Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но под нее хорошо танцевать.
— А ты действительно хочешь танцевать? — удивился я. — Здесь?
Моя однокомнатная квартирка подходила для чего угодно, но все-таки до танцзала ей было далеко.
— А ты нет? — Яна разочарованно вложила кассету и включила магнитофон.
Когда мы вышли из такси, она спросила только:
— Вот, значит, где ты живешь?
— Да, — ответил я, — микрорайон Петршины, дом гостиничного типа, и мы должны вести себя тихо. Дом панельный, а у меня кошмарные соседи.
Я вспомнил об инженере Визнере.
— Над чем ты смеешься? — спросила в лифте Яна.
— Ты меня, наверное, не поймешь, — сказал я. — Просто иногда человеку может очень пригодиться то, что у него любопытные и вредные соседи.
— Уже десять, — посмотрел я на часы, — во сколько ты должна быть дома?
— Не бери в голову.
— Ты же мне рассказывала, какая ты примерная дочь.
Лифт остановился на моем девятом этаже. К сожалению (на случай, если бы мне на этот вечер тоже понадобилось алиби), мы никого не встретили.
— Как у тебя противно! — провозгласила решительно Яна, едва я зажег свет.
— Это же почти общежитие, пойми, — сказал я.
— Все равно противно, — настаивала она. — А что мы будем пить?
С воскресенья я пополнил запасы в холодильнике.
— Розового нет, но, может, ты выпьешь красного?
— Гм. — Она опять приняла крайне глубокомысленный вид. — Я бы выпила виски.
Тем не менее для начала она решила потанцевать.
— Сделай тише, — попросил я.
Под белой шубкой на Яне был брючный твидовый костюм, а под жакетом — облегающий жилет; шею охватывал металлический обруч.
— Ну, иди же, — сказала она и протянула ко мне руки.
Безо всякого энтузиазма я поднялся с кресла и обнял веснушчатого распорядителя бала.
— Яна…
— Не прижимайся ко мне, — нахмурилась она, — это глупая музыка, я поставлю что-нибудь быстрое…
Она выскользнула из моих объятий и стала возиться с магнитофоном. Ко мне подбиралась усталость, которую усугубляла активность этой девицы.
— У тебя такой вид, будто ты хочешь спать… И ты зевнул, — обиделась она.
— Ну и что? — буркнул я. — Может, я действительно устал, и, может, есть целая куча причин, чтобы…
Это была быстрая мелодичная музыка, и мы не касались друг друга.
— Может быть, — сказала Яна. — В твоем почтовом ящике что-то лежит, если это тебя интересует.
— Ты вычислила мой почтовый ящик? — искренне удивился я.
— Пока ты искал ключ от лифта, — пожала Яна плечами, — я на него взглянула.
— А вдруг там что-то страшно важное? — нахмурился я.
— Так иди посмотри.
— А когда тебе надо домой? — намекнул я и вновь откровенно зевнул.
— Не сейчас, — сказала Яна, — так что не волнуйся и иди. Я подожду.
Я пошел. И опять ни на лестнице, ни внизу в вестибюле никого не встретил. Теперь я уже обращал внимание на такие детали. В ящике лежала сложенная телеграмма. Неужели опять от Геды? Нет, не от Геды. На этот раз от Камила. «В пятницу в десять запись на радио.
Я покрутил головой. Вылетать из группы Камила как раз тогда, когда она наконец-то начинает записываться… Мятую телеграмму я сунул в карман и поехал наверх. Дверь я оставил полуоткрытой. Как будто ничего не изменилось. Я видел узкую щель, но в квартире было темно. Может, Яна убежала, пока я поднимался на лифте?
— Я здесь, — раздалось из темноты. — Не зажигай свет.
Я закрыл дверь и услышал шорох. На кресле лежал твидовый костюм, а тахта была расстелена. Медленно, ни о чем не думая, я разделся.
— Нет, — прошептала Яна.
Я влез к ней под одеяло и тут же попытался ее обнять.
— Расскажи мне что-нибудь интересное, — сказала она тихо и отодвинулась к стене, — и веди себя хорошо.
33
Проснулся я не очень поздно, но рядом со мной никого не было. Часы показывали восемь. На столе все еще стояли две рюмки. Когда же она ушла? Выбравшись из-под одеяла, я в недоумении застыл на ковре. Между рюмками лежали ручка и салфетка, на которой было написано: «Люблю, ты вел себя хорошо. Позвони».
Постепенно мне припомнились события прошедшей ночи. Как только она мне отказала, я вылез из постели, надел пижаму и закурил. Потом позвонила Геда. Яна, должно быть, слышала каждое мое слово.
— Что нового?
— Ничего, — сказал я.
— А ты говорил с капитаном?
— Я не могу так сразу, — объяснил я.
— Ты случайно не плюнул на это дело? — с беспокойством осведомилась моя бывшая жена. — Ты же сказал мне, что отыщешь капитана и…
— У меня сейчас нет особого желания разговаривать, — грубо перебил я ее, — завтра созвонимся.
— Ты один?… — Она недоумевала.
— Нет, — сказал я.
И услышал, как на другом конце провода она швырнула трубку.
— Это звонила твоя бывшая жена?
— Да, — сказал я, — Геда.
— Не надо было так… — сказала Яна и, заметив мои взгляд, натянула одеяло по самый подбородок.
— А разве я хамил? — спросил я. — Меня просто разозлило, что…
Она не дала мне договорить.
— А со мной ты так никогда не будешь обращаться?
— Конечно, нет, — улыбнулся я и неловко попытался расстегнуть ей лифчик.
— Честмир, — протянула она и свернулась под одеялом калачиком, — я очень хочу стать твоей девушкой.
. — Да я же тоже этого хочу! — чуть ли не прорычал я.
— Это не одно и то же, — улыбнулась Яна, — ты ужасно глупый…
— Ну, извини, — сказал я и уже во второй раз за этот вечер встал с постели.
Пожалуй, стоило оставить сигареты, спички и пепельницу возле себя. По крайней мере до тех пор, пока это создание не уснет. Создание, однако, и не собиралось спать.
— Расскажи что-нибудь, — попросила она, погладив меня по щеке.
— Например, сказку?
— Например.
— Жил-был один тип, — начал я саркастически, — которому не давала житья милиция, подозревая в убийстве…
— Это не то, — сказала Яна, — ты обещал сказку, а эту болтовню я слушать не желаю…
— Хорошо, тогда по-другому, — сказал я, — стояла избушка в Черном лесу!
— А дальше?
— Ив этой избушке в Черном лесу, на серебряном лужку варила кашку мышка по прозвищу «норушка».
Яна, которая сидела на постели скрестив ноги, захлопала в ладоши:
— Ну, и что было потом?
— Не перебивай меня, пожалуйста… мышка варила кашку и тому ее давала из своих детишек-шалунишек, кого сочла достойным, но все равно всем не хватило, поскольку мышиное семейство было большим и…
Сказка успешно продвигалась, и я изо всех сил старался ее усовершенствовать…
Яна исчезла, не оставив никаких следов, ничего не забыв. Во сколько же она ушла?
Я не имел ни малейшего понятия. Когда я выгонял ее, °на не хотела уходить. И я вспомнил, что действительно самым грубым образом выгонял ее. Другая на ее месте обиделась бы и ушла. Когда же все-таки Яна исчезла?
Я уснул на середине. «Люблю, ты вел себя хорошо. Позвони».
Мне вспомнились Гедины упреки. Она была права. Я Действительно запустил это дело, а вдруг…
Я стал жарить яичницу. Сегодня пятница, без четверти восемь. Подозреваемый Бичовский — по делу об убийстве Зузанки Черной — жарит яичницу…
Прежде всего мне надо позвонить Грешному. В десять нужно быть на радио, я же получил телеграмму от Камила.
Я достал записную книжку, в которую вкладывал всякие листочки с телефонами. Здесь была визитная карточка зубного врача, записка Яны и телефоны капитана. Два телефона. Второй из них — домашний. Сейчас, взглянул я на часы, капитан еще мог быть дома.
— Это Бичовский, доброе утро. — (Наконец-то!)
Там долго молчали. А потом…
— Ты думаешь, я бы не узнала тебя по голосу? — тихо засмеялась Яна.
Это был шок, испуг, ужас. Трубка выскользнула у меня из руки и упала на ковер.
34
Я все еще тупо разглядывал листочки с телефонными номерами. Янин и капитана Грешного. Три номера, два из которых совпадали. Хотя Грешный в свои сорок выглядел отлично, Яна тем не менее могла быть лишь его дочерью. Я машинально положил трубку на место. И телефон тут же зазвонил.
— Слушаю.
— Ты почему повесил трубку? — интересовалась Яна. — Я не верила, что ты позвонишь, но…
— Что — но? — спросил я.
— Я тебя люблю, — быстро проговорила Яна, — мама идет, не сердись.
И послышались короткие гудки.
На листочке капитана был еще один номер, и я его набрал. Сначала коммутатор, потом добавочный.
— Здравствуйте.
— А-а, пан Бичовский.
— Да, это я. Мне нужно с вами поговорить.
— Отлично, — обрадовался капитан.
Знали бы вы, товарищ капитан… Я решил все ему рассказать.
— Это действительно важно.
— Неужели? — спросил капитан. — Поверите ли, и У меня есть кое-что важное. Когда увидимся?