До этой поездки я не осознавал, что в мое отсутствие Ноэль бил Кьяру гораздо чаще, чем когда я был мальчиком.
Мне следовало бы знать, но я был глупым, эгоистичным парнем двадцати с небольшим лет, слишком чванливым и недостаточно рассудительным. Всякий раз, когда я разговаривал с ней по телефону или она навещала меня по выходным, она всегда улыбалась и позитивно обещала, что дома все в порядке.
Но она делала это только ради нас, ради Александра и меня, чтобы мы могли вырваться из этой жемчужной клетки и освободиться от Ноэля без обязательств перед ней тащить нас домой.
— Я тоже не знал, — признался Торе в ту ночь, выглядя старше, чем когда-либо прежде, его широкий покатый лоб был сморщен и помят, как использованная салфетка. — Я подвел вас обоих.
— Нет, — возразил я, любя его в тот момент так сильно за то, что он из тех людей, которые заботятся о своем друге детства и ее семье достаточно, чтобы рискнуть яростью Ноэля. — Я должен был присматривать за ней более внимательно.
Он вздохнул, покрутив свой бокал с красным вином так, что оно о засияло в свете свечей и стало кроваво-красным.
— Она здесь в безопасности. Мы не позволим ей вернуться в Англию.
— Нет, — согласился я. — Я перееду с ней. Ей нужны — я не знаю — любовь и внимание после столь долгой жизни с этим монстром.
Торе согласился. Следующий час мы потратили, попивая вино и обсуждая, чем я могу заняться в Италии. Возможно, мне было бы интересно поработать с Тором и его командой.
Я не думал об этом всерьез. Я был человеком с диким, неукротимым сердцем, но мне не нравилась идея стать преступником, как мой отец.
А потом мы услышали это.
Крик.
Волосы на шее встали дыбом, когда адреналин хлынул на голову, как ведро с ледяной водой.
Я вскочил со стула и побежал, прежде чем мой разум успел осмыслить шум.
Торе был прямо за мной, один из его людей бежал следом с поднятым пистолетом.
Ноги привели меня в комнату матери. Дверь была заперта, но я не подумал дважды, прежде чем выбить старое дерево одним резким ударом правой ноги.
Комната была пуста, прозрачные льняные занавески вились в комнату через приоткрытые балконные двери.
И я знал.
Элементарно, духовно я знал, что то, что я найду за этими дверями, навсегда изменит мою жизнь.
Мое сердцебиение звенело в ушах, как церемониальный барабан, мои шаги тяжело топали в унисон, когда я подошел к двери и одним пальцем толкнул ее.
Маленький балкончик был пуст, плющ, поднимающийся над каменными стенами, шелестел от ароматного оливкового ветра.
— Эдвард, — запротестовал Торе, протягивая руку, чтобы схватить меня за руку, когда я пытался подойти к балюстраде, чтобы посмотреть через край. — Не надо.
Я безжалостно отмахнулся от него, не отрывая глаз от земли, которую я мог видеть со своего угла. Когда я подошел к краю, я затаил дыхание, загибая пальцы на камне и глядя вниз.
Но ее там не было.
На самом деле, в течение следующих несколько дней, месяцев и лет Кьяры Давенпорт нигде не было. Местные власти сочли это побегом, но мы знали лучше.
Это был Ноэль.
Он убил мою мать и, что еще хуже, убедил моего брата Александра, что виноват Торе, и что я бросил их, чтобы завладеть его мафиозную организацию.
В каком-то смысле он оказался прав.
С того дня, как исчезла Кьяра, я начал работать на Амадео Сальваторе и заново открыл себя как Данте Сальваторе.
Потому, что я понял нечто жизненно важное, жизненный урок, который могла преподать мне только сама смерть.
Если я хотел победить своих демонов, я должен стать настоящим монстром.
Спустя много лет я все еще руководствовался важными уроками, которые я извлек из ее смерти.
Никому не доверять, атаковать в первую очередь и, прежде всего, защищать тех, кто не может защитить себя сам.
Через несколько дней после покушения на убийство я корил себя за то, что не выполнил первые два предписания.
— Ирландская сволочь, — сказал Адриано, прежде чем плюнуть через край балкона, будто это слово во рту было ядом. — Торе должен был позволить нам покончить с ними.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет, — не возразил я, стоя на балюстраде и вспоминая, как десять лет назад я заглядывал за один из таких же балконов, смотря, не разбилась ли подо мной моя мать. — Мы должны быть умнее их, Адриано.
— Они чертовы трусы, раз пытаются отравить тебя, — усмехнулся Марко, чистя пистолет за столом. — Ни один итальянец не опустится до этого.
Я приподнял бровь, но втайне подумал, не стоял ли за атакой ирландцев итальянец. По правде говоря, мой судебный процесс заставлял ужасно нервничать всю Комиссию [37]. Я был аутсайдером, sconosciuto [38] . Я мог говорить по-итальянски как на родном, придерживаться всех устаревших обычаев и культурных норм, но правда состояла в том, что итальянцы, даже американцы итальянского происхождения, были убежденными эстетами, и им не нравилось, что я родился и вырос британцем.
До меня никогда не было босса, чей отец не являлся бы итальянцем, и хотя моя мать была итальянкой, для боссов Старого Света в Нью-Йорке все было иначе.
Я им никогда не нравился, вместо этого они предпочитали вести дела с Торе, и тот факт, что я подвергся расследованию и суду по Закону РИКО, мог быть для них хорошей возможностью избавиться от меня, прежде чем я получил бы шанс наброситься на них.
Я не был крысой, но должен признать, я рад, что глава семьи ди Карло умер, и мне чертовски понравилась возможность заставить донов других четырех семей — Лупи, Бельканте, Аккарди и Мальоне — последовать за ним в раннюю могилу.
Ни один из них не был моложе семидесяти, и хотя я не считал себя старожилом, нельзя отрицать, что старые Доны мафии окаменели за столом.
По моему мнению, нужна новая кровь, и я годами добивался перемен, но меня на каждом шагу отвергали.
— Ты думаешь, что за этим стоит одна из других Семей — спросил Адриано, разминая покрытые шрамами суставы.
Адди был даже выше и шире меня, с руками, похожими на мешки с камнями, и с плечами, такими толстыми, мускулистыми, что его шея казалась невероятно короткой. Он был самым крупным мужчиной в нашем ближайшем окружении.
Я пожал плечами, но не был готов говорить о своей теории. Мои люди верны, но они оставались верными, потому что я старался не указывать на проблему, пока не находил решение.
— Ирландцы мелкая сошка, — хихикая, пошутил Марко. — Не думаю, что они будут работать с кем-то еще, чтобы их в чем-то уличить. Что у них вообще есть для своих?
— Отмывание денег, — произнес Чен, всегда готовый предоставить информацию.
Этот человек походил на человеческую энциклопедию. Он получил много дерьма от капо вне Семьи за то, что он японец, но он трижды спас мне жизнь, и в тот момент, когда я встретил его в закоулке игрового заведения, считая карты, как гребаный профи, я знал, что ему нужно быть в моей команде.
— Немного наркотиков низкого уровня. Ничего особенного.
— Сначала сделка с Басанте, а теперь и это, — размышлял я, проводя рукой по своей щетинистой челюсти. Я не брился со времен Святого Дженнаро, и моя борода стала густой. — Торе был прав, удерживая вас от резни, когда я уже нахожусь в чертовой горячке с федералами, но мы должны нанести ответный удар.
Марко, Чен, Адриано, Яко и Фрэнки молчали, пока я думал, привыкшие к тому, что я даю волю своим мыслям. Никто из них, кроме Яко и Фрэнки, не обладал способностями или жаждой лидерства. Яко был слишком вспыльчив, чтобы быть боссом, а Фрэнки слишком сильно ненавидел людей, чтобы иметь с ними дело на регулярной основе. Они счастливы подчиняться моему руководству.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но мне потребовалась секунда, чтобы просканировать их лица, осознавая, что Мейсон Мэтлок, все еще висящий, как вяленое мясо, в моем самолетном ангаре, сказал мне, что в моей команде есть крот.
Как бы мне ни не хотелось думать, что это был один из мужчин, которых я считал братьями, я знал, что лучше не доверять слепо.