любуюсь длинными, как у девчонки, ресницами. И неожиданно оказываюсь перевернутой на спину.
— Попалась? — грубовато шепчет Морозов. — Теперь не отвертишься.
Хриплый рык мужа действует завораживающе.
— И не собираюсь, — подначивая, всматриваюсь я в сонные голубые глаза.
— Тогда держись, — предупреждает шутливо Тимофей, одним движением вторгаясь внутрь.
Охнув от неожиданности, оплетаю накачанный торс ногами и уплываю в нирвану. Крышу реально сносит. И я плыву…Плыву.
— Фу-ух, — выдыхает Морозов, через несколько минут падая рядом. — Вы мертвого из могилы поднимите, Валерия Васильевна, — усмехается он, утыкаясь губами в мой висок. И предлагает страдальческим тоном: — Давай поспим, а?
— А сколько сейчас время? Девчонок кормить не пора?
Муж одним движением откатывается к краю кровати. Тянется к телефону.
Хлопает рукой по пустой поверхности тумбочки.
— Кажется, внизу забыл сотовый… Ну капец.
Качусь к своему краю. И схватив трубку, торжественно провозглашаю:
— Двадцать три двадцать, еще с полчаса можем поспать.
— Еще двенадцати нет! — шутливо морщится Тимофей и, притянув меня к себе, соглашается: — Полежим еще немножко. Потом, пока ты девчонок покормишь, я чай заварю и бутеры сделаю.
Можно, конечно, поспорить. Сослаться на ЗОЖ и позднее время. Но кто же откажет Тимофею Морозову? Точно не я!
Устроившись на широкой груди мужа, лениво очерчиваю узоры на его предплечье.
— А это какая буква? Угадай! — мурлычу я расслабленно.
— Ммм… «А» или «Л»… Давай еще раз, — втягивается в игру полусонный Тимофей.
Хихикаю, снова выводя узоры. И неожиданно чувствую, как напрягается муж. Приподнявшись на локте, прислушивается.
— Что там? — спрашиваю я напряженно.
— Столетов, гребаный кабан. Носится по кухне, аж стены дрожат.
— Что ему нужно?
— Еще раз в морду получить не терпится, — недовольно вздыхает муж. И снова прислушивается. Теперь уже к наступившей тишине. — Угомонился он там?
— У него своего дома нет? Почему он с нами живет?
— Есть, конечно. Но там тетя Люда его пилит. А тут спокойнее. Ну и охраняет он нас.
— От кого? — спрашиваю я тревожно. Но на лестнице слышатся тяжелые шаги Столетова, и мой вопрос остается без ответа.
— Сюда прется, что ли? — не на шутку напрягается муж. На всякий случай прикрывает меня покрывалом.
— Тима, ты здесь? — колотит в дверь Богдан.
— Да, сейчас выйду, — раздраженно откликается муж и добавляет сердито: — Какого хрена ты ломишься? Горим, что ли?
— Так на Ольховке пожар! Весь район занялся! Никак потушить не могут…
— Твою ж мать! — скатывается с постели муж. Лихорадочно натягивает боксеры и брюки.
— Так, Лера, — наклоняется он ко мне. Но в глазах плещутся тревога и ярость. Тимофей уже не здесь. Мысленно тушит огонь и пытается помочь людям. — Вызывай Надю. Как придет, запирайте двери. Никого не впускать. Не нравится мне этот фейерверк.
Муж торопливо чмокает меня в лоб и, выскочив за дверь, рявкает на Богдана:
— Какого мне сразу не позвонил?
— Телефон проверь. Стопятьсот пропущенных вызовов, — басит Столетов.
Закутавшись в покрывало, пытаюсь представить район, терпящий бедствие. Это самая окраина города, застроенная хибарами. Как бельмо на глазу Шанска.
Шаги постепенно стихают. Хлопает дверь. Слышится звук отъезжающего автомобиля.
«Вот тебе и ночь любви!» — поднимаясь с постели, фыркаю я недовольно.
Вздрогнув от звонка домофона, на ходу натягиваю халат.
— Я бы сама справилась, — охаю я, пропуская в дом Надежду.
— Тима велел, — многозначительно замечает она.
Значит, думает о нас. Не забыл. Позвонил с дороги. Хотя сейчас у Морозова дел невпроворот.
— Почему загорелось, не знаешь? — спрашиваю я Надежду, включая чайник.
— Ой, да там же одни сараи! Говнобайка она и есть! Какой-нибудь притырок уснул с окурком. Вот и понеслось.
«Только бы не поджог», — зябко ежусь я, обнимая себя за плечи. По позвоночнику струится обжигающий холод.
Неблагополучный район с одной стороны примыкает к комбинату. И вполне возможно, пожар устроили по заказу Копылова.
Хотя зачем? Он же солидный человек. И не должен опуститься до лютого криминала.
«В любом случае, Тиме сейчас придется несладко», — вздыхаю я. И заслышав дружный плач дочек, несусь наверх.
Глава 27
Тимофей
— Я тебе звонил, звонил, а ты трубку не брал, — бухтит по дороге к машине Столетов.
— Спал, — огрызаюсь я, на ходу просматривая пропущенные вызовы. От Богдана, от замов, от МЧС и полиции…
«А без меня потушить не могут, блин», — морщусь я от раздражения.
— Кофе бы сейчас, — усевшись за руль, мечтаю я вслух.
— Вроде в центре какие-то ларьки работают, — подхватывает Богдан.
— Если сучонка Дроздова, то обойдусь. А то отравит еще, козел!
— Да ладно! — смеется Богдан. — Тебя скорее Лера твоя отравит.
Резко паркуюсь около обочины. Настроение и так ушло в минус от пожара в Ольховке. Еще неизвестно, какие будут последствия. А они будут.
Сейчас бы дрых рядом с женой.
— Выходи, — велю я Столетову.
— Это еще почему? — словно не понимает он.
— Бить тебя уже бесполезно. Голова давно отбита. Остается только одно. Не слушать твой поганый треп. Давай дергай отсюда.
— Да никуда я не пойду, — в своей нагловатой манере откликается Богдан.
— Тогда заткнись, понял?
Пару минут мы едем молча. А затем Столетов снова подает голос.
— Тима, а эта футболка на тебе какого бренда?
Изумленно приподняв трикотажную ткань, мельком оглядываю внушительный якорь, вписанный в треугольник. А в одном из углов покоятся пять буковок.
ПРАДА.
— Это самое важное, что тебе хочется сейчас узнать? — интересуюсь я саркастически.
— Мне — нет. А твои враги раздуют целую историю. Сколько эта тряпка стоит?
Задумываюсь на минуту. Сколько я за нее платил? Уже не помню. Кажется, восемьдесят косарей или даже сто…
В любом случае, Богдан прав. К погорельцам в такой одежке являться нельзя. Кто-нибудь обязательно сфотографирует, найдет в интернете. А там и до скандала недалеко.
— Ко мне заскочим на минутку. Выдам тебе что-нибудь демократичное, — заявляет Богдан. А я, соглашаясь, молча перестраиваюсь и, свернув в знакомый проулок, останавливаюсь около одноэтажного старого дома.
— Ты бы хоть ставни покрасил, — киваю я на облупившуюся на створках краску.
— Некогда мне. Потом, — отмахивается Столетов и, нырнув в калитку, возвращается через минуту с белой