Читать интересную книгу Слотеры. Бог плоти - Виталий Обедин

– Тягучее и сладкое, как вы любите, милорд!

– Накорми мальчишку горячим, а мне подай бумагу и чернила, – распорядился я. – Надо пару писем отписать.

Ван закинул тряпку на плечо, но не убежал немедленно за письменными принадлежностями, а только горестно засопел, словно прихожанин, пришедший на исповедь в Строгую церковь после оргии и не знающий, с какого греха ему начать.

– Что не так?

– Бумага, милорд, – тоскливо вздохнул Упитанный Ван. – Бумага закончилась.

– У тебя что, клиенты записок никогда не пишут?

– Да нет, милорд! Со вчера еще десть, значитца, оставалась, да только заходил мессир ад’Уолк со свитой своих прихлебателей и всю как есть извели на игру в похабные куплеты. Вы же этих молодых нобилей знаете – им бы, значитца, только вино хлестать да стишками бумагу портить… С утра думал слугу отправить прикупить десть-другую, да запамятовал.

Я раздраженно потер подбородок.

Даже в таких мелочах с арборийским нахалом все через пень-колоду выходит. Может, у него оберег какой хитрый есть, чтобы со следа сбивать? Надо бы провести пару нехитрых ритуалов, проверить. Но это потом, а пока такой мелочью меня не смутить. В Палату негоциантов дойду и своими ногами, а с Котом можно не чиниться.

– У тебя оберточная бумага есть? Не вощеная?

– Есть, милорд, – просиял толстяк, счастливый, что может угодить грозному клиенту.

– Сойдет и такая. Тащи. И про мальчишку не забудь. Что там у тебя из горячего?

– Похлебка есть гороховая на бараньем жиру, сытная да наваристая. Как раз впору для огольца.

Мальчишка шумно сглотнул – со сна, видать, ничего еще не ел.

– Как управишься с похлебкой – отнесешь боссу записку, – распорядился я в адрес юного Кошака. – Скажешь, сведения, какие прошу, нужны уже к вечеру, так что пусть уж расстарается. Сам он может и не являться, главное, чтобы ответ отправил. С нарочитым или бесом, мне без разницы.

– Понял, милорд, – кивнул мальчишка. И, набравшись смелости, добавил: – Вином угостите?

Я дал ему легкий подзатыльник:

– Мал еще вино хлестать. Ван, принеси ему кружку сидра. И что там с бумагой?

…Стоп!

Давешняя неуловимая мысль-невидимка, крутившаяся в голове, на мгновение замедлила свой бег. Торопясь прижучить ее, прежде чем успеет затеряться среди прочих дум, я даже хлопнул ладонью по столу, заставив и мальчишку из кошачьей банды, и хозяина таверны подпрыгнуть на месте.

«С бумагой»?

Бумага.

– Кровь и пепел! Бумага!

Огромный и тучный хозяин таверны и маленький, тощий, как прутик, Кошак смотрели на меня одинаково круглыми перепуганными глазами, но мне было не до них. Махнув им рукой, я принялся усиленно морщить лоб. Как же Мастер там дословно-то причитал-хныкал? Ну же, Сет…

Я опустил руку на эфес шпаги и забарабанил по стальным кольцам пальцами, силясь припомнить.

«…есть одна девушка… очень красивая… дочь богатого купца, избалованная, капризная, с ледяным сердцем… но прекрасная, как нимфа… Стерва проклятая! И любовь моей жизни… Люблю ее и ненавижу… принцесса бумажная…»

Принцесса бумажная.

Вот оно!

Такой оборот в речи молодого мага не мог всплыть случайно. Отец его Мэриэтты, видать, бумагой приторговывает, да по-крупному, иначе солидного капитала не сделать. Пойманная мысль трепыхалась, точно рыба, попавшая на крючок. И круги от нее шли точно так же. Где одно воспоминание-догадка, там и другое. Купец-арбориец, торгующий бумагой… Уж не по его ли душу изрыгал проклятия шарикообразный сантагийский торговец, у которого сорвался договор с одним из ведомств Магистрата?

Ха, вот тебе и оберег-отводник!

Наконец за эти два дня повезло и мне.

Осталось только вспомнить, как же там его звали, этого пузыря на ножках, что топал по бульвару Скрипучих Перьев, ничего не видя вокруг себя? Ну как там было?..

«…что они понимают в бумаге! Ну, ничего! Они еще вспомнят старину де Сузу».

Значит, де Суза.

Сантагийский негоциант, промышляющий бумагой, по фамилии де Суза, который знает некоего арборийского купца, заявившегося в Ур и нагло перебившего цену на крупную поставку бумаги, потому что… потому что… Я быстрее забарабанил пальцами и даже сморщился, напрягая память. Потому что полфлорина за десть – дорого для бумаги, которую надо везти из-за моря.

Торжествующая усмешка сама собой обозначилась на лице.

Иногда все бывает так просто.

Уверен, мессир де Суза будет просто счастлив назвать имя своего обидчика одному из Выродков – вдруг все обернется тем, что конкуренту руки-ноги повыдергивают? Тут даже если сорвавшийся контракт будет не вернуть – какое-никакое утешение.

– Хрен с ней, с бумагой, Ван. А ты слушай сюда, малый: доешь, побежишь на Королевский тракт, оттуда на Бомон-Тизис, знаешь, как покороче будет?

– Вестимо, милорд. Срежу через Бычий тупик, потом дворами, потом…

– Ага, дальше слушай. Выйдешь к Палате негоциантов. Там спросишь мессира Тадеуша Вокслу. Повтори.

– Мессир Тадеуш Воксла… – послушно повторил Кошак, а затем насупился. – Только не пустят меня внутрь. Рылом не вышел. А еще больше – платьем.

Он оттянул ворот своей штопаной-перештопаной куртки и с сомнением осмотрел ветхую, расползающуюся от старости и грязи ткань.

– Вот этим блеснешь – пустят. Поймут, что по делу отправлен, и серьезным человеком.

Я катнул ему по столу золотую монету, и юная пропащая душа аж застыла, не смея двинуться. Серебро из кошельков ему, может, и случалось тырить, но золота в руках мальчишка никогда не держал. Небось и близко не видел.

– Так вот, спросишь мессира Вокслу. Передашь ему: Сет Ублюдок Слотер шлет приветствие и просит оказать помощь. Пусть посмотрит в книгах Палаты, что за торговец такой есть у нас в городе – де Суза. Запомнил? Де Су-у-за. По тому, что о нем известно: уроженец из Сантагии, промышляет торговлей бумагой и, возможно, сопутствующими товарами. Мне нужно полное имя, адрес конторы, а если есть, то и адрес апартаментов, где проживает. Ответ жду с почтовым бесом сей же час. Передашь Воксле, чтобы отправил его прямо из Палаты. Монету отдашь за труды.

Мальчишка, завороженно разглядывающий маленький золотой кружок, вздохнул и закивал головой: мол, все понял.

– А это – уже тебе за расторопность.

Я положил на стол серебряный флорин.

– Вы очень добры, милорд.

Сбоку подошел Упитанный Ван: поставил на стол парящую тарелку с пахучим разваренным горохом, накрытую толстым ломтем хлеба. Юный Кошак торопливо спрятал деньги и решительно взялся за ложку.

– Да, еще. Скажешь боссу, что вечером я все-таки жду его у себя. Возможно, потребуется пара внимательных глаз и быстрых ног.

– Ага, – с трудом прошамкал мальчишка набитым ртом.

Худой и тощий, захлебывающийся от жадности гороховой похлебкой, он выглядел очень маленьким и ужасно худым. Язык не поворачивался назвать его членом банды. Но под дырявой штаниной к левой ноге Кошака был подвязан обломок ножа, заточенного до бритвенной остроты, а впалую птичью грудь пересекали косые резаные шрамы, полученные в уличных драках.

И татуировку-клеймо Кот не поставил бы абы кому.

К полудню я знал полное имя торговца из Сантагии: Родиньо де Суза-и-Терио, владелец лавки мануфактурных товаров на Коул-Тизис. А к вечеру мессир Родиньо де Суза, трясясь от страха и обильно потея (однако же не особо скрывая злорадных ноток в голосе), назвал имя своего обидчика.

Михел Лаврин, купец первой гильдии.

Крупный арборийский магнат, поставляющий в Ур корабельный лес, сукно и лен, мед и воск, а также бумагу. Последняя, если верить профессиональному заключению мессира де Сузы, отличалась ужасно низким качеством и годилась только на подтирку задницы, да и то не всякой, а токмо волосатой арборийской, ибо для прочих – слишком груба. И да, у этого трижды недостопочтимого купца – чтоб черти перекололи вилами всех бесчестных торгашей-бори! – есть молодая дочь.

Красивая.

Даже очень красивая для арборийки. Но, видит небо, к последнему Лаврин никакого отношения иметь не может, потому как даже ежу очевидно: все, к чему прикасаются руки этого бесстыдного сквалыги, неминуемо должно оборачиваться трухой да дерьмом. Небось шестнадцать лет назад в доме Лаврина задержался на ночь случайный менестрель из Сантагии.

Излишне пересказывать все дополнительные сведения, которыми снабдил меня словоохотливый негоциант. Забавно, но Мэриэтту Мастера Плоти, оказывается, и звали-то похоже – Мария.

Я нашел нужную девушку.

Не откладывая дело в долгий ящик, я тем же вечером нанес визит магнату и коротко переговорил с ним относительно странного ухажера. К моему удовольствию, Михел Лаврин сразу понял, о ком идет речь.

Негоциант оказался грузным сильным мужчиной с окладистой бородой и косматыми бровями. По-уранийски он говорил с чудовищным акцентом и длинными паузами, во время которых старательно подбирал слова. Кажется, он даже проговаривал фразы целиком про себя, прежде чем произнести вслух. Из-за этого со стороны Лаврин мог сойти за эдакого добродушного и недалекого деревенского мужика, но блеклые голубые глаза смотрели цепко и внимательно, а в густых зарослях бороды прятался упрямый волевой подбородок.