очередным упрекам и шантажам. Коля не помнил, сколько так просидел в раздевалке и как добрался домой. Но с реакцией Александра Юрьевича не прогадал.
Литвинов-старший был донельзя рассержен. На морщинистом широком лбу выступила синяя вена, пульсирующая с такой силой и скоростью, что, казалось, она вот-вот лопнет. В его черных с серебром глазах виднелся отлив рыжего пламени. Оно не тлело, а разгоралось с пущей силой. И искры этого яростного огня были последствием неудачной выездной серии. Александр Юрьевич едва не вышел из себя, когда увидел в окне желтый свет автомобильных фар. Это Николай вернулся домой.
Черная машина неспешно заехала во двор, а затем и в гараж. Вскоре тень Коли показалась во дворе. Он о чем-то переговаривался с охранником. И его размеренность и спокойствие еще больше раздражали Александра Юрьевича. Литвинов-старший, уперев руки в бока, принялся нервно расхаживать по комнате. Ожидание затянулось в несколько минут.
— Как это понимать? — с гневом выпалил Александр Юрьевич, когда Николай показался на горизонте.
— Воспринимай это как неудачную выездную серию, — спокойно ответил Коля, подойдя ближе к отцу и заглядывая тому в глаза.
— Три проигрыша из четырех матчей!
— Мы не роботы, чтобы выигрывать каждый раз, как тебе этого хочется. Ты никогда не принимал во внимание человеческий фактор.
— Бездари! И куда ты только тратишь свои ресурсы? На команду, которая болтается на дне турнирной таблицы?
— Ты несправедлив.
— А ты упертый! «Лисы» тебе больше не команда! — кулак Александра Юрьевича ударился о стену.
— А какая команда по мне, м? В КХЛ только «Лисы» представляют нашу страну. Вряд ли ты спустишь меня с цепи, на которую посадил, и отправишь в Москву или Питер.
— Я не сажал тебя на цепь! Следи за словами! — Литвинов-старший оскалился, и в секундной тишине был уловим скрежет его зубов.
— А как называется то, что происходит между нами? Здоровые детско-родительские отношения?
Николай заметил, как пальцы Александра Юрьевича сжались в кулаки. Но не подал виду. Тот часто так делал, когда гнев овладевал им. То, что произошло дальше, Коля никак не ожидал. Литвинов-старший до того разозлился, что сдержать себя было сложно. Он замахнулся и впечатал кулак в щеку сына. Николай пошатнулся от молниеносного удара. Обида огромным комом встала в горле. Внутри все кричало от несправедливости. Но снаружи ни один мускул не шевельнулся.
— Твой метод кнута и пряника работает отвратительно, — выпалил Коля, приложив руку к саднящей от удара скуле. — И после этого ты думаешь, что не сажал меня на цепь.
— Месяц. Ваши позорные матчи я терплю лишь один месяц. Если вы не подниметесь хотя бы на двенадцатое место в таблице, ты распрощаешься с хоккеем навсегда. И тебя уже ничего не спасет.
Глава 7
I can't tell you what it really is,
Я не могу сказать, что же это на самом деле,
I can only tell you what it feels like,
Могу лишь сказать, каково чувствовать это,
And right now it's a steel knife in my windpipe,
Сейчас у меня словно стальной нож в горле,
I can't breathe, but I still fight while I can fight,
Я не могу дышать, но буду бороться, сколько смогу.
Почти всю ночь Николай не сомкнул глаз: бессонница взяла его в свой плен. Он то лежал на кровати в домашней одежде, то подходил к окну и наблюдал за тем, как ночь окутала их сад, то брал в руки третий том «Война и мир» Льва Толстого в старинном переплете. Звезды то зажигались ярким светом, то потухали, как спичка. Мысли беспорядочно крутились у него в голове. Скула саднила от отцовского удара и становилась напоминанием его бессилия. Как бы Коля ни старался, противостоять Александру Юрьевичу становилось все тяжелее. Любая просадка в турнирной таблице злила отца и отторгала Николая от мечты.
Уснуть удалось только к трем часам ночи. Однако с полноценным отдыхом это нельзя было отождествлять: Литвинов крутился на кровати и открывал веки каждые десять минут. Из головы по-прежнему не выходил поступок Александра Юрьевича. Слово. Размах кулака. Удар в скулу. Ультиматум. Ощущение собственной ничтожности. Из-за этого воспоминания, вспышками мерцающего даже во сне, в пять утра Николай подорвался с места. Упершись ладонями в матрас, взглянул в панорамное окно, завешенное полупрозрачным тюлем. Ночная мгла постепенно растворялась в первых признаках рассвета. Он спрыгнул с кровати и спустился по лестнице на первый этаж. Бег на дорожке — это то, что всегда помогало ему собраться воедино и абстрагироваться от триггерной ситуации.
Переодеваться из ночных черных штанов и темно-синей футболки в спортивную одежду Коля не стал. Сбросить запущенный мыслительный процесс и прийти к заводским настройкам хотелось прямо сейчас. Он погрузил ноги в кроссовки и направился в сторону беговой дорожки. Отрегулировав ее наклон, стал на ленту. Палец потянулся к таблу с большим количеством кнопок и с натиском нажал на «Старт». Лента медленно пришла в движение, и постепенно Коля набирал скорость, переходя с шага на бег. Каждое приземление ног на беговую ленту отдавалось громким звоном в ушах, и, если бы полотно было мягким, то на нем бесспорно остались бы вмятины: с такой силой Литвинов ступал на него.
Слово. Размах кулака. Удар в скулу. Ультиматум. Ощущение собственной ничтожности.
Крепко зажмурив веки, Николай прибавил скорость. Он снова мчался без остановки, как в ту ночь, когда «Лисы» проиграли стартовый матч в сезоне. Только вот он больше не надеялся на отцовскую любовь. Колю испепеляло чувство ненависти и отвращения к нему, единственному родителю. К тому, кто поднял на него руку во второй раз. И на этот раз массивный кулак все же отпечатался на его лице. Разве нормальные родители так поступают?
Николай бежал и бежал, пока дыхательные пути не сковало алюминиевым обручем. Широко распахнув веки, он уставился перед собой. В глазах от интенсивной нагрузки замелькали сине-зеленые мушки. Со лба стекали капельки пота, солоноватый вкус которых ощущался на искусанных губах. Мышцы заныли, но Коле не впервой. Вслепую кликнув по таблу, он остановил движение ленты и спрыгнул с беговой дорожки.
За окном уже рассвело. Значит, Коля провел на беговой дорожке около полутора часов. Внутренний циферблат явно сломался, ведь по собственным ощущениям Николай пробыл в тренажерном зале гораздо меньше. Отдышавшись, он направился в душевую, что была сопряжена с тренажерной комнатой. Горячая вода омыла пот, и солоноватый привкус больше не чувствовался на губах. Шампунь, нанесенный на волосы, превратился в обильную пену, что стала стекать вниз и попадала в глаза.