Читать интересную книгу Экипаж. Предельный угол атаки - Андрей Орлов

– У нас, у летчиков, специальные термины. – Он отыскал взглядом Мишу. – Сложные термины. Сможешь перевести?

– Что? – не понял Миша, извиваясь в кресле второго пилота.

Видимо, он считал, что положение обязывало его занять это место.

– Ничего. – Карпатов покачал головой. – Все хорошо, прекрасная маркиза.

– Что? – не понял Миша.

«Пасть закрой, – подумал Карпатов, пробегая пальцами по тумблерам. – До чего же тоскуют руки по штурвалу. Лишь одна у летчика мечта».

– Это кабина транспортного самолета «Ил-76Т», – ровным голосом проговорил Карпатов. – Миша, спроси, какое у ребят образование. Только не говори «что».

Сначала ответил один, с бородавкой на впалом носу, сбивчиво, неуверенно, затем залопотали другие. Создавалось впечатление, что они не понимают даже по-афгански.

«А есть ли такой язык – афганский?» – задумался Карпатов.

Основная народность в Афганистане и Пакистане – пуштуны, в недрах этих племен и зародился Талибан. Но из пуштунов набирают и правительственные войска, и костяк пакистанской армии, оплот американской демократии в данном сомнительном регионе. Еще тут имеются узбеки, таджики, хазарейцы, нуристанцы, кочевники кучи, белуджи, арабы…

– Масуд говорит, что он однажды водил машину, – обобщил информацию переводчик. – У Хамеда в доме был телевизор. Карагул жил в Кандагаре в очень высоком доме. Там у него имелся кран с водой и туалет.

– Миша, ты издеваешься? – вспыхнул Карпатов. – Кого ты сюда привел?

Переводчик стушевался. Курсанты, видимо, поняли, что их образование урус-шайтана чем-то не устраивает, и возмущенно загудели.

– Все хорошо будет, не надо беспокоиться, – быстро сказал Миша. – Эти люди умеют читать и писать. Знают технику. Аллах поможет.

– Ну, разве что Аллах, – заявил Карпатов. – Ладно, ясно с вами. Ну что ж, Миша, переводи. – Он начал говорить размеренно, тщательно пряча улыбку: – Самолет «Ил-76», – Владимир Иванович хлопнул по штурвалу, – разработан в бюро Ильюшина в конце шестидесятых годов, запущен в серийное производство в семьдесят пятом. Имеет герметизированную грузовую кабину и грузовую рампу для перевозки до пятидесяти тонн груза или двухсот двадцати пяти пассажиров, а также десантирования роты парашютистов. Крейсерская скорость – восемьсот пятьдесят километров в час. Дальность полета – почти семь тысяч километров. Практический потолок – четырнадцать тысяч пятьсот метров. Первый транспортный самолет с реактивными двигателями. Четыре турбореактивных двухконтурных двигателя с тягой по тысяче двести килограммов каждый. Пожирают все вместе восемь тысяч литров керосина в час. Высокая тяговооруженность. При торможении на посадке струя выходных газов с помощью створок реверсивных устройств отклоняется вперед, обеспечивая короткий пробег – всего четыреста пятьдесят метров.

Он замолчал, с интересом уставился на Мишу. Самое смешное, что тот сперва покраснел, а потом начал что-то быстро лопотать. Курсанты понятливо кивали.

– Отлично, – сказал Карпатов, дождавшись окончания высококачественного перевода. – Самолет отличается мощной механизацией крыла и многоколесным шасси с современной системой торможения, что позволяет осуществлять посадку на грунт.

«Не дай бог, – подумал он. – Страшное зрелище».

– Прошу, однако, учесть, что данный самолет является транспортным. Это гражданская модификация, – добавил Владимир Иванович. – Здесь демонтированы кормовая пушечная установка, автомат выброса дипольных отражателей, десантное оборудование и электронные устройства военного назначения. – Он вновь дождался паузы в бормотании Миши и принялся по очереди включать приборы, попутно объясняя их назначение: – Это альтиметр… высотомер. В смысле, высоту мерить. Это горизонт. Это гидравлика, рули, датчик топлива. В данный момент он показывает, что его у нас нет.

«Надеюсь, топливо не слили», – со страхом подумал Карпатов.

– А теперь я настрою датчик топлива так, словно у нас полные баки горючего. – Он перевел стрелку прибора на ноль. – А вот тут у нас автопилот. Эй, парень, просыпайся!..

Самолет протяжно загудел. Афганцы встрепенулись, завертели головами.

– Эй-эй, – забеспокоился Миша. – Это так надо?

– Да, – успокоил его Карпатов. – Так надо. Мы же учимся или нет?

Завелись двигатели, загудели турбины. Афганцы испуганно затараторили.

– Это работают двигатели, – спокойно объяснял Карпатов. – А это я включаю форсаж. – Он двинул ручку.

Самолет дрогнул, медленно пополз по рулежке. Миша позабыл, что должен переводить, начал выбираться из кресла. Кто-то побежал из кабины.

– Стой! – вопил переводчик. – Не надо! Нельзя! Строго нельзя!

Один из учеников, кажется, Хамед, схватил Карпатова за руки. Он выпустил штурвал, но моторы работали. Курсанты гудели, что-то выкрикивал бородавчатый парень, тыкая пальцем в приборную панель.

– Что, обезьяны? – Карпатов засмеялся. – Не знаете, как остановить? Сейчас в Россию полетим, устроят вам там развеселую жизнь.

Кабина наполнилась ором и гамом. Бородавчатый тип ударил летчика ладонью по щеке. Голова дернулась, но Карпатов не переставал смеяться. Его ударили еще раз, потом еще. Он подчинился. Самолет остановился напротив зенитки, сторожащей аэродромное поле. У орудия никого не было.

Старая зенитка – стомиллиметровая «КС-19». С сорок седьмого года на вооружении Советской Армии. Несколько раз пушку модернизировали, подтягивали характеристики. Сбивает аппараты, летящие со скоростью 1200 километров в час на высоте до пятнадцати километров. Тринадцать выстрелов в минуту, гидросиловой привод. Не подарок, конечно.

Карпатов нажал на газ, самолет загудел сильнее. Курсанты окончательно перетрусили, орали, брызгали слюной. Один схватил капитана за ворот, двое бросились вытаскивать его из кресла. Он же до последнего не спускал глаз с зенитной установки. У орудия никто не появился. Хорошая новость, не зря он получил по сусалам. Теперь можно и двигатели выключить. Жалко, конечно.

К наличию радио у пленников охрана относилась снисходительно. Небольшое, но послабление. Глотов повернул ручку громкости до упора. Грянул рок в исполнении «Металлики». Он неплохо сочетался с визгом затачиваемых стальных прутьев. С Витьки струился пот. Серега отобрал у него кусок наждака, случайно найденный в казарменном хламе, забрал прут, попробовал пальцем заточенный край.

– Ты чего как неживой, Витька? Хреново точишь. Давай еще.

– Так это же не заточка, – возмутился Витька. – Мы же не будем им брюхи вспарывать. Нам лом нужен.

– Нет, Витька, ты не прав, – рассудительно заметил Глотов. – Сегодня это лом, завтра – заточка. Универсальное оружие, понимаешь? А мы с тобой должны быть универсальными солдатами…

– Что с ботинками, Витька? – перебил его Серега. – Так и будем босиком бегать? Нашу-то обувку уже не вернут, не надейся.

– Да отстаньте вы от меня, – взмолился Витька. – Я вам что, к каждой бочке затычка? Точить – я, обувь добывать – я.

– А мы с Серегой – мозговой центр, – поведал Глотов, забрасывая руки за голову под вой кроватных пружин. – Серьезно, Витька, что у нас с кроссовками?

– Будут вам кроссовки, – буркнул тот. – Просто Махмуд сейчас вертится в округе, они не могут играть при нем. Им же головы снимут, а вот когда уедет…

Это была последняя фишка, хит сезона. Витька, бравший в туманной юности уроки у карточного шулера, пристрастил к игре нескольких охранников. Попутно он объяснял им, что Аллах – это, конечно, свято, но нет ничего святее, чем карточный долг.

Под окном раздался свист – условный знак. Витька с Серегой спрятали прутья под матрас. В комнату вошел Вакуленко с охапкой мешковины.

– Да чтоб тебя! – ругнулся Глотов. – Здравствуйте, доктор.

– Блин! – сказал Витька.

– Страшно, да? – полюбопытствовал Серега. – Ты знаешь, Витька, что ученые изобрели таблетки, помогающие избавиться от чувства страха? Но их никто не покупает. Боятся.

Вакуленко делал глазами выразительные знаки, словно собирался перетащить их на затылок, но запоздал. В комнату вошел Карпатов. Он загадочно улыбался и волок две объемные сумки. Между глазом и виском проступала свежая ссадина. Но все заметили только сумки. Карпатов взгромоздил ношу посреди помещения, отдышался.

– Вот, разбирайте.

– Чего это ты приволок? – спросил Серега.

Вакуленко открыл сумки, и все увидели летную форму, термосы, бритвенные принадлежности.

– Це ж мое! – удивился Вакуленко.

– Там не только твое, – сказал Карпатов.

Витька тоже порылся в багаже, достал свежую колоду игральных карт, автоматический чайник «Тефаль» на подставке, начал удивленно исследовать какую-то коробку.

– Мужики, а зачем рюмки рисуют на упаковке?