Читать интересную книгу Гражданская война в России - Сергей Кара-Мурза

Таким образом, в отличие от того, что приходилось слышать во время перестройки от наших либеральных идеологов (например, А.Н.Яковлева), понимание воли у крестьян вовсе не было архаичным. В нем, конечно, отвергалась идея разделения человечества на «атомы» (индивиды), представление о человеке было общинным, но это представление вполне вмещало в себя Гражданскую концепцию прав и свобод. Здесь можно провести аналогию с мыслью А.В.Чаянова о том, что сложная структура процесса в некапиталистическом хозяйстве крестьянского двора имеет под собой политэкономическое обоснование, относящееся к теории рыночной экономики («хрематистике») примерно как геометрия Лобачевского к геометрии Эвклида. В рамках мироощущения традиционного общества крестьяне России в начале XX века имели развитые и одинаково понимаемые в пределах России представления о гражданских свободах. Вот что сказано в принятом 31 июля 1905 г. приговоре Прямухинского волостного схода Новоторжского уезда Тверской губ.:

Крестьяне давно бы высказали свои нужды. Но правительство полицейскими средствами, как железными клещами, сдавило свободу слова русских людей. Мы лишены права открыто говорить о своих нуждах, мы не можем читать правдивое слово о нуждах народа. Не желая дольше быть безгласными рабами, мы требуем: свободы слова, печати, собраний (2, с. 254).

Как известно, правящая верхушка в то время категорически отвергла требование введения бессословности. Было вполне правильно понято, что это изменение «сознательно или бессознательно» ведет Россию к ликвидации монархии и установлению республиканского строя, ибо именно сословность является одной из важнейших опор монархии.

Падение монархии в феврале 1917 г. во многом и было предопределено тем, что крестьяне необратимо отвергли сословное разделение (и в равной мере — классовое). Понятно, что когда на политической сцене возникло вооруженное Белое движение, в котором ожила, даже в акцентированной форме, идея сословной «белой» России, это толкнуло страну к Гражданской войне.

Современные исследования массового сознания крестьян, проведенные путем изучения большого массива документов 1905–1907 гг. (наказов, приговоров и петиций), подводят нас к важному выводу о методологических причинах того разрыва внутри революционного социалистического движения, который и привел к трагедии Гражданской войны. Сейчас эти причины видятся таким образом.

Революционная интеллигенция, которая вырабатывала идеологию, стратегию и тактику русской революции, получила европейское образование и в начале XX века находилась под сильнейшим влиянием марксизма. Во время идейной борьбы с народниками (и тем более с «реакционными» славянофилами) евроцентризм, присутствовавший в марксизме, был во взглядах русских интеллигентов-революционеров усилен и даже гипертрофирован по сравнению со взглядами самого Маркса[19].

Согласно тому видению истории, которое было принято в историческом материализме и исходило из представления о «столбовой дороге цивилизации» как смене социально-экономических формаций, на той стадии развития, на котором находилась Россия, революционным классом должна была быть буржуазия и помогающий ей пролетариат (как «производное» от буржуазии). Именно они рассматривались как носители прогресса и модернизации. Главной задачей революции в России, которая, следовательно, могла быть только буржуазной, являлась демократизация — свержение монархии, устранение сословных перегородок, ликвидация барьеров на пути свободного развития капитализма в деревне и городе. В такой революции крестьянство, как консервативная монархическая сила, опора традиционного общества, виделось противником главных устремлений революции.

Над интеллигенцией довлели западная концепция Гражданского общества и образ Великой французской революции. Суть этой концепции была такова. Только свободные граждане, преодолевшие общинность и «азиатчину» (а таковыми на данном этапе представлялись буржуазия и пролетариат), могли быть субъектами революций. И аристократия, и крестьяне, эти носители традиционного сознания, были реакционны. В лучшем случае крестьянство могло стать «попутчиком» революции и ее «материалом». Впоследствии, когда крестьянство будет разложено на сельскую буржуазию и сельский пролетариат, а капитализм в России исчерпает возможности служить мотором развития производительных сил, созреют условия для социалистической пролетарской революции. В такой схеме и в таких категориях мыслили все течения социалистической мысли.

Ленин первый перешел к принципиально иной модели, объясняющей природу русской революции и место в ней крестьянства. Но и он «приходил к ленинизму» трудно, с отступлениями и противоречиями. Нового категориального языка не возникло, традиционное сословное российское общество считалось архаичным и противопоставлялось гражданскому обществу. Такое видение сохранилось и сегодня, и наши нынешние либералы и демократы недалеко ушли в этом от кадетов и меньшевиков.

Между тем и в категориях гражданского общества можно было всем социалистам найти общую платформу и избежать предоктябрьского раскола. Точнее, добиться отхода основной массы искренних социалистов, эсеров и меньшевиков от масонской верхушки их партий. В этом случае не произошло бы Гражданской войны и не было бы массовых репрессий 30-х годов. Что же этому помешало?

В той модели российского общества, которая господствовала в интеллигентском сознании накануне 1917 г., была искажена мера. Политическое кипение столиц и университетов скрывало состояние «молчаливой» массы крестьян, и вследствие этого значение сословности общества было резко преувеличено. Между тем в социальном, культурном, мировоззренческом отношении крестьяне и рабочие, которые представляли собой более 90 % жителей России, являлись единым народом, не разделенным никакими сословными и классовыми перегородками. Это был уникальный исторический момент, благодаря которому и стала возможна первая реализация проекта солидарного жизнеустройства. Нынешнее его отступление в России, каким бы болезненным оно ни было, есть явление временное.

Этот единый народ рабочих и крестьян и был гражданским обществом России. Это было именно ядро всего общества, составленное из свободных граждан, имеющих сходные идеалы и интересы. Оно было отлично от западного гражданского общества тем, что представляло собой Республику трудящихся, в то время как ядро западного общества представляло собой Республику собственников. Сословные «оболочки» российского общества (дворяне, буржуазия, чиновничество) утрачивали жизненные силы и даже в краткосрочной перспективе должны были занять подчиненное положение, как это и произошло поначалу в советское время.

В ходе революции 1905–1907 гг. русские рабочие и крестьяне обрели столь сильно выраженное гражданское чувство, что стали народом даже в том смысле, какой придавали этому слову якобинцы, — революционным народом, спасающим Отечество. Более того, это «русское Гражданское общество» было очень развитым и в смысле внутренней организации. Если на Западе после рассыпания общин и превращения людей в «свободные атомы» потребовалось около двух веков для того, чтобы из этой человеческой пыли начали складываться ассоциации для ведения борьбы за свои права и интересы (партии, профсоюзы и т. д.), то Россия эти структуры унаследовала от своей долгой истории.

Такой структурой, принимавшей множественные и очень гибкие формы, была община, пережившая татарское иго и феодализм, абсолютизм монархии и наступление капитализма. Маркс замечательно уловил эту роль русской общины, но не успел развить эту важную мысль. Соединение граждан огромного революционного народа в общины сразу создавало организационную матрицу и для государственного строительства и самоуправления, и для поиска хозяйственных форм с большим потенциалом развития.

Не в вялой русской буржуазии, которая уже не могла повторить рывка «юной» буржуазии Запада, и не в мифическом «пролетариате», собственнике и продавце рабочей силы, какого в России и в помине не было, следовало эсерам и меньшевикам видеть субъекта русской революции, а в этом огромном и едином народе, носителе гражданского сознания. Если так, то и не следовало им считать Октябрь контрреволюцией и начинать против этого народа свою обреченную на поражение Гражданскую войну. Но так не получилось.

После 1905 г. крестьяне стали нетерпимы и к привычным ранее издевательствам начальников — короткий миг революционного разрыва с господствующими кругами преобразил представление крестьян о самих себе. Вот приговор из Арзамасского уезда Нижегородской губ. в губернское земское собрание: