Так как в доме уже все уснули, я села и стала ждать ее, но она не появлялась. Я испугалась, что она убежала, и уже подумывала, чтобы поднять домашних, но что-то внутри удерживало меня. Она пришла в четыре часа утра, волосы ее были распущены.
— Дамаск! — удивилась она. — Что ты здесь делаешь?
— Я пришла в полночь, когда все уснули, чтобы поговорить с тобой. Я беспокоилась о тебе. Я уже хотела поднимать домашних.
— Надеюсь, ты никому не сказала, что меня не было в спальне?
Я покачала головой.
— Нет. Я решила, что ты убежала накануне своей свадьбы со знатным лордом. Но если убежала, подумала я, то эта новость может подождать до утра. Кейт, где ты была?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Кейт, ты была с любовником.
— Ну, госпожа Добродетель, что ты скажешь на это?
— Завтра же твоя свадьба.
— А сегодня я свободна. Шпионь сколько хочешь сегодня, кузина, ибо сегодня твой последний шанс.
— Ты нарушила брачный обет.
Кейт смеялась так, что я подумала, у нее истерика.
— Господи, какая же ты умница! Тебе сделали предложение Руперт и Саймон. И это делает тебя такой всезнайкой. Но есть один, о котором ты не говоришь. Бруно. А как Бруно?
— Что… как Бруно? — медленно переспросила я.
— Ты не знакома с Бруно? — насмешливо спросила она. — Неужели? Подумай о нем. Святое Дитя — и вдруг узнает, что он — плод греховного союза блудливого монаха и служанки, не отличающейся добродетелью. Зачат на монастырской траве… под забором. О, да, конечно, они были достаточно скромны, чтобы спрятаться от людских глаз.
— Кейт, что с тобой? — поразилась я.
— А ты не знаешь, Дамаск? — сказала она. — В конце концов, ты так мало знаешь.
— Я знаю, что ты не любишь человека, за которого выходишь замуж. Ты продала себя за изумруды и за место при дворе.
— Ты все драматизируешь. Тебе легко! О да, действительно просто сказать» все ради любви «, когда при этом ничего не теряешь.
— Где ты была сегодня? Ты поступаешь нечестно с лордом Ремусом.
— Я не собираюсь удовлетворять твое любопытство. Я думаю, ты меня ревнуешь, Дамаск. Я сделала свой выбор. И думаю, правильный. Завтра я буду принадлежать лорду Ремусу и буду делать все, что он пожелает.
Я вернулась к себе, но не могла уснуть и все думала, как понять слова Кейт. Но кто может понять другого человека?
На следующий день состоялось бракосочетание в нашей домашней часовне. Лорд Ремус шествовал в сопровождении двух молодых холостяков, которых привез в своей свите. Кейт была великолепна. Швеи работали несколько недель над ее платьем из парчи из шитой серебряными нитями материи. Волосы невесты струились по плечам. Когда процессия проследовала в часовню, Руперт нес перед Кейт серебряную чашу, а я шла за ней как ее подружка, за нами следовали члены нашего семейства, потом музыканты, несколько девушек несли большой свадебный пирог.
В конце церемонии, когда всех обносили серебряной чашей, Саймон Кейсман, стоящий позади меня, шепнул:
— Следующая очередь твоя.
Бруно тоже был среди гостей. Он держался в стороне с надменным видом. А на следующий день после свадьбы Кейт исчез так же таинственно, как и появился в рождественских яслях.
— Я всегда знал, — сказал Клемент, — что он необычное существо.
РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
О Бруно не было никаких известий. Теперь уже все говорили, что он действительно был Святое Дитя, что Амброуз солгал под пыткой и за богохульство был убит. У Кезаи тоже были свидетельства того, что она подвергалась пыткам. Раны на ее бедрах не заживали, и она немного тронулась головой после своего» признания «.
Люди всегда охотно верили всяким фантазиям. Клемент постоянно говорил о чуде, о том, как изменился монастырь, что Дитя имело дар лечить больных.
Даже отец верил этим слухам.
— Но если это так, — сказала я, — почему Бруно не смог спасти Аббатство?
— Единственным объяснением может быть только то, что он предназначен для чего-то большего, — ответил отец.
Мне тоже хотелось так думать, но больше всего я желала, чтобы он вернулся. Я не могла понять своего чувства к нему и постоянно думала о Бруно. Вспоминала, как мы беседовали с ним в те дни, когда Аббатство еще процветало, в какой восторг я приходила, когда удавалось хотя бы ненадолго привлечь его внимание. Я была одержима им. Вспоминала, какие намеки делала Кейт. Однажды она сказала, что для нас обеих Бруно важнее всех на свете, и не ошиблась хотя бы в отношении меня, а для нее, я уверена, все-таки главным было мирское величие.
Как ни странно, после исчезновения Бруно Кезае стало лучше. Она опять легко чувствовала себя среди других слуг, а так как те боялись говорить обо всех этих странностях с ребенком в яслях, о Бруно никогда не вспоминали.
Я узнала еще одну причину происшедшей в Кезае перемены.
Ее послали взбивать масло на маслобойне, а она пришла ко мне. Я удивилась, увидев ее в такой ранний час. Кезая объяснила:
— Я вдруг подумала, госпожа, что должна с тобой поговорить.
— О чем? — спросила я.
Она улыбнулась и тихо сказала:
— У меня будет ребенок, госпожа.
— Нет, Кезая!
— Это так, госпожа. Я знаю об этом уже почти месяц, и у меня сейчас такое ощущение счастья, какое приходит только с таким событием. О, я каждый раз так себя чувствую.
— Это не правильно. Ты не должна ощущать себя счастливой. У тебя нет мужа. Какое ты имеешь право родить ребенка?
— Право, которое дается каждой женщине госпожа. Я не могу дождаться, когда буду держать на руках мое дитя. Я всегда хотела иметь ребенка. Но внутри меня какой-то голос всегда говорил:» Нет, ты не можешь родить незаконнорожденного, Кезая. Ты должна идти к бабушке «.
— Ты должна думать об этом, прежде чем…
— Наступит день, и ты поймешь. Об этом не думают заранее. Думают потом. Три раза я ходила в лес к бабушке. И дважды она делала то, что просили, но чего не хотела я. Но в самый первый раз… — Лицо Кезаи сморщилось. Она пыталась убедить себя, что у нее и Амброуза никогда не было ребенка. — На этот раз, — быстро заговорила она, — я не пойду к ней. Я хочу это дитя. Наверное, это мой последний шанс иметь ребенка. Ведь я уже немолодая. А малышка даст мне то, чего я никогда не имела раньше.
— Кто отец этого ребенка?
— О, я в этом не сомневаюсь, госпожа. Это был он. Так должно было быть. Даже тени сомнения нет. Эта малышка принадлежит Ролфу Уиверу.
— Кезая! Этот человек! Этот… преступник!
— Нет, госпожа, это монах был убийцей. Мой Ролф… он был жертвой.
Я пришла в ужас. Я смотрела на увеличившийся живот Кезаи. Семя этого человека! Это было ужасно.
Я сказала:
— Нет, Кезая. В этом случае у тебя есть оправдание. Ты должна пойти к бабушке. Кезая возразила: