Читать интересную книгу Моя любовь, моё проклятье (СИ) - Шолохова Елена

Ну уж нет! Эта ведь Лиза на неё напала. И оскорбила первая. Очень обидным словом, между прочим, обозвала, и совершенно несправедливо. Вот она и огрызалась в ответ. Причём только огрызалась, даже пальцем её не тронула. Должна же быть справедливость.

Идти к директору в разодранной блузке она и помыслить не могла. Но что делать? Нельзя же просто взять и не пойти. И булавки, как назло, ни у кого не оказалось. Полина, как могла натянула оторванный рукав повыше, подоткнула его под плечико, для верности прижала ладонь к предплечью. Вот так вроде всё держится и незаметно.

Как же ей было страшно. Вот тогда, когда он ругал её за неподобающий вид, она совсем не боялась, а сейчас почему-то умирала от страха и ещё больше от стыда…

***

Пока ехали в лифте, обе молчали. В приёмной секретарша уже поджидала их. Словом она никак не проявила своего отношения, но взглядом — вполне. Лизу ободрила, даже улыбнулась, а на Полину посмотрела, как на презренную попрошайку, вульгарно нарушившую покой достопочтенных граждан.

Лиза вошла первой, Полина, робея, следом.

Он восседал в своём кресле, чуть отодвинувшись от стола. Не сказать, что он был слишком уж рассержен — во всяком случае, с тем взглядом, каким он одарил её тогда в кафе, не сравнить. Скорее, в лице его застыло выражение раздражения и брезгливости. Но это ранило сильнее любых злых слов. Это просто убивало. Уж лучше б гневался!

«Ну что, довыступалась, — со злостью на себя подумала Полина. — Хотела его увидеть? Вот он, смотри, дура».

Обе остановились посреди кабинета. Он молчал, они тоже, даже Лиза, которой явно не терпелось жаловаться. И непонятно, что её сдерживало. Затем он неспешно поднялся и так же неспешно направился к ним.

И снова, как тогда на собеседовании, в приёмной, в кафе, внутри забилось, затрепыхалось что-то совсем ей неподвластное. Волнение? Смущение? Или… нет, об этом лучше не думать. Эта вибрация словно по венам разбежалась по всему телу, усиливаясь с каждым его шагом, переходя буквально в лихорадку.

Он остановился в метре от них. И одна лишь его близость подавляла настолько, что Полина боялась поднять глаза.

— Вы сдурели обе? — услышала его голос, спокойный и холодный. — Вы вообще представляете себе, где вы находитесь? Вы осознаёте, что это не базар? Что здесь, вообще-то, серьёзная организация, что здесь работают люди? Что здесь неуместно скандалить, как уличная шваль? А вы, как две собаки, устроили мерзкую склоку. Раз вы не понимаете элементарных вещей, если ведёте себя как базарные торговки, так и дуйте туда. В приличном месте вам делать нечего.

Его слова били безжалостно и мощно. Уличная шваль, собаки, базарные торговки…

Рядом сопела Лиза, тоже низко опустив голову и разглядывая текстуру паркета и начищенные до блеска чёрные туфли директора.

— Окончательно вопрос с вами решу позже, — сухо произнёс он. — Но думаю, после этой отвратной выходки одна из вас лишится квартальной премии и, уж конечно, ни о каком и.о. речи в дальнейшем уже быть не может. Ну а с другой мы распрощаемся. Ибо подобное поведение здесь просто недопустимо.

Нет! Пожалуйста, нет!

Полина вскинула голову и умоляюще взглянула на него. Но он, хоть и стоял в шаге, сунув руки в карманы, смотрел куда-то мимо, за их спины.

— Простите, — горячо прошептала она. — Такое больше никогда не повторится.

Голос вдруг отказал. Руки тоже от отчаяния ослабли. Повисли безвольно плетьми вдоль туловища. Но Ремир услышал её шёпот, посмотрел на неё, но с горьким разочарованием и всё с той же невыносимой брезгливостью. Хотел что-то сказать, явно жёсткое, судя по раздувшимся крыльям носа. И как назло проклятый рукав в этот самый миг выскользнул из-под плечика и позорно обвис. Он среагировал на движение, опустил глаза на её плечо и вдруг… залип. Мгновенно и взгляд, и выражение лица изменились. Он уставился в эту прореху с таким пылом и жадностью, что кожу там буквально зажгло огнём.

Затем сглотнул и отвёл глаза. И больше уже вообще не смотрел в её сторону. Отошёл к окну и глухо сказал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Свободны.

Лишь в приёмной Полина смогла нормально вдохнуть, но дрожь не отпускала. И плечо горело, точно прижжённое раскалённым клеймом.

— Ну что сказал он? — услышала она за спиной тихий голос Алины.

— Что уволит её, — поделилась Лиза.

— Хоть бы!

— Ой, не говори! — согласилась Лиза. — Только вот из-за этой козы…

Полина не дослушала их разговор, хотелось скорее найти укромный угол — хотя бы минуту, полминуты, побыть одной, отдышаться, успокоиться…

Она вошла в кабину лифта, привалилась спиной к прохладной металлической стене и сомкнула веки. Глубокий вдох, медленный выдох… Противоречивые чувства так и раздирали изнутри. Слова его жалили беспощадно, кровь от них леденела. Но тут же перед мысленным взором снова возникал взгляд его горячечный, и сердце, ухнув, провалилось… И глупая надежда нашёптывала: «Если он так смотрит, то ещё не всё потеряно. Сейчас он просто зол, но позже…».

***

Дурной день по всем законам логики и закончиться должен был какой-нибудь пакостью. Так оно и случилось. Лиза, наплакавшись после встречи с директором, в конце концов всё-таки пришла в себя и поручила Полине опять копировать какие-то документы.

— Потом отнесёшь их в бухгалтерию, — сухо велела она.

Выведав у Анжелы, где находится бухгалтерия, Полина понесла туда объёмную кипу, ещё тёпленькую и пахучую после копира.

А находилась бухгалтерия по соседству с кадрами, но если из кабинета кадровой службы не доносилось ни звука, то тут трепали языками вовсю. Полина, подперев стопку подбородком, уже потянулась к дверной ручке, как услышала своё имя.

— Алина говорит, эта Горностаева сразу на нашего Ремира глаз положила.

— Шустрая. Ну-ну… — хохотнул кто-то.

— Ага, раскатала губу. Особенно после всего, что Жмурик про неё рассказал. Подумала бы адекватно, кто он и кто она.

— А мне её, девочки, немного жалко. Глупая она просто, раз не видит, что не его поля ягода, — голос принадлежал явно женщине преклонного возраста. — Она, конечно, смазливая, отсюда все беды. Не понимает, что этого мало, что нужно иметь хотя бы вкус. Ну и конечно, гордость. И ум. Что на такую, как она, Ремир даже не взглянет. И уж точно не позарится. А она, глупенькая, даже не понимает, что этим только себя унижает.

— Да ну, Надежда Ивановна! Да какая она там смазливая? Просто размалёванная и вульгарная. Любую так наштукатурить, тоже будет казаться смазливой.

— Вот я и говорю, что нет у неё ни вкуса, ни ума, ни гордости. Видели ведь, в чём она ходит? Эта блузка ужасная… на какой помойке только она её откопала? А туфли? Калоши какие-то.

— Да-да-да, блузка у неё — это нечто! А думает, поди, про себя, что такая вся крутая, модная, в атласе ходит.

Снова смех.

— Хотела бы я видеть её физиономию, когда Ремир её отбрил…

Слушать их дальше сил не было, и она со злостью дёрнула ручку. В кабинете тотчас стало тихо. Все, как одна уставились на неё с немым любопытством.

Полина хлопнула всю стопку на первый попавшийся стол и пулей вылетела прочь. Почему все так любят сплетничать, говорить гадости, раздувать из малого черт-те что? Почему ей-то плевать, что они делают, в чём ходят и с кем спят?

Глава 14

Седьмое мая выпадало на воскресенье, так что празднование дня связиста перенесли на пятницу.

В каком ресторане устраивать корпоратив, каких артистов приглашать для развлекательной программы и прочие организационные вопросы решала кадровая служба. Ремиру только подносили счета на оплату.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В этот раз празднование намечалось в «Ресторане Охотников», где гостей поджидали только к четырём. Однако уже с утра в головном офисе традиционно никто не работал, и атмосфера там царила самая расслабленная. С дозволения Ремира, конечно же. И это несмотря на то, что в вопросах управления он бескомпромиссно придерживался авторитарного стиля и, слегка переиначив Макиавелли, считал, что босса подчинённые любят по своей воле, а боятся — по воле босса, и умный босс всегда выберет то, что зависит от его воли. А ещё он считал, что закручивать гайки непрерывно нельзя, и время от времени надо непременно отпускать хватку и давать народу отдохнуть и расслабиться. Поэтому никогда не зажимал корпоративы, не скупился на всякие тим-билдинговые мероприятия, ну а в предпраздничные дни на всеобщее тунеядство и лёгкую разнузданность поглядывал сквозь пальцы.