Читать интересную книгу Мальчишки из Васильков. Повести. - Анатолий Домбровский

Все хорошо, Стен Клименс! Ты вырвался из круга печали. Твой бриг взлетел на крутую волну, и отсюда виден иной горизонт. Вперед, Стен Клименс! Ты мчишься в кильватере солнца! Лене он скажет: «Я проспал. Будильник подвел. Могла бы забежать за мной».

Какое счастье, что она не забежала!

А Кузьме Петровичу — немного иначе: «Долго читал, часов до двух ночи. Интересная книжка попалась... Вот и проспал. Да еще будильник испортился. Если бы вы немного подождали, я бы успел».

Хорошо, что не стали ждать.

Обманщик ты, Стен Клименс. Почему бы тебе не сказать правду? Не про Алешку — об этом можно не говорить. А про то, что ты не спросил разрешения у родителей.

Про родителей? Не стоит. Иначе Кузьма Петрович скажет: « А ну-ка Степа! Как ты сюда добрался, так и обратно дуй!»

***

Протока между первым и вторым островом глубокая, но узкая. Степка, хоть и не был хорошим пловцом, преодолел ее без труда. Страшно, конечно, когда под тобою неведомая глубина, а ты один... Но если не думать об этом — все просто.

Надо было торопиться. Ветер становился все настойчивее, порывистее. По небу мчались растрепанные, беспокойные облака. Степка знал: когда поднимется большая волна с запада, в протоке между вторым и третьим островом образуется сильное течение. Даже умелого пловца оно быстро сносит к востоку, и тогда попасть на третий остров становится трудно.

Второй остров был узкий и длинный, похожий на большую лодку, доверху нагруженную песком. От кормы до носа — тысячи полторы шагов.

Короткая тень бежала рядом со Степкой — был полдень.

***

Алешка, закрыв дверь сарая изнутри на крючок, строгал. Пружину он нашел. Упругую стальную полоску. На концах ее — повезло! — были даже отверстия для тетивы.

В пазу бруска будет скользить бегунок с выступом, в который упрется стрела. Простая защелка снизу удержит бегунок во взведенном состоянии. Алешка вложит стрелу, прицелится, нажмет на спусковой рычаг и — клац! — стрела метнется в цель.

А пока он строгал. В сарае было душно. Лицо у Алешки покрылось потом. Он утирался рукавом рубашки, выпятив нижнюю губу, сдувал капельки пота с носа, шептал что-то и работал.

Петюнчик несколько раз стучал в дверь, просил впустить его, но Алешка не откликнулся даже на самые слезные упрашивания. И только когда Петюнчик пожаловался матери и та потребовала немедленно отпереть дверь, Алешка ответил: «Сейчас».

— Чем ты тут занимаешься? — спросила мать, входя в сарай и подозрительно глядя на Алешку.

— Строгаю.

Мать осмотрела брусок, повертела в руках стальную полоску, ничего не поняла и спросила:

— Что это будет?

— Самокат, — соврал Алешка. — Петюнчику.

— Почему же ты прячешься от него?

— Хотел сделать сюрприз, безбожно врал Алешку, но слова его походили на правду.

Петюнчик обрадовался, улыбался до ушей и, став на цыпочки, заглядывал на верстак.

— А где же колесики? — спросил он.

— Колесики потом найдем, — ответил Алешка. — Пусть он сидит тут тихо и не лезет под руку, — сказал он матери. — А то выгоню...

— Сиди тихо, — посоветовала Петюнчику мать и ушла.

— У-у, пожаловался, — проворчал Алешка.

— Надо было сразу впустить меня, ответил Петюнчик.

— Больно ты тут нужен.

— Я буду тихо сидеть, — пообещал Петюнчик.

Алешка подошел к верстаку, приладил брусок, взял в руки рубанок и снова принялся за работу.

— А у меня что-то есть, — сказал Петюнчик, когда ему надоело сидеть. Алешка обернулся, насупив брови, ждал. Петюнчик никак не мог вытащить что-то из кармана. Но наконец ему это удалось. Алешка увидел смятый клочок бумаги. Петюнчик разгладил его на коленке и протянул Алешке. Это была картинка, вырезанная из конверта.

— Ну и что? — сказал Алешка.

— Красивая, — ответил Петюнчик.

— Вот и радуйся.

На картинке был изображен летящий самолет. Алешка собрался уже вернуть картинку Петюнчику, но вдруг сжал ее в кулаке.

— Постой! Где ты взял эту картинку? — спросил он. — А?

Конвертов в доме было много — мать брала их на почте и продавала. Среди них были и такие — с самолетом на картинке.

— Где ты взял, спрашиваю? — грозно сказал Алешка.

— Вырезал ножницами, — ответил Петюнчик.

— Знаю, что вырезал. Из какого конверта?

— Из ненужного. Новенькие я не трогаю. — Петюнчик втянул на всякий случай голову в плечи.

— А где тот конверт?

— Отнес мамке на растопку...

— Та-ак, — проговорил Алешка. — На растопку... И что ж, она уже сожгла его?

— Не знаю, — ответил Петюнчик. — Я на плитку положил.

Алешку словно взрывом выбросило из сарая. Он метнулся к кухне и замер у двери. Мать, стоя у плиты, держала в руке конверт.

— Откуда это? — спросила она. — Без штемпелей... Адресовано в Асканию-Нову... Это писала Лена.

Алешка пожал плечами.

— Я схожу к ней, — сказала мать. — Может быть Петюнчик...

— Кузьма Петровичи и Лена уплыли на острова, — сказал Алешка.

— Да, да, я же видела... Неужели Петюнчик стащил письмо? Какой позор! Что же теперь будет? Понимаешь?

— Я-то понимаю, — Алешка взял из рук матери конверт.

— Ты у Лены не брал? Не помнишь?

— Вообще-то брал. Вчера, по-моему...

— Да, но где же само письмо? Позови-ка Петюнчика, — сказала мать. — Позови-ка!

***

Петюнчик сидел в сарае и ждал возвращения Алешки. Он боялся, что, если выйдет из сарая, брат потом не впустит его.

— Где моя картинка? — спросил Петюнчик, едва Алешка переступил порог.

Алешка сел перед ним на корточки, посмотрел в глаза, погладил по голове.

— Вот твоя картинка. Хочешь, я тебе еще таких картинок достану? Много-много. Разных.

— Хочу, — ответил Петюнчик.

— Но за это ты должен кое-что сделать, — сказал Алешка вкрадчиво.

— Что?

— Ты должен пойти сейчас к маме и сказать... Слушай внимательно! Скажешь ей, что письмо нашел в комнате на столе.

— Правильно, — обрадовался Петюнчик.

—Бумажки, которые были внутри, ты выбросил. Сделал из них самолетик, самолетик полетел и упал в колодец. А конверт взял себе, потому что понравилась картинка. Вот и все. Скажешь — получишь от меня кучу новеньких картинок. Как?.. И еще я тебе обязательно сделаю самокат.

— Петюнчик! — послышался голос матери.

—Ну, иди! — сказал Алешка. — Как только она спросит, где ты взял конверт, сразу и расскажи ей, как мы договорились. Иначе ни картинок, ни самоката не будет. Иди!

***

Петюнчик запутался в своем рассказе, разревелся и признался, что пустой конверт нашел в комнате на столе и что положил конверт на стол Алешка.

***

Хотя Степку и снесло течением в сторону, он без особого труда добрался до последнего острова. Выжал на берегу трусы, развязал пакет и оделся. Рубашку и брюки немного помялись, но зато были совершенно сухие.

Он причесался, посидел немного и пошел вглубь острова. Там на самом высоком месте, метрах в двухстах от заморного озерца, стояла сторожка. Сторожку закрывали тростники, буйно разросшиеся вокруг озера — оно хоть и было соленым, но не таким, как море: весной его наполняли талые воды, а летом питали дожди.

Из-за чаек Степка не надеялся подойти к сторожке незамеченным. С каждой минутой их становилось все больше. Они смелели и сновали уже над самой головой. Степка пригнулся и бегом пустился к тростникам. Очутившись в зарослях, он присел, затаился. Чайки покружили еще минуту-другую, вертя головами, и, успокоенные, расселись.

Степка понимал, что все это только игра. Увидят ли его издали или потом, когда он решится подойти к сторожке — так или иначе ему придется объяснить свое появление. Ему совсем не хотелось врать, но сказать правду он по-прежнему боялся: прогонит его Кузьма Петрович, а Лена станет смеяться. Может, и не прогонит, побоится, как бы со Степкой на обратном пути не приключилось чего: ветер крепчает, волна разгулялась пенная — утонуть можно. Останется лишь одно: посадить в лодку и целехоньким доставить к берегу. Кузьма Петрович не поленится сесть за весла.

Степка решил держаться поближе к тростникам, чтобы не тревожить чаек. Да куда там — не помогло. Так, в сопровождении их базарного крика, и появился перед сторожкой. Кузьма Петрович и Лена сидели на пороге и ждали его. Кузьма Петрович курил, а Лена грызла сухарь, макая его в кружку с водой.

— Здравствуйте, — сказал Степка и остановился шагах в пяти он них.

— Здравствуй, здравствуй, — ответил на приветствие Кузьма Петрович.

Лена промолчала. Лицо ее не выражало ни удивления, ни ехидства — оно было презрительно спокойным.

— Что скажешь? — спросил Кузьма Петрович.

— Вот... — замялся Степка. — Пришел к вам. Я тогда... опоздал к шести... Будильник у нас... Поздно лег, читал... Простите.