Читать интересную книгу Мальчишки из Васильков. Повести. - Анатолий Домбровский

— Чего зыркаешь? — спросила она. — Иди уж! Лоботряс несчастный...

Алешка шмыгнул носом, промолчал.

***

Кузьма Петрович сидел в кухне за столом, ел. Жена укладывала в рюкзак банки с вареньем, свертки — продукты для островитян.

— Так ты не забудь там передать, — напомнил он ей, — что Степка у меня, на острове.

Во дворе залаяла собака. Кузьма Петрович выглянул в дверь, крикнул:

— Идите, идите! Она привязана. Гости к нам, — сообщил он жене. — Клавдия Голованова с сынком.

Разговор начал Кузьма Петрович.

— Зачем, Клавдия, сынка привела? По куликам стрелял, что ли? — спросил он глядя на Алешку, стоявшего у порога. — Ишь, глаза-то...

— Хуже, — сказала Алешкина мать.

— Хуже?! — Кузьма Петрович свел брови. — По лебедю шарахнул?

— Эх, кабы по лебедю, — вздохнула мать. — Стыд такой, что и признаться страшно.

— Хе-е! — Кузьма Петрович пригладил ладонью волосы. — Выкладывай.

— Да что выкладывать — плакать хочется.

— А ты не тяни душу. Да и тороплюсь я, Клавдия, на острова надо до заката. У меня там дочка и...

— Вот об дочке то и речь.

— Уф! — вздохнул облегченно Кузьма Петрович. — Дочка там, Алешка здесь... Что могло стрястись?

— Да письмо он, окаянный, ее не отправил! Она, вишь, Кузьма, в Асканию-Нову письмо написала. Этому... что прошлым летом был здесь.

— Так.

— А Алешка, значит, — стыд-то какой! — а Алешка письмо это распечатал, прочел, а конверт Петюнчик испортил, картинку вырезал. Вот какая история, Кузьма.

— Зачем? Прочел зачем? — поглядел на Алешку Кузьма Петрович.

Алешка молчал, переминался с ноги на ногу.

— Тут так просто не разобраться, — по губам матери скользнула чуть заметная улыбка. — Получается как бы из ревности, если по-нашему, по-взрослому судить...

— Из ревности?! — Кузьма Петрович хлопнул ладонью по столу. — Ах ты ж, штиль тебе под киль! Да как же это? Раз такое дело, друг Алексей, рассказывай. Иди сюда, садись и рассказывай.

Алешку ноги не слушались.

— Из ревности! Ах ты, бес тебе в ребро, — говорил Кузьма Петрович, пока Алешка усаживался. — Да ведь Ленка же девчонка совсем, Алешка... Да и ты, белобрысый... Неужто? Ха-ха! Мать!

— Успокойся, отец. Что ты? — сказала его жена. — Будто обрадовался чему?

— М-да, действительно, — Кузьма Петрович кашлянул, потер пальцами лоб. — Плохо это Алешка, некрасиво.

Мать толкнула Алешку в бок.

— Простите меня, — пробубнил под нос Алешка.

— Простить? Та-ак... А память у тебя хорошая?

— Ты о чем это, Кузьма? — спросила Алешкина мать.

— Я хочу спросить, помнит ли он, что в письме было написано.

— Вот оно, — сказал Алешка и вынул письмо из кармана.

Кузьма Петрович повертел письмо в руках, но читать не стал. Алешкина мать протянула ему чистый конверт.

— Правильно, — сказал Кузьма Петрович. Вложил письмо в конверт и заклеил.

— Ну вот, Алешка, — сказал Кузьма Петрович, подписав адрес. — На этот раз, надеюсь, отправишь письмо. Смотри, а то в суд подам... Такое дело — он протянул Алешке конверт. — Бери-бери, — сказал Кузьма Петрович, видя, что Алешка не решается поднять руку. — Не бойся. На этот раз тебе еще можно доверять. А в будущем — смотри сам.

Алешка взял письмо. Мать снова толкнула его в бок.

— Простите еще раз, — проговорил он.

— Ладно уж, — махнул рукой Кузьма Петрович. — Забудем пока об этом. Но Ленке я расскажу.

— А может, — заговорила Алешкина мать, — может, не надо, Кузьма?

— Надо, Клавдия. Ведь он не мое письмо распечатал. Чужое. Или сам скажешь? — обратился он к Алешке. — Смелости хватит?

— Скажу, — ответил Алешка.

***

Когда гора падает с плеч, жить становится легче. Алешка почувствовал это сразу же после разговора с Кузьмой Петровичем. Остались лишь два камня на сердце. Один камень — Ленка, другой — Степка. Алешка сам снимет с сердца эти камни. Для этого надо извиниться перед Леной и забыть о ней навсегда, а Степке показать, где раки зимуют. Перед Леной он извинится при удобном случае, попозже — куда торопиться? Степке же от него достанется, когда тот вернется в Гавань. Или отправится на острова сам. Цаплю трогать не станет — бог с ней, пусть живет. Но арбалет закончит и возьмет с собой, чтобы Степка лучше слушался.

***

К утру в Алешкином плане произошло небольшое изменение: в цаплю он все-таки выпустит одну стрелу. Если промахнется — ее счастье.

Разбирая почту, Алешка обнаружил письмо от Коли Ивановича, адресованное Кузьме Петровичу. Он мог бы, как и требовалось от почтальона, занести письмо в дом Камневых, но поступил иначе. Сунул письмо не в сумку, а в карман и похлопал значительно по нему рукой.

Быстро разнес почту, наспех позавтракал и заперся в сарае. Часа через два он появился во дворе с готовым арбалетом. Поискал мишень — выбрал дверцу курятника, прицелился и выстрелил. В доску вошел едва ли не весь наконечник стрелы.

— Хо-хо! — победно прокричал Алешка. — Бьет что надо!

Прибежавший Петюнчик попытался выдернуть стрелу, но только сломал ее и испуганно уставился на Алешку.

— У меня их вот сколько! — показал Алешка Петюнчику пучок стрел. — Прощаю.

— Дай стрельнуть, — попросил Петюнчик.

— Это оружие не для тебя. Я тебе рогатку сделаю.

— А самокат?

— Вот тебе самокат! — Алешка поднес к носу Петюнчика кулак. — Видал?

Петюнчик надул губы, собираясь зареветь.

— Ладно, сделаю тебе самокат, — сжалился Алешка. — Где мамка?

— К тетке Ольге пошла. Сказала, что скоро вернется.

— Ясно. Ты никуда не уходи и не шкодничай тут. Скажешь мамке, что я пошел на море. Понял?

— И я хочу на море, — заныл Петюнчик.

— В другой раз, — пообещал Алешка, — скажешь мамке, что я поплыл на острова, понес письмо Кузьме Петровичу. — И добавил грозно: — Запомнил?

Дальше Алешка сделал вот что: вошел в дом, разделся до плавок, вложил в резиновую купальную шапочку письмо Коли Ивановича, надел ее, намазался вазелином, чтобы не так мерзнуть в воде, взял арбалет и помчался к морю.

Через полтора часа он был на острове.

***

— Я тебя в бинокль уже давно заприметил, когда ты на втором острове песок руками рыл, — сказал Кузьма Петрович. — Зачем рыл? Прятал что-то или искал?

— Птенчик издох, так я его закопал, — соврал Алешка. Не мог же он признаться Кузьме Петровичу, что зарыл там арбалет. — А где... эти? — спросил Алешка.

— Лена и Степка?

— Да.

— Так бы и спрашивал. Пошли плавник собирать. Скоро придут. А ты зачем пожаловал?

— Да вот, — Алешка снял шапочку. — Письмо вам принес.

— Мог бы жене моей отдать, — проворчал Кузьма Петрович, распечатывая конверт. — Стоило ли из-за письма тащиться...

— Я подумал, может срочное...

— Срочные вести, как тебе известно, обычно сообщают телеграммами... А вообще-то спасибо, конечно.

Кузьма Петрович присел на опрокинутое вверх дном ведро, принялся читать письмо. Оно было короткое — всего в полстраницы.

— Так, так, — проговорил Кузьма Петрович, закончив читать. — Ясно. Шестнадцатого или семнадцатого, значит, приедет. Что ж, встретим. Коля Иванович приедет, — сказал он Алешке. — Ревновать я тебе запретить не могу, хотя, конечно, дурость все это, но чтоб никаких фокусов... Понял? Иначе будешь иметь дело со мной.

— Понял, — ответил Алешка. — Попить у вас найдется?

— Найдется. Там. — Кузьма Петрович кивнул на дверь. — В белой канистре. Кружка на столе.

В домике пахло свежей рыбой и луком. Алешка приподнял край полотенца, которым была накрыта миска, и увидел в ней очищенную кефаль. На дощечке около миски зеленела горка нарезанного луку, лежала пачка лаврового листа. «Живут же!» — с завистью подумал Алешка и выпил кружку воды.

— Гость у нас дорогой! — сказал Кузьма Петрович.

Алешка оглянулся и увидел Лену. Что-то тихонько ахнуло у него в груди.

— Кто, папка? — спросила Лена, успев подумать при этом, что, возможно, приехал Коля Иванович... Но это была нелепая мысль, потому что вряд ли Коля Иванович стал бы добираться сюда вплавь. И об этом она тоже успела подумать до того, как отец ответил:

— Алешка Голованов. Не рада?

Алешка вышел из сторожки и сказал:

— Привет!

— Привет! — ответила Лена.

Степка, не глядя на Алешку, кивнул головой и продолжал укладывать меж двух камней плавник — готовил костер для ухи.

— Зачем пожаловал? — спросила у Алешки Лена.

— Доставил нам письмо от Коли Ивановича, — ответил за Алешку отец. — Коля Иванович пишет, что шестнадцатого или семнадцатого будет у нас.