Читать интересную книгу По тюрьмам - Эдуард Лимонов

Непосредственный исполнитель убийства Фадеева — Дмитрий Анисимов — к «Чайкам» отношения не имел. На предварительном следствии он показал, что с Фадеевым незнаком, что утром 18 марта 1998 года встретил своего приятеля Володю Караваева. Попили пива, потом тот пригласил его в машину, где сидели еще двое. Они приехали к больнице, ему показали фотографию, сказали, что этого человека надо убить, иначе убьют его, Дмитрия, мать. Надели халат, шапочку, дали поднос с пистолетами.

Выступая в суде, маленький Анисимов взял всю вину на себя. Показал, что питал к Фадееву личную неприязнь из-за одной девушки. О том, что Фадеев находился в больнице, он якобы узнал в магазине «Робин Бобин».

Двое других подсудимых Караваев и Петр Коданцев — друзья Салиева. Первый, Караваев, показал, что под угрозой пистолета стрелял в Фадеева у его дома, когда ранил его в бедро. Второй служил вместе с Салиевым в милиции — был участковым. У Коданцева трое детей, он самый старший из подсудимых — ему 42 года. Он показал, что 18 марта случайно увидел знакомую машину у больницы и сел в нее, за рулем был его друг Салиев. Потом пришли неизвестные ему двое и поехали к нему на работу в Саратовский РОВД. В доме Коданцева обнаружили автомат, пистолеты, гранату, взрывчатку: тротил и аммонит. Обвинение утверждало, что хранившееся у Коданцева оружие — арсенал Потата.

Как я уже отмечал, мне не представилось возможности рассмотреть Цыганка в подробностях. Я видел лишь на мгновения несколько раз его силуэт в полумраке автозэка, когда его сажали в стакан. Высокий, большеголовый, около 30 лет. Ощущение загубленной мощи. Мощи, окруженной покровом тоски и сожаления. Записки в его книжке свидетельствуют о его принадлежности к породе мыслящих грешников. Он, кажется, пытался решить тот же вопрос, что и Родион Раскольников: «Тварь я дрожащая или право имею?» Он хотел поговорить со мной, посидеть в одной камере. Но гнилые ветра ГУИНа разбросали нас в разные стороны. Может быть, посидим вместе в другое рождение, в наше следующее появление на Земле.

ГЛАВА 21

27 декабря, когда я вошел в 156-ю, там уже сидел полный комплект зэка. Маленький Леха Савченко — старший по камере (статьи 158-я, 166-я, еще какие-то) и два пацана лет по двадцать пять — Денис и Раушан, а также министр культуры Саратовской области дядя Юра. Последнего посадили за взятку: тысяча долларов и 20 тысяч рублей. Шконок четыре, жильцов со мной — пять. Я пятый.

У них был телевизор, и я узнал, что в Грозном взорвали здание правительства. Очевидно, это был ответ чеченских националистов на норд-остовское умерщвление. Так что на третьяке я сразу включился в ритм движущегося, пульсирующего мира, из которого выпал на двойке. Ночевал я на матрасе, положенном у батареи, накрывшись пугачевским тулупчиком. Спал хорошо, уставший от этапа. Когда пришло время спать, Раушан Аскеров предложил мне свой матрас. Он застелил свою шконку куртками и улегся на них. У Савченко я позаимствовал одно из его двух одеял и поместился на матрасе, положив его на пустые мешки. Ногами ко входу в хату, у батареи. «По-человечьи», по-нормальному сокамерники пожлобились: кто-то из пацанов должен был уступить мне по возрасту место на шконке. Но принцип «своя шкура ближе к телу» перевесил. Самым достойным из них оказался «азер». Мне пришлось еще раз признать моральное превосходство «чурок». Я, впрочем, радостно улегся к батарее. Я и в мирной жизни любил спать на полу, и в военной. Единственное неудобство сна на полу в тюрьме состоит в том, что долго особенно не разоспишься, в хате все квадратные сантиметры на счету. Вставая, сокамерники ходят по краю твоей постели.

30 декабря я съездил по прихоти судьи в областной суд. На самом деле накануне Нового года делать там было нечего, и в разбирательстве мы не продвинулись. Но все равно было разумно прокатиться в люди накануне Нового года. Как бы с визитом. Следующее заседание было назначено только на 9 января.

31 декабря утром я сдал на поверке майору с киянкой заявление на имя начальника изолятора полковника Орлова, где просил матрас и одеяло. Дело в том, что поступил я 27 декабря после обеда, а 28 и 29 декабря были выходными днями. 30-го же, как я упоминал, я выезжал в свет, в суд. А то бы я попросил матрас еще раньше. Реакция на просьбу Железной Маски, особо опасного Савенко, о матрасе была мгновенной. Уже 31-го после обеда вдруг заказали с вещами Дениса. Рослый и развитый парень этот целыми днями был занят тем, что читал и выписывал сразу из двух кодексов, из моего УК с комментариями и из УПК. У него была 228-я статья, наркотики, часть, кажется, первая. Получив за свое преступление предусмотренные 228-й статьей 2 года и 8 месяцев, Денис сумел так составить кассацию, что добился отмены приговора, и на новом процессе получил 2 года и 3 месяца. Вдохновленный успехом, он явно пытался теперь повторить свой трюк и отщипнуть от своего срока еще кусок. В разговорах Дениса звучала определенная неприязнь к инородцам, а в бане я выяснил, что у него на предплечье татуировка-свастика в круге. Между тем в хате с нами ведь находился Раушан — наполовину азербайджанец — высокий лысоватый парень возраста Дениса. Тонкий, как стебель. Сидел он за то, что сжег жену. Она сгорела в пожаре, за что Раушан получил 4 года поселка. Косясь на Раушана, Денис свою неприязнь держал при себе. Она лишь изредка выплескивалась в его комментариях к некоторым новостям по телевизору. Я отмечал здесь и там его расизм. Как-то я рассказал ему в нескольких эпизодах (выяснилось, что он не знает этого) историю германского национал-социализма. Денис был высокий, европейского вида пацан. Я имею в виду, что лицо у него не было плоское. Его вызвали с вещами, и это был последний день старого года. Он сделался грустным. Однако собрался сразу. Получил от министра «дяди Юры» пару банок консервов, чай, короче, вполне нормальный новогодний пакет. Мне не было его жаль, впрочем, нисколько, что вот он за несколько часов до Нового года пойдет в чужую хату. Из него просвечивала неприятная индивидуальность. Он угрюмо и высокомерно читал и перечитывал кодексы, много ел и спал, плотно и много. Наши продукты, ибо самому ему не поступило ни единой дачки. Он высокомерно и пальцем не шевелил, позволяя себя кормить. Еду готовил дружелюбный и заботливый Аскеров. Денис погрустнел, думая, куда-то его загонят. Возможно, в хату, где голодно и бедно. Таких хат на централе немало. Повторю, мне не было жаль, что он уходит. Азербайджанец Раушан давал мне на ночь свой матрас. А этот белый говнюк сопел в две дырки, даже не предложил. Я бы отказался, но все же пусть бы он предложил.

Он ушел в дверь, этот молодой, высокомерный и наглый индивидуалист, а я застелился на его шконку. Размышляя о том, что по психологии администрация изолятора заслуживает отметки пять с плюсом. Матрас оказался таким трухлявым, что было небезопасно шевелить его. Каждый раз из дыр сыпалась труха. Я подстелил под матрас пару мешков (в них нам носят дачки) и улегся. Было очень хорошо. Так что Новый год я встретил на своей шконке. Вот в этом коротком периоде в четверо суток жизни без своей шконки заключалось дополнительное неудобство перевода из одной тюрьмы в другую. Приходишь в хату последним, а там уже полно людей, и все шконки разобраны. Но в очереди я простоял, как мы видим, недолго. Быстро получил место.

Матрас… О, это был шедевр тюремного имущества. Желтый, он просто прогнил от напряжения. Ведь на нем тяжело ворочались несколько поколений зэка, он впитал их сны и испарения. Он был изъеден снами и испарениями. Желт до невозможности. Дыры его махрились краями. На матрасе слоями лежали три грязные простыни, и я присоединился — постелил свою относительно чистую грязную простыню на эти грязные простыни.

Новогодний стол наш из колченогих дощечек стоял под телевизором. Главным праздничным блюдом у нас была копченая курица, присланная министру культуры дочерьми. Копченая курица — прямо как в романах Дюма! Поскольку наш пятый, Денис, ушел с мешком, понурый (у него почему-то не было даже сумки), то курицу мы разделили на четверых. Баба с возу — кобыле легче — так, возможно, думал каждый из нас. Больше всех и торопливей всех ели министр и Леха Савченко. Нам приходилось с Раушаном поспевать за ними. С Лехой мне пришлось просидеть всего девять дней. Маленький, мускулистый, пять или шесть судимостей, он все больше лежал. От него едко несло потом.

После Нового года к нам внезапно пришел генерал. Произошло это неожиданно. Явился он аккуратно в день моих именин. Именины мои, надо сказать, отмечены лишь в католических святцах — пятого января. В православных святцах имя Эдуард не присутствует. В переводе со староанглийского «Эдвард» означает богатый охранитель, богатый покровитель. Богатым я никогда не был. Однако ношу имя восьми английских королей и бессчетного количества аристократов.

Так вот, 5 января вдруг неожиданно, без предупреждения в камеру вошел начальник режима, мощный Саныч Немцов, бывший омоновец. За ним вошел начальник изолятора полковник Орлов. Дежурный затянул уже: «Гражданин начальник, в камере…»