Читать интересную книгу Мы живём на границе - Олег Верещагин

Он бы, наверное, и правда убежал (и замерз бы наверняка!), но в лесных делах ничего не понимал, пошел по кругу и нарвался на ищущих его чеченцев почти лоб в лоб. Когда его хватали, мальчишка дрался с остервенелым отчаяньем, четверо взрослых его едва смогли скрутить, поплатившись кучей синяков, глубоких укусов и ссадин – и уже не развязывали на протяжении недели пути. Сергей думал только об одном: как ему сбежать? Потом появилась мысль – захватить оружие и… то, что придется убивать, не пугало. По вине этих уродов погиб его отец, и кадры гибели, похожие на жуткий кинофильм, возникали в снах снова и снова, хотя Сергей и не видел аварии воочию.

Была еще надежда, что его освободят. Как в кино… И только потом Сергей понял, что надежда была глупой. Территория, по которой они шли, официально считалась "мирной", тут не было русских войск и всем заправляли переквалифицировавшиеся в милиционеров и глав администраций вчерашние боевики.

Когда в небольшом полузаброшенном селении Салман объяснил Сергею, что он, Салман, теперь его хоязин – мальчишка плюнул чеченцу в лицо. Последовавшие за этим регулярные побои, продолжавшиеся несколько дней, страшно было вспоминать. Братья Беноевы вымещали на пленнике весь живший в них страх – военное поражение начала века, гибель родных, бегство из богатого дома… Сергея в жизни били не раз – на ринге, в драках – и он терпел, сперва молча, потом – начал орать в голос, но в ответ на вопрос, который, брызжа слюней, повторял Беноев-старший: "Кто я такой?!" – снова и снова отвечал: "Душара." Это слово говорил отец.

Витольд Арюнас – латыш, друг Беноевых, зачем-то обосновавшийся тут, в этом селении – посоветовал чеченцам другой метод. Они перестали избивать упрямого мальчишку, потому что это могло закончиться одним: Сергея забили бы насмерть, но не сломали. Латыш, куда более умный и утонченный, чем свирепые, но тупые горцы, посоветовал им морить Сергея жаждой.

Расчет оказался верным. Сергей внутренне был уже готов умереть от рук врагов – отец, каким бы он ни был в делах, воспитывал его на примерах мужественных людей, внушая, что мужчина – это не возраст, а состояние духа. Сергей скорее умер бы, чем поддался на ломку болью и, наверное, смог бы вынести любые пытки, охраняя свое достоинство, не спасовал бы перед самой страшной казнью. Но беспомощно следить за собственным медленным умиранием оказалось выше его сил.

Сдача далась ему нелегко, потому что означала шаг через собственное достоинство. Когда Сергей понял, что готов сдаться (а это было на третьи сутки!), он проплакал несколько часов – от стыда и бессилия, от жалости в себе и отцу, от тоски и страха.

Он назвал Салмана хозяином. Постыдно, давясь слезами, чем доставил тому невероятное удовольствие.

Правда, Беноев превратно истолковал причину рыданий, которыми наслаждался. Он был уверен, что его раб плачет от страха. И не мог себе представить, что Сергей плачет от острого чувства изгаженной чести…

…Засыпав коням овса, Серый вернулся на кухню, разжигать печь. Из большой комнаты доносились голоса Салмана и Арюнаса. Они разговаривали по-русски. В этом было что-то дикое, почти смешное – неистово ненавидящие русских бандиты говорили между собой именно по-русски… но что делать: Салман не знал латышского, Витольд – чеченского.

Говорил в основном Беноев – Арюнас больше молчал, цедил слова в час по чайной ложке. Разговоры всегда были одинаковыми. Чеченец вспоминал, как хорошо он жил с девяносто первого по девяносто девятый, какой у него был дом, сколько рабов и рабынь, какие были веселые времена, когда победили русских в 96-м и как здорово все начиналось в 99-м… Потом Беноев с руганью принимался вспоминать, как пришли "федералы"[50] – всё отобрали, как они спасались, с каким трудом потом натурализовались, добыв фальшивые документы… В его голосе слышались искренние обида и горечь хозяина, у которого злые люди порушили хорошо налаженную жизнь – и от этого слушать становилось страшно, потому что приходило понимание: все свои мерзости, все свою дикость, рабовладение, насилие над людьми (в том числе – и над соотечественниками!), жадность, жлобство, дикарское самомнение – все-все это Беноев считает нормой, а тех, кто лишил его этого – грабителями и бандитами.

Арюнас ни на что не жаловался. По немногим его словам Серый понял; латыша тут держат вовсе не деньги. Он просто ненавидит русских – и ненависть его куда страшней, чем у чеченца.

После таких разговоров Беноев, наевшись, частенько "пыхал травкой". Арюнас к нему никогда не присоединялся. Наоборот – как-то раз Сергей видел, что латыш с презрением смотрит на обкурившегося приятеля. Это было в тот раз, в начале марта. Арюнас тогда постоял над завалившимся на подушки чеченцем, что-то пробормотал и ушел.

А Сергей сбежал. Его словно рванули из дома – он не взял ни оружия, ни коня, только пошвырял в подвернувшийся рюкзак продукты на кухне. Тогда на нем еще не было цепей…

Именно потому, что он ничего не взял, ему удалось уйти очень далеко – Беноев долго провалялся в прострации, остальные немногочисленные жители ничего не заметили. Мальчишку поймали лишь через четыре дня. Не могли не поймать – следы на снегу найти нетрудно, а куда идти? Он выбился из сил на закрытых снегом перевалах…

Обратно Салман гнал мальчишку босиком, с петлей на шее, и Сергей обрадовался, что умрет от холода и усталости или будет убит. Он почти хотел этого, раз уж нет пути из рабства…Он не умер, и Беноев заковал его в эту цепи с ошейником. С этого момента всякая надежда должна была исчезнуть. Но Сергей надеялся, он думал о свободе, потому что просто не мог иначе.

Вот и сейчас он, не вслушиваясь в разговор, возился у печи и думал: а что если ЭТО – на всю жизнь? НАВСЕГДА?! Когда такая мысль впервые его посетила, у Сергея остановилось сердце. Потом он пенял: когда приходит такая мысль, надо просто зажмуриться покрепче, вцепиться во что-нибудь изо всех сил и переждать, пока отхлынет волна безнадежности. Сейчас ему очень хотелось плюнуть на готовящееся мясо. Смачно харкнуть. Но это было бы идиотизм… Навсегда не навсегда, но сейчас надо жить. Ждать. Малейшей возможности, и теперь он будет умнее…

Жареное мясо, нарезанный хлеб Серый сложил на большой поднос (оставив себе неплохую порцию), вынес в комнату.

– Готово, хозяин, – поклонился он, ставя поднос между сидящих мужчин. На миг столкнулся взглядом с прозрачными глазами латыша, поклонился снова.

– Иди, ешь, – милостиво разрешил Беноев. – Потом скажу, что делать…

…Арслан нашел Сергея, когда тот убирал в деннике. Младший брат Салмана был на шесть лет старше русского, вырос уже в "независимой Чечне", был глуп, амбициозен, постоянно тянул травку и вообще был типичным представителем здешней молодежи: интеллект шакала, привычки свиньи, самомнение павлина, способность жить, не грабя, не убивая я не отбирая – нулевая, как и умение что-либо делать руками.

– Иди сюда, – сказал он, махнув рукой. Сергей подошел. Арслан окинул его непонятным взглядом и спросил: – Ты драться умеешь? Вопрос был странным, но Сергей кивнул:

– Вообще-то – да.

– Отлично, – Арслан кивнул. – Ко мне друг приехал. Брата нет, уехал, я за старшего в доме. Я поспорил, что ты свалишь его раба… – Арслан достал из пистолетной кобуры ключ и, щелкнув замком ошейника, резко выдернул цепь. Серый секунду стоял неподвижно, потом выпрямился. Спину резануло болью, но он выпрямился – почти одного роста с чеченцем. – На, – Арслан подал ему ключ, – с ног и рук тоже сними, и иди туда, перед домом. Проиграешь, – Арслан цыкнул зубом, – уши отрежу и съесть заставлю, русский.

И вышел. А Серый, встав на одно колено, стал снимать "браслеты". Ручные и ножные кандалы в самом начале были причиной невероятных мучений – они быстро стерли кожу до мяса, разбивали раны, не давая заживать, потом там образовались шрамы. Избавившись от колец, Сергей несколько раз со свистом втянул воздух, подпрыгнул, потянулся и оглянулся на забор. Туда?

Сергей не прыгнул. Он пошел драться…

…"Друг" оказался тоже каким-то местным в полувоенном. Арслан, чему-то усмехающийся Витольд и этот гость сидели на ступеньках крыльца. Беноева-старшего не было – куда-то и впрямь умелся. У коновязи стоял мальчишка примерно лет Сергея, обычно одетый, смуглый. Не русский, но и не здешний, чеченцы вовсе не похожи на "лиц кавказской национальности", как любит кое-кто говорить, а этот был именно смуглый, черноволосый, кареглазый. Он смотрел на Сергея без злости, тоскливо и устало, и тот понял, несмотря на одежду – да, и это тоже раб.

– Драться можешь, как хочешь! – крикнул Арслан. – Только положи этого!

Гость что-то прокричал своему рабу – не по-чеченски, но и не по-русски. Сергей скинул куртку, увидев, как противник поклонился приезжему. Оглянулся на крыльцо…

И увидел кобуру Арслана.