Как обычная девчонка двадцати пяти лет. Развлекалась, в то время как у мамы подскочило давление и ей стало резко хуже. Магнитные бури, говорили мне врачи, у многих в ту ночь скакало давление. Только для многих, Ром, это не значит, что операцию нужно делать уже сейчас, а не ждать ее восемь месяцев, а приятели, те, с кем я была в том проклятом клубе, не берут трубки телефонов. Господи, я всего лишь хотела попросить денег в долг. Ничего мне больше не надо от людей: ни дружбы, ни любви бывшей, ни общения. Мне просто нужна была помощь… Замену проклятого митрального клапана в сердце мамы мне не осилить самой. Не осилить!
Дальше Уля уже не смогла говорить, она снова плакала, только в этот раз сидя у меня на руках, спрятав лицо в изгибе шеи и судорожно сжимая пальцами ткань футболки. Я же, прижимая девушку, дал себе обещание: сделать все возможное и невозможное, чтобы больше не видеть, как Ульяна вот так надрывно рыдает. Да у меня от ее всхлипов и подвываний у самого ком в горле и сердце сжимается. Не должны девочки так плакать, сколько бы лет им ни было. Не должны!
Говорить Ульке о том, что нет ее вины в ухудшении состояния мамы, не стал. Бесполезно. Сейчас она меня не услышит, а когда успокоится, я не рискну еще раз поднять эту тему. Я все время считал, что Уля слишком отстраненная, закрытая, тихоня. Да если бы я знал, какую боль она носит в себе, какие мысли живут в ее светлой голове и какие страхи рвут девушку изнутри… А ведь у нее хватает сил и улыбаться, и шутить, и следить за неугомонным псом, и готовить для меня, убирать в квартире. Она нашла время познакомиться с моими друзьями и ни разу не опоздала на "работу". Слабый пол? Три ха-ха два раза. Положа руку на сердце, вряд ли я бы в ее возрасте смог настолько держать свои эмоции под контролем. На моей памяти девушка плачет третий раз: из-за пса, идиотки, распустившей руки, и всего один раз из-за страха за маму. Сильная девочка, смелая и с таким стержнем, каким не каждый мужик может похвастать. Не я так точно.
Успокоив Улю, мы с Зевсом отправились на прогулку. С улицы я и позвонил дядь Мише, рассказал все, что узнал об Оксане Сергеевне, пока страшные и непонятные для меня термины не забылись. Медицина со всеми ее зубодробительными названиями была от меня очень далека. Мой уровень лечения: приложить подорожник, если он не помогает, поможет звездочка. Может, поэтому я почти никогда и не болел, организм просто боялся дать слабину.
— Я тебя понял, Ром, дрянь, конечно, а не диагноз. Права твоя зазноба, шансы у ее мамы пятьдесят на пятьдесят. Я дозвонился до дежурного врача вчера, состояние там сейчас стабильное, но вызывает опасение. Оперировать надо, Сергеев. Но быстро не получится.
— И что, ждать восемь месяцев и верить в чудо? — следя за деловитым Зевсом, продолжал разговор, чуть повысив голос.
— Какие месяцы, Ром, не психуй. Ты же хотел без имен все провернуть. Мне нужно подумать, как все сделать, связаться с лечащим врачом пациентки, договориться об операции. Недели две, может, три. В это время бы Оксане вашей под присмотром врачебным быть. Но в стационаре ее долго держать не будут, сам понимаешь.
— За статистику боятся?
— Ром, ну ты как маленький…
— Да как большой я, погоди минутку, — убрав трубку от уха, свистнул псу, который явно заинтересовался кустами шиповника: — Зевс, иди сюда, паршивец, я не буду с пакетом лазить в колючках! Извини, дядь Миш, пес кренделя выделывает. Так что сейчас-то делать с Оксаной Сергеевной?
— Ммм, скажи мне, Ромка, а насколько дорого ты готов участвовать в судьбе этой женщины?
— Хотелось бы остаться при своей квартире и бизнесе, в остальном не вижу причины делать что-то наполовину.
— Угу, понял. Тогда слушай сюда. Есть хороший санаторий для сердечников, с полным медсопровождением. Давай твою подопечную туда определим до операции. Там и присмотрят за ней, и процедуры поделают, и состояние стабилизируют. Я через свою клинику путевку проведу, как по субсидиям, ты деньги переведешь половину. Как об операции договоримся, из санатория дамочку сразу в больницу. А вот потом уже та клиника, что будет оперировать, опять ей путевку даст на три недели на восстановление. Но лучше бы, конечно, подольше. Но там посмотрим с тобой. В общей сложности месяца полтора-два вся канитель продлится. Ну и лекарства нужны будут. Понял?
— Блин, понял, конечно. Спасибо! Если все получится, я твой должник!
— Да погоди ты, должник, я тебе примерные суммы скину чуть позже, скажешь мне, тянешь или нет.
— Разберусь.
— Ну все, Ромка, тогда до связи. Отцу привет передам, скажу, что сын его от скуки вместо девушки себе пса завел. Бывай
— Что? Дядь Миш? Алло? Да, блин! Приколист старый…
Я неверяще смотрел на трубку мобильника. Да не-ет, он этого не сделает. Наверное. У отца же чувство юмора атрофировано напрочь!
Стоило представить себе реакцию старшего Сергеева, понял — его друг не упустит шанс подергать отца за усы. Поморщившись, позвал Зевса домой. Пора было поделиться с Улей своим планом: пока ее мама находится в больнице, девушка живет у меня. Незачем ей одной изводить себя мыслями и каждый день мотаться на работу. Вдвоем с нами будет лучше. А то, что это все будет длиться не одну неделю, Ульяшка узнает не от меня. Пусть сюрпризом от врачей будет.
— Уль? — зайдя в квартиру, позвал девушку. — Мы пришли! Зевс, мыть лапы!
— Сейчас я его отведу, — тихий шелест голоса за спиной заставил нас с псом обернуться, — я ждала вас.
Уля — бледная тень самой себя с синяками под глазами, слабо улыбнулась, глядя на довольного Зевса.
Одна фраза, а у меня сердце перевернулось: ждала. Представив себе, что в ближайшее время это так и будет — Улька всегда будет рядом, от одной такой фантазии почувствовал, как бросает в жар. Никогда в моей жизни не было такого: утром просыпаться с одной женщиной и вечером возвращаться к ней же. Вместе проводить время, готовить, жить. С одной стороны, время лечения Оксаны Сергеевны станет показательным для меня — смогу ли, справлюсь, захочу ли продолжения таких отношений. А с другой стороны, я до дрожи в ногах боялся. По тем же причинам. Я не переживал, что Уле пока не до отношений. У нас их и нет, но набравшись терпения,