Учителем на время оказались в разных временах. Я с вами в этом, а он… где-то.
– На время… В разных временах… – повторил и вздохнул, не меняя позы, Симон. – Н-да…
На поляне повисла тишина. В этой, внезапно возникшей немой сцене, лишь Уршай озадаченно рыскал раскосыми глазами по лицам ходоков, так как то, что знали те о способностях Ивана, а теперь переживали новые его возможности, были далеки и неведомы ему.
– Я, наверное, не так объяснил, – прерывая долгое молчание, сказал Иван. – Но по другому не могу… Пока не могу.
– Ты объяснил всё правильно, – задумчиво проговорил Симон, медленно поглаживая сомкнутые колени. – Но скажу честно, это не укладывается в голове. Я хожу во времени вот уже… – Он пошевелил губами, возможно, подсчитывая годы: – …пожалуй, без малого тысячи две лет.
– Не прибедняйся, – прервал его Сарый. – Много больше.
– Как считать. Дело не в том. А в том, что за эти годы насмотрелся чудес и парадоксов. Входил в поле ходьбы и выходил из него, порой даже не обращая внимания на течение времени… Его нормального течения в нашем, по крайней мере, мире. Это для меня стало постулатом. Законом, в конце концов! Всё потому, что время для меня всегда было первичным. А я – лишь ходок в нём. Так считаю не только я. Время для нас – вне нас. Теперь же вижу, что оно может быть вторичным, управляемым… Тебе, Ваня, дано повелевать им. Вот, думаю, откуда появились эти парадоксальные имена, связанные с тобой. У в"ыгов ты Тот, Кто Остановит Время… Тейши пошли дальше. Ты у них – Повелитель Времени.
Неторопливое высказывание Симона заставило Ивана то мёрзнуть, то покрываться потом. Конечно, всё было так, но, до озвучивания Симоном, он носил это в себе, боясь даже думать о том, чтобы не травить себе душу, особенно после предупреждения Девиса об опасности игры со временем.
Как или в чём выразиться опасность, Иван искал и не находил. Думая, наделял Время разумом, хотя мысль была противна его убеждениям атеиста до корня волос. Тем не менее, в таком понимании он искал утешение: если Время разумно, значит, оно знает, что делает, давая ему возможность «играть» с ним. А раз оно наделило его этим правом, то никакой опасности нет для него.
Но вдруг всё не так? Играя, не заиграется ли он?..
В гости к Ил-Лайде
Несмотря на новые свои возможности, подаренные Временем, и перемены, Иван ничего человеческого не потерял, как он не прислушивался к своим ощущениям. Казалось бы, что-то должно было измениться. У него на этот счёт появлялись какие-то расплывчатые предположения: внешняя подпитка энергией, атрофия восприятия или чувств, равнодушие ко всему, что окружало его. Ничего этого не наступало. Ему хотелось есть и спать. Мышцы требовали физической нагрузки. О чём-то мечталось…
Но больше всего он думал о встрече с Ил-Лайдой.
Щемящее чувство посмотреть ей в глаза, обнять, любить её, порой заслоняло иное, как будто необходимое.
Надо встретиться с в"ыгом и решить все дела с ним. Ведь ждёт, бедолага, рассчитывает на него, каждое мгновение ожидая нестабильности, расшатывающей пирамиду надежд его и его соплеменников…
Надо бы ввалиться в мир «удильщиков» и наладить с ними контакт…
Вот Джордан ждёт, не дождётся, когда он возьмёт его с собой куда-нибудь…
Наведаться в селение «трёхглазых», посмотреть кто они и что они, и какое отношение имеют к Напель, белорубашечникам и Подаркам. И кто эти последние? Не островок ли это, оставшийся от следа канала Пекты, как Фиман и его округа?..
Да и успокоить ходоков, вздёрнутых переменами в поле ходьбы…
Подумать о Времени и о себе…
Да мало ли что следовало сделать.
Всё это разбивалось об образ Ил-Лайды.
Последняя их встреча окончилась без договора, так уж получилось, когда они встретятся. С того дня для него, что не говори, прошло целых три месяца. А для неё?
Встречаясь с ней, Иван примерно обозначил для себя точку зоха выйти к ней в её времени. К сожалению, не точно. Нижним пределом к прошлому он мог пренебречь. Парадокс встреч не давал ему возможности увидеться с ней до времени их первой встречи. Зато верхний, к будущему, таил в себе ту неприятность, что промахнись он и, кто знает, когда они встретятся: через год, через пять? Да она его с обидой забудет! И будет права.
Раздумывая о такой неприятности, он почему-то был уверен: всё случиться по-хорошему. А вот как он там представиться, как Ил-Лайда его встретит – даже не подумал.
С некоторым сожалением не стал надевать походную одежду, кроме сапог: начистил их до блеска. В шкафу лежали коробки с туфлями. Совсем недавно он любил надевать их, когда выходил в город народ посмотреть, себя показать. Да и прорабские дела не всегда требовали обувать сапоги. А тут привык. Словно прочнее держался в них на дороге времени.
Натянул давно не надеваемые лёгкие брюки на резинке в поясе. На майку надел кожаную куртку. Под ироничным взглядом Сарыя осмотрел себя в зеркало, представил, каким он чужеземцем покажется для людей времён жизни Ил-Лайды, и неласково буркнул Учителю:
– Я пройдусь.
– Пройдись, Ваня, – отечески отозвался Сарый. – Три месяца торчать в поле ходьбы – вредно.
В глазах его прыгали озорные огоньки.
…Иван вышел в утро. В небе ни облачка. Не жарко, воздух насыщен влагой, отчего подмышки сразу промокли, хотя Иван не пожалел дезодоранта, оставшегося от тех времён, что для него канули в вечность.
Столица Мен-хи или Страны Праведных владения отца Ил-Лайды – Гирба-Сех-МирГунна, располагалась в широкой долине, окаймлённой невысокими горами с севера и запада, заросшей бурной растительностью, сквозь которую просматривались дачным посёлком строеньица.
Зато справа от себя Иван мог видеть более крупные постройки, не прикрытые листвой деревьев и кустарником. Они, казались, словно нарисованными дальтоником, которому неведомая цветовая гамма не помешала украсить эти постройки аляповатыми многоцветными вставками, контрастирующими с окружающей зеленью.
Улиц как таковых не было. Натоптанные тропы соответствовали своему названию: неожиданные повороты, извивы, диктуемые либо приземистыми дувалами вокруг однообразных миниатюрных построек, либо непроходимой стеной колючего кустарника; за ним тоже могли быть постройки.
Навстречу шли люди, обременённые ношами. К удовлетворению Ивана они мало обращали на него внимания и не выказывали удивления его странному одеянию. Сами они, и мужчины, и женщины были облачены в светлые просторные рубахи с широким воротом и в длину до щиколоток босых ног. К какому полу они относились – не понять, быть может, что женщины уступали мужчинам в росте, хотя все они не могли, даже встав на носки, дотянуться до его плеча.
Но, однажды оглянувшись, Иван увидел отпавшие челюсти у только что разминувшихся с ним двух пожилых аборигенов. Явно от его экстравагантного вида.
Тропа постепенно расширялась, умножаясь прохожими, и, наконец, вывела Ивана