Читать интересную книгу Игра без козырей - Дик Фрэнсис

— Я послал чек, — наконец сказал он.

— С оплатой все в порядке, — заверил я его.

— Я не хочу никаких неприятностей... Это не моя вина, что стреляли в человека. — Последние слова прозвучали не очень уверенно.

— О, никто и не винит вас. Человек этот поправился и сейчас снова работает.

— Очень рад. — Он с облегчением вздохнул и потянул дверь на себя, чтобы снять цепочку.

Я последовал за ним в гостиную. Комната давно не проветривалась, и застоявшийся воздух казался густым от неприятного запаха. Мебель здесь была громоздкая, старомодная, покрытая коричневым лаком. Такая мебель в детстве представлялась мне недостижимой вершиной благосостояния по сравнению с нашими столом и шкафом из клееной фанеры. На стенах — застекленные витрины с тропическими бабочками, столешницы маленьких столиков покрыты резным орнаментом, похоже, сделанным на Яве или на Борнео. Вероятно, этот человек молодость провел за границей, а уйдя на пенсию, вернулся домой. Из солнечных жарких стран — в пригородную респектабельность Рединга.

— Жена пошла за покупками. — Мистер Бринтон все еще нервничал. — Она скоро вернется. — Он с надеждой посмотрел через тюлевую занавеску в окно, но миссис Бринтон не догадалась прийти пораньше, чтобы поддержать мужа.

— Я только хотел уточнить, мистер Бринтон, — начал я, — не связывают ли вас случайно родственные отношения с мистером Уильямом Бринтоном, бывшим управляющим ипподромом в Данстейбле?

Он долго страдальчески смотрел на меня, а потом, к моему ужасу, сел на диван и заплакал. Он закрывал глаза руками, и слезы капали сквозь пальцы на твидовые брюки.

— Прошу вас... мистер Бринтон... простите, — неловко бормотал я.

Он хлюпал носом и кашлял, потом вытащил платок и принялся вытирать глаза. Постепенно приступ горя прошел, и он неразборчиво прохрипел:

— Как вы узнали? Я же говорил, что не хочу никаких вопросов...

— Совершенно случайно. Никто не будет задавать вопросов, обещаю вам. Может быть, вы сами хотите рассказать? Тогда вопросы вообще не понадобятся.

— Полиция... — Он всхлипнул и недоверчиво посмотрел на меня. — Они уже приходили, но я отказался говорить, и они ушли.

— Все, что вы скажете, останется строго между нами.

— Я был таким дураком... Мне в самом деле хочется кому-то рассказать.

Я представил страшное напряжение, чувство вины, которые давили на него столько времени, и его рыдания показались мне не только понятными, но и неизбежными.

— Понимаете, все из-за письма. — Он тихо высморкался. — Письма, которое Уильям начал писать мне, но так никогда и не отправил... Я нашел его в сундуке с разными вещами, которые остались после того, как он покончил с собой. Я жил тогда в Сараваке на Борнео, и вдруг получаю телеграмму. Вы знаете, это страшный удар... Единственный брат, и поступил... так ужасно. Он был младше меня на семь лет, мы не были особенно близки, только в детстве. Теперь я так жалею... но уже поздно. Как бы то ни было, вернувшись в Англию, я забрал оставшиеся после него вещи, привез сюда и поставил на чердак. Книги о скачках, седла и все такое. Понимаете, я не знал, что с ними делать. Мне они совсем ни к чему. Но... мне казалось... я считал... нельзя же просто их сжечь. Прошло много месяцев, прежде чем я взялся разбирать его вещи, и тогда-то нашел письмо.

Мистер Бринтон почти шепотом закончил последнюю фразу и виновато поглядел на меня.

— Мы с Китти очень быстро поняли, что моя пенсия не так велика, как хотелось бы. В Англии все ужасно дорого. Налоги... Мы решили продать дом, хотя только что его купили и родные Китти живут рядом. И... я подумал... может быть, сумею вместо дома продать письмо.

— И вместо денег получили угрозы, — заметил я.

— Да. Понимаете, само письмо мне подсказало идею... — Он пожевал усы.

— А сейчас письма у вас нет. — Я не спрашивал, а констатировал факт, словно точно знал, а не просто догадался. — Когда первый раз вам угрожали по телефону, вы считали, что еще сможете продать письмо, если агентство Рэднора обеспечит вашу безопасность. Но потом вас сильно запугали, и вы отдали письмо. После этого вы отказались от телохранителя, потому что угрозы прекратились.

— Я отдал им письмо, — кивнул он, — потому что стреляли в человека. Я никогда не думал, что такое может случиться. Я был в ужасе. Какой-то кошмар. Я не понимал, что это так опасно. Всего лишь продать письмо... Господи, лучше бы я никогда не находил его. Лучше бы Уильям никогда не писал его.

То же самое подумал и я, вспоминая, как пуля Эндрюса продырявила мне живот.

— О чем шла речь в письме? — спросил я.

— Опять начнутся неприятности. — Мистер Бринтон испуганно и нерешительно смотрел на меня. — Они снова придут сюда.

— Они же не узнают, что вы рассказали мне, — успокоил я его. — Никто им не скажет.

— Да, надеюсь, не узнают.

Он смотрел на меня, раздумывая, рассказать или нет. Быть маленьким не всегда плохо, есть и преимущество: никто тебя не боится. Если бы я был крупным властным человеком, он бы никогда не рискнул. Мистер Бринтон смотрел на меня, и понемногу лицо его смягчилось, он расслабился и отбросил последние сомнения.

— Я знаю письмо наизусть, — сказал он. — Если хотите, я напишу. Это легче, чем пересказывать.

Я сидел и ждал, пока он, достав старомодную самопишущую ручку и большой блокнот, старательно выполнял свою задачу. Письмо брата словно лежало перед ним на столе, и он смотрел на невидимые строчки с заметным волнением, но было ли оно вызвано страхом, угрызениями совести или печалью, трудно сказать. Исписав целую страницу, он оторвал листок и трясущейся рукой протянул мне.

Я прочел написанное, потом перечитал еще раз. «Из-за этих коротких отчаянных фраз, — подумал я, — я чуть было не познакомился со святым Петром».

— Прекрасно. Большое спасибо.

— Лучше бы я никогда не находил это письмо, — снова повторил мистер Бринтон. — Бедный Уильям.

— Вы видели этого человека? — Я показал на письмо, вкладывая его в бумажник.

— Нет, я написал ему... Его нетрудно было найти.

— И сколько вы просили за письмо?

— Пять тысяч фунтов, — пробормотал он, вспыхнув от стыда.

Пять тысяч фунтов стерлингов! В этом была его ошибка. Если бы он запросил пятьдесят тысяч, у него был бы шанс. Но пять тысяч фунтов сразу сбросили его вниз, показали, что он не принадлежит к большим и сильным. Мистер Бринтон этой суммой раскрыл свою посредственность. Неудивительно, что его так быстро растоптали.

— Что произошло потом? — спросил я.

— Часа в четыре за письмом пришел здоровенный парень. Это было ужасно. Я спросил о деньгах, а он расхохотался мне в лицо и толкнул в кресло. Никаких денег, заявил он, а если я не отдам сейчас это письмо, он... проучит меня. Он так и сказал, что проучит меня. Я объяснил, что письмо в сейфе в банке и что банк сейчас закрыт. Поэтому я не могу взять его до завтрашнего утра. Он сказал, что придет завтра утром и пойдет со мной в банк. Потом он ушел...

— А вы сейчас же позвонили в агентство, да? Почему вы выбрали Ханта Рэднора?

— Он единственный, о ком я знал, — удивился он. — А разве есть другие? По-моему, большинство моих знакомых слышали только о Ханте Рэдноре.

— Понимаю. Значит, Хант Рэднор прислал телохранителя, но тот парень не отставал от вас.

Он продолжал звонить... Тогда ваш сотрудник предложил устроить в своем офисе засаду, и в конце концов я согласился. Ох, не стоило соглашаться, но я был таким дураком. Ведь я с самого начала знал, кто угрожает мне, но не мог сказать вашему агентству, потому что тогда мне пришлось бы признаться, что я хотел получить деньги... незаконным путем.

— А как выглядел тот парень, который приходил за письмом и угрожал вам?

— Очень сильный. — Бринтону неприятно было даже вспоминать о нем. — Стальные мышцы. Когда он толкнул меня, я будто стукнулся о стену. Я не... Я имею в виду, что никогда не умел работать кулаками. Если бы он начал бить меня, я бы не сумел защититься...

— Я не собираюсь упрекать вас, что вы не сопротивлялись, — объяснил я. — Мне просто хочется знать, как он выглядит.

— Очень крупный, — сказал он. — Огромный.

— Я знал это несколько недель назад. Не могли бы вспомнить что-нибудь еще? Какие у него волосы? Есть ли какие-то особые приметы? Сколько ему лет? К какому классу принадлежит?

Мистер Бринтон первый раз улыбнулся, и печальные морщины вокруг его рта почти исчезли, в лице мелькнуло что-то обаятельное. Если бы он не сделал первый шаг к преступлению, подумал я, он так бы и оставался симпатичным, безобидным, приличным человеком, понемногу приближающимся к старости, озабоченным лишь тем, как бы растянуть пенсию на оставшиеся дни. Ни слез, ни гнетущего чувства вины.

— Когда вы задаете такие вопросы, легче вспомнить... Он начинает лысеть. И руки сверху покрыты крупными веснушками, как кляксами. Трудно сказать, сколько ему лет, но он не молодой. Больше тридцати, по-моему. Что вы еще спрашивали? Ах да, класс. Скорее из рабочих.