— Согласно рапорту три офицера пали от вашей руки. Двое — из известных семей, а у одного брат — священник. Готовы снимки для прессы. Вечером пройдет слух, будто вы умерли на операционном столе. Надеюсь, вы понимаете, что мы спасаем вас от расправы, хотя вы и убили тех, кто был в “ревунке”, и трех полицейских. А теперь — первый приказ на сегодня. Вы пойдете с нами и поможете доснять фильм в операционной. Дублер не заменит вас при ярком свете. Советую умереть убедительно, лежа там. Иначе вам дадут наркоз.
Он сделал паузу, глядя на меня. Настало время мне разыграть свою партию: линия поведения была предельно ясна.
— Послушайте, может, нам заключить сделку? — сказал я с отчаянием в голосе.
Генерал улыбнулся. Он проглотил наживку. Слабость Морсфагена была не в том, что он жестко следовал военному уставу, а в том, что он жаждал власти над другими людьми, получал удовольствие, побеждая кого-либо. Я давал ему именно то, чего он хотел. Чтоб ему этим подавиться.
— Я не вижу в этом необходимости.
— Вы кое-чего не знаете, и если бы узнали, то здорово бы выиграли.
Он сдвинул брови, потом снова улыбнулся:
— И чего вы хотите за эту ценную информацию?
— Свободу. Мне и Мелинде. Мы останемся в городе. Я буду делать то, что вы хотите.
— Я в это не верю.
— Послушайте, Морсфаген, я не обманываю вас. Мне в самом деле есть что сказать вам, и это может иметь огромное значение для Альянса. Я не лгу, и вы должны мне поверить.
— С удовольствием бы вас послушал еще, — сказал он, растягивая слова: мое унижение доставляло ему искреннее наслаждение. — Но вы должны выбрать другое вознаграждение. Только не ваша свобода.
— Позвольте нам с девушкой жить вместе. Хотя бы не разводите нас по разным комнатам.
Он улыбался, делая вид, будто обдумывает мои слова:
— Ну ладно. Она — лакомый кусочек, я уже говорил вам. Это вполне достаточное вознаграждение. А теперь скажите мне, что там у вас за тайна такая?
Я начал говорить, но вдруг резко умолк, как и планировал, и окинул его подозрительным взглядом. Я должен был выглядеть жалким — сижу ссутулившись на кровати, небритый, пытаюсь купить крохотные поблажки, которые свободный человек и так имеет. Это и был тот образ, в котором я хотел перед ним предстать.
— А можно ли вам доверять? — спросил я. — Откуда мне знать, сдержите ли вы свое обещание?
— А ниоткуда! — Он рассмеялся.
— Но это несправедливо! — вскричал я. Голос мой срывался на визг. Я был сломлен, да, сломлен. Я раскололся — на мелкие кусочки, и не стоило превращать меня в пыль.
— Рассуждения о честности здесь неуместны, — сказал он. — Вам придется просто поверить мне. Или забыть об этом.
Я помедлил и произнес:
— Ну, терять мне, полагаю, нечего. Ладно, я вам скажу. — Снова помедлил, а потом признался:
— Утверждая, будто мне опасно возвращаться в разум Ребенка, я солгал. Сказал это лишь для того, чтобы вернуться обратно в свое тело и покинуть ИС-комплекс. Я могу вернуться в его разум, как только захочу, и вытащить вам кучу всего полезного.
Генерал истерически расхохотался, лицо его покраснело; он хлопал руками по бедрам, едва не растеряв все свои бумажки, пока не зашелся от смеха и не закашлялся. Снова посмотрев на меня, он сказал:
— Я так и думал. Однако решил не рисковать и не посылать вас туда снова — по крайней мере пока, — потому что вы слишком ценны, чтобы потерять вас. В полицейском государстве у эспера куда больше обязанностей по выслеживанию врагов внутри государства, чем за его пределами. Теперь я могу рискнуть и прочистить мозги этому уродцу. Благодарю вас за любезно оказанную помощь в принятии решения.
Он насмешливо изобразил благодарный поклон.
— Когда вы приведете ко мне девушку? — спросил я, уже зная ответ.
— Вы поверили мне — я это ценю. Нам выгодней сотрудничать, чем ссориться.
— Надеюсь, что так.
— Но есть истина, которую, я полагаю, вы должны усвоить для вашего же блага.
Он умолк и выжидал, пока не стало очевидно, что надо задать ему вопрос:
— И что же это?
— Не верьте никому. Девушка останется в отдельной комнате.
Я бросился на него, и тут охранник ударил меня в лицо прикладом своего карабина. На такое я не рассчитывал. Мои зубы клацнули, челюсть пронзила боль, перед глазами вспыхнули звезды — разноцветные, с тысячью лучей, — и я мешком рухнул на кровать.
Рот наполнился кровью. Я сплюнул на простыню. Пятно оказалось неожиданно ярким.
— Усвоили урок? — спросил Морсфаген.
— Вы солгали.
— Ну, тогда мне кажется, что вы его усвоили.
— Все военные — это кастрированные уроды, которые не способны ничего сделать с женщиной, а могут только избивать других.
— Придержите язык, — предупредил он.
— Бесполый ублюдок! — прошипел я.
— Ларри! — позвал он молодого солдата. Парень шагнул вперед, держа карабин наготове. Морсфаген придвинулся ко мне.
Ларри сделал еще пару шагов, встал передо мной, поднял карабин над головой — все это происходило медленно, как в балете, — и обрушил приклад на мое левое плечо.
На этот раз я не увидел разлетающихся звезд, а только всеобъемлющую бархатную тьму...
Я пришел в себя от запаха нашатыря и, закашлявшись, оттолкнул флакон, но больше никакого сопротивления не оказал. Морсфаген укрепился во мнении, что знает меня. Он ничего не заподозрил и считал мою ярость вполне естественной.
Меня провели по коридору, втолкнули в лифт, доставивший нас в студию, где я изобразил им мертвеца. Очень убедительно, как мне сказал Морсфаген. Они даже позволили мне пролить немного крови...
Днем фильм был уже готов. Его с нетерпением ждали в вещательных компаниях, чтобы прокрутить этот репортаж в качестве поучения и развлечения для добропорядочных граждан, коротавших вечер по домам.
Из студии мы направились в комнату Ребенка, где ничего не изменилось: приглушенный свет, сбитые простыни, антисептики, запах болезни, тело мутанта на кровати.
— Вы готовы? — спросил Морсфаген.
Я был не просто готов, я ждал этого, и ждал с нетерпением! Но, конечно же, ничего не сказал. Сейчас я должен был казаться сломленным, мрачным и покорным. Морсфагену, похоже, это доставило живейшее удовольствие.
Свет угас, магнитофоны завертелись. Ребенок дернулся в своей кровати, — я наконец мог прикоснуться к божественности, которую искал всю жизнь...
Часть четвертая
Человек как бог...
Глава 1
Я коснулся сияния Его ментальной оболочки и вздрогнул от холодной мелодии абсолютной власти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});