алекс отвезёт тебя к бабушке, — говорю и у самой сердце разрывается.
— Я хочу с тобой. Не хочу к бабушке, — начинает снова плакать моя девочка и я реву вместе с ней.
— А можно? — С надеждой смотрю на врача. Совсем не помню, как её зовут. Она представлялась?
— Нет. Решайте, что делать. Я пока пойду проверю, как там девочка, — она выходит, а мы обе начинаем реветь ещё сильнее.
— Я отвезу, но стоит ли? — Мужской вкрадчивый баритон почему-то отзывается теплотой и заботой во мне.
— Да не к Алле Валентиновне, а к моей маме. В Колчаново. Поедешь? — Сморю уже на Настю. — Дедуля будет тебя ждать.
— К дедуле поеду. Он обещал на хыбалку со мной сходить — тихо соглашается Настенька.
— Вот и славно, — глажу Настю по голове в попытке успокоить себя, что это вынужденная мера. — Я напишу тебе адрес. Два часа и вы на месте, — Алекс только кивает. На всё согласен. Рыцарь дня. Даже немного раздражает.
Беру телефон и набираю маму. Вот уж чего не хотела всё это время — тревожить родителей. Нет. Они, конечно, знали, что у меня развод на носу. Переживали. Только вот сейчас всё стало намного хуже.
Объясняться долго не пришлось, бабушка с дедушкой, конечно же, с радостью согласились забрать внучку к себе на неделю.
— Ясмина, я отвезу её завтра утром.
— Хорошо. Спасибо. Только привези нам вещи. Список я тебе тоже напишу.
Мы все вместе дожидаемся перевода Вероники после капельницы в обычную палату. Ну, и меня к ней тоже подселяют. На первую ночь Нина Васильевна, я всё же набралась смелости и переспросила её имя, выдаёт мне тапочки. И успокаивает, что с малышкой теперь уже всё в порядке, только она без сил и просто спит. Просит звать дежурную медсестру, если поднимется температура и уходит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Алекс, спасибо. Я сейчас соберу мозги в кучу и напишу тебе адрес, список вещей и где они находятся, — мне немного неудобно его просить, но больше некого.
— Всё хорошо, — он нежно проводит по светлым волосам Вероники. — Мы успели. Она поправится. Настя, поедем домой? — Он протягивает руку, но девочка не спешит довериться.
— Мама, я хочу остаться.
Мы ещё немного обнимаемся. Я в трёхсотый раз повторяю, что люблю её.
— Ты — моё сокровище. Ника поправится, и мы больше не будем расставаться. Всегда вместе. Всегда рядом. Я буду звонить каждый день, — не знаю кого больше уговариваю: её или себя, но она успокаивается и уходит вместе с Сашей. А я падаю на пол рядом с кроватью своего младшего счастья и тихо, беззвучно плачу.
Боюсь разбудить её. И в то же время очень хочу, чтобы она открыла свои глазки. Глажу пальцами по маленькой ладошке, снова молюсь, и даю себе обещание, что справлюсь. Ради них со всем справлюсь. Так и засыпаю, прислонившись к кровати и целуя любимые пухленькие пальчики.
Глава 23
Алекс
— Дядя Саша, ну пхосыпайся уже. Я кушать хочу. Фхуктов нет, а ты хапишь!
— А? Да? Уже? — Ничего не понимаю. Продираю глаза. Солнце светит вовсю. Вчера мы с Настей приехали домой ночью, практически утром. Она просила кушать, а пока я разогревал ей кашу, девочка уснула. Прямо за столом. С ложкой в руках. Я аккуратно перенёс её в кроватку и пошёл укладываться сам. Минут через пятнадцать она проснулась и разревелась. И мне пришлось сидеть рядом, гладить её по голове.
Это было слишком трогательно. Настя крепко держала меня за руку и спала. Маленькая ладошка в моей огромной лапище. Доверие. Вот, что это значило для меня. Малышка мне доверяет. Вот бы ещё её мама доверилась так же. Стоило только забрать руку, как она начинала снова хныкать. Поэтому я не смог уйти от неё. Так и уснул сидя на полу и держа её за руку. А теперь всё тело ломит.
— Ну встава-а-ай! — Трясёт она меня за плечо.
— Сейчас, ещё пять минуточек, — ложусь на спину и сильно вытягиваюсь. Никогда не подозревал, что растянуться на полу это так чудесно.
— Мам, он спит. Как хоёк. Сухок? Да будила уже. Ты же вчера фхукты не купила, а мне сегодня завтракать нечем, — ей точно пять? Этот командирский голос въедается в мозг, и я встаю. Вот же. Маленькая какая, а уже отчитывает всех. — А Ника уже попхавилась? Тогда я хочу к вам!
— Поедем. Обязательно поедем, только смилуйся и дай мне телефон, — девочка подпрыгивает на месте, словно не ожидала, что встану так быстро, и тут же протягивает мне телефон. — Доброе утро, моя хорошая. Как у вас дела? — Да. Я неадекватен. Заполучить, наконец-то, свою прелесть в личное пользование навсегда и тут же потерять доступ — это где ж я настолько сильно нагрешил, что меня так изощрённо наказали?
— Саш, мне сейчас совсем не до сюсюканий, — она обречённо вздыхает. — Давай всё потом. Список вещей и где они лежат я тебе написала. Адрес моих родителей тоже. Они ждут вас, — приехали. Строгий тон и сухие фразы. Нет, дорогая, так не пойдёт. Ты моя. Вся. И я уже знаю, какая ты горячая и чувственная.
— Когда потом? — Я тоже могу быть строгим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Никогда-нибудь.
— Это игра слов такая? — Вот сейчас я жду улыбки, а не откровенной издёвки.
— Саша… — Она замолкает. Чувствую, что опять делаю что-то не так. Что ж, тебе нужны доказательства, что я не просто поразвлечься с тобой хочу? Будут тебе доказательства.
— Ты мне нужна. Сейчас. Вся. Целиком. И ты обещала.