Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За исключением первого приступа, когда на стены крепости бросились более 30 тысяч турок и их союзников, в атаку одновременно ходили обычно 10 тысяч янычар. Стремясь окончательно измотать казаков, паша Гусейн-Дели атаковал волнами, янычары сменяли друг друга. В один из дней штурм достиг апогея: двенадцать раз по десять тысяч свежих янычар шли на приступ, не давая отдыха защитникам Азова. Янычарам, ударной силе турецкой армии, дорого обошлась атака Азова: 20 тысяч отборных турецких воинов погибли при штурмах крепости. Из восьми тысяч казаков осталось не более трех тысяч. Очень большие потери понесли турки от эпидемий. Общие потери турецкого войска при штурмах историки разных времен оценивали от 20 до 70 тысяч человек. Историк В.Д. Сухоруков, более других изучивший архивы тех времен, оценил потери турок в 50 тысяч человек. Это только те, которые были убиты в сражении под стенами Азова.
Попытка взятия Азова дорого обошлась и высшему руководству турецкой армии. Главнокомандующий, силистрийскии паша Гусейн-Дели, скончался в пути во время отступления от Азова, на борту своего корабля. Позор и страх перед султанской карой сделали свое дело. Гусейну-Дели еще повезло, ибо разгневанный султан Ибрагим I повелел удавить всех уцелевших военачальников. По дороге от Азова в Крым скончался и раненый хан Крымской орды Бехадыр-Гирей…
Весть о неудаче огромной армады турок под Азовом произвела ошеломляющее впечатление. В это невозможно было поверить. Голландец на русской службе, петровский адмирал Корнелиус Крюйс в своих мемуарах написал, что «первое известие об оставлении Азова показалось турецкому, российскому и польскому дворам более баснею, нежели истинною повестию, ибо оной город в то далекое время не так силен был, нежели в 1696-м году, когда его царским величеством взят и 4000 человек осажденных в нем было; однако отчаянная храбрость казаков без ожидания какого сикурса, такую жестокую осаду могла выдержать, отстоять и преодолеть»{60}.
Азовское мероприятие дорого стоило и донским казакам. Признавая Азовское сидение 1641 г. вершиной военного могущества Войска Донского, нельзя не согласиться с утверждениями, что это славное дело стало и отправной точкой заката казачьей славы. Цвет Войска лег костьми в неуступленную оккупантам родную землю, и без военной и экономической поддержки со стороны Москвы донцы были уже не в состоянии своими силами успешно противостоять турецко-татарской экспансии. Дальнейшее развитие событий это подтвердило. Но и Московское царство не могло вернуть оставленный казаками после осады Азов в течение более чем ста лет, терпя унизительные щелчки по своему престижу от турок и крымцев; последним русские цари ежегодно выплачивали дань, вплоть до конца XVIII в.
Если бы во времена правления династии Романовых существовала хорошая советская традиция увековечивать ратные подвиги присвоением городам и крепостям почетного звания «Герой», то Азов, вне всякого сомнения, был бы первым претендентом. Вот уж действительно, без оговорок, Город-герой, Крепость-герой. Впервые отечественное военно-инженерное искусство превзошло западноевропейское.
Глава 9.
ДЕЛА ПЕТРА ПЕРВОГО
Заниматься жизнеописанием Петра Алексеевича Романова — дело сложное и неблагодарное. Одним из первых это испытал на себе Александр Сергеевич Пушкин. Допущенный с разрешения императора Николая I ко всем секретным бумагам времен Петра I, хранившимся в Государственном архиве, Пушкин очень скоро пришел к выводу, что «давнишнее» свое «желание написать “Историю Петра Великого”», историю подлинную, ему вряд ли удастся. Таланта и знания русской истории Пушкину более чем хватало, но… За неделю до трагических событий на Черной речке (дуэль с Дантесом) Пушкин в разговоре с П.А. Плетневым признался, что «Историю Петра I пока нельзя писать, то есть ее не позволят печатать». К той же мысли пришел и главный цензор пушкинских произведений, император Николай I. Когда же после смерти великого гения литературы он ознакомился с незавершенным трудом (а историю Петра I A.C. Пушкин начал писать за пять лет до гибели), то указал: «Сия рукопись издана быть не может». С царем соглашался и его брат Михаил, беседовавший с поэтом в 1836 г. о роли Петра I в русской истории. По мнению этого отпрыска рода Романовых, в своем подготовительном тексте Пушкин недостаточно воздал должное Петру Великому. И вообще, пушкинская точка зрения ошибочна, поскольку он рассматривает Петра I «скорее как сильного человека, чем как творческого гения». Одним словом, от Александра Сергеевича требовалось авторитетное обоснование гениальности Петра Алексеевича. Вышло наоборот. Не оправдал поэт оказанного ему высочайшего императорского доверия.
Затем с незавершенной работой Пушкина о Петре I стали происходить вещи, весьма характерные для диссидентских произведений: она исчезла! Исчезла в глубинах цензуры. Затерянная пушкинская рукопись была обнаружена только после революции 1917 года. Какой именно революции — февральской или октябрьской — об этом не сказано даже в наиболее полном собрании сочинений А.С. Пушкина, вышедшем в 70-е годы прошлого века. Обнаруженная рукопись, уже дважды изуродованная отставными и действующими царскими цензорами, оказалась изрядно похудевшей: из тридцати одной пушкинской тетради уцелели двадцать две, а из шести томов цензурной копии — три тома. Но, как известно, «рукописи не горят». И исчезнувшая оригинальная начальная часть «Истории Петра I» (1672–1689) была восстановлена отечественными пушкиноведами. Впервые «История Петра I» была опубликована спустя столетие после смерти поэта, в 1938 г. Но не в полном виде. И только в 1950 г. в Центральном Государственном историческом архиве пушкиноведами во главе с И.Л. Фейнбергом был, наконец, обнаружен цензурный реестр отставного цензора К.С. Сербиновича, придавшего историческим суждениям Пушкина о Петре I «цензурный вид». Однако умный Сербинович старательно переписал в свое время все неугодные правящей династии острые места в сводный реестр. Что и позволило, вместе с другими находками, закрыть многие «белые пятна» истории Петра I, запрещенные, а потом и спрятанные его наследниками подальше от любопытных читательских глаз. В настоящее время в «Истории Петра I» A.C. Пушкина недостает только текста тетрадей, охватывающих 1690–1694 и 1719–1721 гг. — время начала и конца правления Петра I. В общем, получается, что нет конца и нет начала.
Уже почти триста лет историки ведут, по-видимому, нескончаемый спор о том, был ли Петр I великим полководцем. Мы, живущие в России сегодня, стали свидетелями развенчания в 90-е годы многих военных деятелей советской эпохи, которых нас десятилетиями приучали считать за полководцев. Многие так называемые «герои гражданской войны» (Страшный термин. Какой может быть героизм в братоубийственной войне?) на поверку оказались бандитами и карателями. Но далеко не все. Петр I не бандит, но и не герой. И знаменитая Полтавская битва, отмечаемая в современной Российской Федерации как официальный день воинской славы России, не должна затмевать нам очи.
О Полтавской битве писали многие, писали по-разному. В.О. Ключевский указывал, что под Полтавой созданное Петром войско «уничтожило шведскую армию, то есть 30 тысяч отощавших, обносившихся, деморализованных шведов, которых затащил сюда 27-летний скандинавский бродяга», шведский король Карл XII. Победа под Полтавой не остановила Северную войну, которая продолжалась еще долгие 12 лет, до 30 августа 1721 г., когда в Ништадте был подписан мирный договор со Швецией на выгодных для России условиях. Северная война вошла в историю России как самая долгая. В результате была отвоевана широкая полоса морского побережья от Риги до Выборга.
Почему же Полтавская битва считается одной из решающих битв Мировой истории, ведь количество бойцов участвующих сторон не превышало 64 тысяч? Военная история знает крупномасштабные сражения, вошедшие в список самых грандиозных сражений, но не ставших решающими (Канны — 216 г. до н.э.; Лейпциг — «битва народов» — 1813 г.). Историк Владимир Артамонов ставит Полтавскую битву в ряд решающих.
Сравнивая Полтавское сражение с Куликовской битвой и Бородинским сражением, он выделяет Полтаву, приравняв ее по историческому значению к Сталинградской битве. Подозреваю, что в этом месте читатель, мягко говоря, может удивиться — а не слишком ли? Сравнение действительно сильное, непривычное, особенно если вспомнить о потерях воюющих сторон и ожесточенности боев на берегах Волги в 1942–1943 гг. Однако В.А. Артамонов, глубже других изучавший всю историю Полтавской битвы с использованием источников «вражеской стороны», привел убедительные доводы в пользу своего сравнения.
Каковы же были последствия битвы под Полтавой? Полтавская победа стала переломным событием, давшим новые перспективы многим государствам и народам Европы. Были освобождены от шведской оккупации Россия, Польша, Украина, Дания и Саксония. Инициатива на Балтийском море перешла к русскому флоту. Турция решила изменить 30-летнее перемирие с Россией (договор от 1700 г.) на «вечный мир» в 1710 г. Речь Посполитая (Польша) признала русско-польские границы, причем Россия сняла с себя обязательства по ежегодной выплате полякам 250-тысячной субсидии. В Польше было отставлено, без боя, антироссийское правительство короля Станислава I. Швеция лишилась своего верного союзника — княжества Гольштейн-Готторпского. Маленький прифронтовой городок Санкт-Петербург на 200 лет стал столицей огромного государства, одним из центров мировой политики. Под Полтавой был положен конец плану гетмана Ивана Мазепы о присоединении Украины к Речи Посполитой. Полтава означала приближение заката Швеции как великой державы Европы и одновременно возвестила о становлении русского великодержавия. Впервые Россия стала полноправным членом европейской системы военно-политических союзов, полноценным балтийским государством. Сравнивая значение Полтавы со Сталинградом, согласимся с необычным выводом В.А. Артамонова: и там и здесь победа стала центральным и поворотным пунктом не только военных действий на восточном фронте, но и всей войны. Временные военные неудачи и поражения в 1708–1709 и 1941–1942 гг. сменились общим контрнаступлением, в войне произошел перелом, предрешивший судьбу агрессора и его сателлитов. Последнее слово — не оговорка. Войска шведского короля Карла XII, как и войска других агрессоров от Мамая до Наполеона с Гитлером, представляли своеобразную военную сборную Европы. Под желто-синими знаменами, ставшими со времен короля Карла Кнутссона (1448 г.) национальными символами Королевства Швеции, в Россию пришли, вместе со шведами, немцы (треть всей армии нашествия), эстонцы, латыши, литовцы, поляки. И даже русские из Ижорской земли — новоиспеченные шведские дворяне.