фасады, не дождавшись ремонта, осыпаются, как в некоторых центральных районах Порт-оф-Спейна. Они подходят к просторной площади, где собралась толпа молодежи. Спортивного вида юноши выполняют сложные трюки: ходят на руках, делают сальто назад через голову, крутятся на голове, двигаются лунной походкой Майкла Джексона, шлепаются грудью прямо на асфальт, останавливая тело всего в нескольких сантиметрах от земли, и продвигаются вперед спазмоподобными толчками на манер гусениц. Оушен в восторге хлопает в ладоши и вместе с отцом продвигается ближе к центру толпы.
Из установленных на асфальте колонок, подсоединенных к бумбоксу, льется американский хип-хоп. Молодые люди — все черные, в кроссовках и вязаных шапочках, у некоторых на ногах наколенники, другие перебинтовали себе локти. Гэвин снова удивлен, он не ожидал увидеть столько брейк-дансеров здесь, в центре Кюрасао. А кого же он ожидал увидеть? Настоящих голландцев, белых женщин в сабо с покрытыми платками головами, пекущих ржаной хлеб? Возможно, но уж никак не этот Гарлем, не черных парней, напоминающих молодых бычков на родео. Мимо них на большой скорости пролетают юноши и девушки на скейтбордах.
— Пойдем, ду-ду.
На центральной улице блестят и сверкают неоновые рождественские украшения, подмигивают рекламные плакаты. И верно, ведь через несколько дней наступит Рождество! Но ему не представить себе праздник, они как будто зависли в неопределенном времени. Для них не существует календарных дат, они купили себе право бездумно бродить по улицам, глядя по сторонам, не думая о днях недели. Темные подворотни патрулируют тощие бездомные собаки, и Сюзи то и дело натягивает поводок.
Около парадных дежурят мрачные люди в черном, тут не встретишь выложенных галькой фламинго. Здесь полно баров, закусочных и рюмочных, бутиков и киосков, где продают лотерейные билеты. На тротуарах в открытых кафе люди пьют пиво и газировку с лаймом, некоторые стоят, задрав одну ногу и оперев ее о стену — привычная для Карибов поза мужчин всех национальностей. Здесь и казино имеется, правда, в другой стороне. Бритый мужчина с томными глазами улыбается ему с откровенным призывом.
Оушен зачарована этим местом, да и Гэвин тоже. Здесь все так напоминает креольский замес Тринидада, где грани старого мира стерлись, изменились до неузнаваемости. Та же атмосфера царит в Гаване, Джорджтауне, Порт-оф-Спейне, Виллестаде, где грандиозные старинные здания обрушиваются прямо на улицы, некоторые даже приходится укреплять досками. На крышах растут деревья, барочные вывески прошлой эпохи стерлись и заменены неоновыми — «Крейзи» и «Секси бэби».
— Здесь как дома, да, папа? — замечает Оушен.
— Ага.
— Только все говорят на этом смешном языке.
— Это папьяменто.
— А мы на каком языке говорим в Тринидаде?
— На английском.
— Но не все говорят на английском!
— Почему? Все говорят.
— Не все люди в городе.
— Представь себе, это тоже английский.
— Городской английский?
— Что-то в этом роде.
— А мы раньше говорили на голландском языке в Тринидаде? — После «голландских гондонов» Оушен впервые снова поднимает тему голландцев.
— Нет.
— А почему не говорили?
— Потому что голландцы не доплыли до Тринидада.
— А капитан Ахаб был голландцем?
— Нет.
— А кем?
— Американцем.
— Он был толстый?
— Нет.
— Ахаб доплыл до Тринидада?
— Нет, детка. Его вообще не интересовали Карибы. Он гонялся за китами.
Уже совсем стемнело, и небо потускнело до темно-серого цвета. Под крышами опустевших зданий мелькают летучие мыши.
— Пить хочешь? — спрашивает Гэвин.
— Да.
Они покупают холодную колу в рюмочной, садятся на улице под обширным зонтиком. Здесь шумно, полно народа. Вдруг Гэвин видит тех самых мужчину и мальчика, что потрошили рыбу на причале: они сидят за соседним столиком. Мужчина встает, чтобы заказать что-то у бара, и оставляет сына в одиночестве. Оушен тоже замечает его и сразу включает свой образ Бетти Риццо: буравит незнакомца надменным взглядом за убийство рыбы. Мальчик, не мигая, буравит взглядом ее в ответ.
— Оушен, веди себя прилично! — предупреждает Гэвин.
Пацан встает, подходит к ним.
— По-английски говорите? — спрашивает он.
Они кивают.
— Рафаил тоже говорит по-английски. — Он явно заинтригован поведением Оушен, рассматривает ее как какую-то неведомую, но занятную зверушку.
Мальчик застревает у их столика, они с Оушен начинают строить друг другу гримасы. Появляется отец с пивом и стаканом колы, подходит к ним. Похоже, он их тоже вспомнил.
— Привет, малой не слишком вас достает?
— Все в порядке, — улыбается Гэвин. — Похоже, наша молодежь уже влюбилась друг в друга.
— Ха! Это правда, ему нравятся молоденькие. — Мужчина говорит с американским акцентом. — А это вас мы видели сегодня утром на причале?
— Да. Хорошую рыбу вы выловили, большую. — Гэвин снова чувствует непонятный укол в сердце.
Эти двое — команда, союзники, мальчик ведет себя в присутствии мужчины с молчаливой, но уверенной грацией. А мужчине, похоже, нравится, что Оушен старается строить из себя крутую даму.
— Я — Рафаил, — он протягивает руку. — А это мой сын Джон.
— Гэвин, а это Оушен.
— А, названа так в честь моря.
— Да.
— Ты любишь море, крошка?
Оушен кивает.
— А что тебе больше всего нравится в море?
— Рыбы.
Гэвин улыбается.
— Я тоже люблю рыб, — ухмыляется Рафаил.
Оушен кривит губы с негодованием старой монахини, и Рафаил разражается смехом.
— Что это с ней?
— Не знаю, — пожимает плечами Гэвин. — Она иногда бывает…
— А, вся в мамочку?
Гэвин холодеет.
Оушен хмурится и высовывает язык.
— Смешная у тебя девчонка!
Как же Гэвин соскучился по разговору на равных, особенно со взрослым мужчиной! Рафаил и Джон присаживаются за их столик, заказывают еще выпивки. Рафаил настаивает, чтобы Гэвин попробовал штобу — разновидность мясного рагу с рисом и горошком. Разговор течет непринужденно. Гэвин выясняет, что Рафаил родился в Колумбии, переехал на Кюрасао еще ребенком вместе с родителями. Даже поступил в университет в Нидерландах, но вылетел оттуда и завербовался в голландскую армию — там он выучился стрелять и водить танк.
— Вау! — Гэвин впечатлен.
Рафаил производит впечатление человека, крепко стоящего на ногах. Такой не будет спасаться бегством, не будет отбывать офисную повинность с девяти до шести, и он не смотрит на часы, опасаясь, что опоздает к жене на ужин. И в то же время Гэвину хочется задать вопрос, который вертится у него на языке: а где же жена-то? Где мать мальчика? Почему отец и сын болтаются по миру вдвоем?
Но он не спрашивает, вместо этого позволяет себе напиться. Всего-то три кружки пива, и он уже хорош. Оушен так и засыпает на стуле, положив голову на стол, под которым Сюзи во сне дрожит и сучит лапами, охотясь на кошек.
Джон уходит куда-то в угол, не мешает отцу общаться. Проходит еще час, еще пара кружек пива, и