тут Мэри добавляет: – В школе.
Много лет тому назад Мэри была учительницей третьего класса в той же самой начальной школе, в которой Хелен работала медсестрой. А потом закончила магистратуру и стала директором школы в соседнем районе. Но некоторое время обе они работали в одном и том же маленьком здании и вместе пользовались по утрам и днем одним и тем же автомобилем, вместе обедали и обменивались сплетнями.
– А ты этого не знала? – спрашивает Мэри. – Каждый ее день рождения он появлялся в дверях ее кабинета с шариками. Детям это нравилось.
– А я и понятия не имела, – отвечает Грета, хотя это для нее не такой уж большой сюрприз. Она помнит, как при свете электрической гирлянды во дворе за домом смотрела на танец родителей на вечеринке по случаю пятнадцатой годовщины их семейной жизни. «Фу», – сказал тогда Эшер, скорчив гримасу при виде их поцелуя. Ему было одиннадцать, и он очень не одобрял такие проявления чувств. Но Грета не могла оторвать глаз от них, от обращенных друг на друга взглядов. Каждый из них считал, что именно ему повезло больше, чем другому.
– А еще он по пятницам приезжал обедать с ней, – продолжает Мэри. – Они встречались в кафе, и дети делали вид, будто целуют кого-то, и говорили: «У миссис Джеймс есть бойфренд». А твой папа просто улыбался им и говорил: «Конечно, есть».
Грета недоверчиво качает головой:
– Каждую пятницу?
– Каждую пятницу. Ему приходилось ехать через весь город, и он мог оставаться с ней всего пятнадцать или двадцать минут. Но он ни разу не пропустил такой обед. Ни разу за все эти годы.
– Они никогда не рассказывали об этом.
– Они называли это романтическими вечерами, – вступает в разговор Дэвис. – Я всегда говорил ему, что он может провести день получше, а не есть пиццу в компании второклассников, но это делало твою маму такой счастливой.
Все замолкают. Мэри пожимает руку Дэвису. Тодд одной рукой обнимает Элеанор, и она приникает к нему. Грета сидит одна по другую сторону стола, перебирая в уме истории и воспоминания, маленькие радости и ритуалы их совместной жизни.
Спустя мгновение Дэвис отодвигает свой стул.
– Не стоит опаздывать на викторину, – говорит он, беря поднос. – Нужно защищать наш вчерашний титул.
– Пойдем с нами, – говорит Элеанор Грете, – будет весело.
– Призы замечательные, – подхватывает Тодд, доставая из кармана ручку с изображением маленького круизного теплохода.
Грета улыбается:
– Как-нибудь в другой раз.
– Уверена? – спрашивает Дэвис. – Ты помогла бы нам с музыкальными вопросами.
Это не совсем верно. Дэвис сам знает все, что касается музыки. И она понимает, что они пытаются вести себя так, чтобы она чувствовала себя членом их команды, и это очень мило с их стороны.
– Если не знаете, что отвечать, отвечайте: The Rolling Stones.
Выходя из ресторана, она видит Бена с уставленным причудливыми мисками и чашками подносом в руках. Завидев ее, он резко останавливается и стоит как вкопанный посреди суеты вокруг шведского стола. Затем, словно смутившись, отворачивается и спешит в другом направлении.
Грета моргает. Какая-то часть ее не может не чувствовать себя немного уязвленной. Но другая – испытывает что-то вроде недоумения. Все это немного смешно, не правда ли? Ну что ей было делать с книжным профессором колледжа? С парнем, который носит старомодные джинсы и который сколько-то там последних лет провел в пригородах Нью-Джерси?
И какое-то мимолетное мгновение она думает, каково это было бы – впустить его в свою жизнь с ее ночными бдениями, написанием музыки, долгими месяцами в дороге, с интервью с энергичными журналистами в местных кафе и требующими полной отдачи выступлениями, не оставляющими сил на что-то еще. Его даже трудно представить на одном из ее концертов в свете стробоскопа и посреди грохота басов и потной, раскачивающейся, кричащей толпы. Все равно что принести щенка в мош-пит.
Все произошедшее можно списать на овладевшую ею скуку. В конце-то концов она застряла на этом корабле посреди нигде вместе с тысячами седовласых туристов и кричащими детьми. Ее папа отсиживается в своей каюте и отвечает на ее сообщения предельно коротко: «Как ты себя чувствуешь?» – «Прекрасно». – «Тебе что-нибудь нужно?» – «Нет». А связь здесь весьма прерывистая, чтобы позвонить кому-то еще, и к тому же единственный человек, которому ей хочется сейчас позвонить, мертв.
Есть что-то исключительно ужасное в том, чтобы чувствовать себя такой одинокой, когда она, находясь в западне на теплоходе, окружена большим количеством людей. Грета проходит между ними, как плывущий вверх по течению лосось, мимо помещения для шаффлборда и пустого тако-бара, мимо толпы, собравшейся у входа в зал, чтобы послушать лекцию о дикой природе, с чувством терзающего ее беспокойства.
Но спасения нет – только не сегодня, и потому она направляется в свою каюту и берет блокнот и ручку. А потом отыскивает деревянный шезлонг на прогулочной палубе и, устроившись на нем, смотрит на горы, каждая из которых больше и заснеженнее предыдущей. Сняв с ручки колпачок, она смотрит на чистую страницу. Берет колючий клетчатый плед и укрывает им ноги. Щурится на солнце, тяжелом и ярком в кристальном воздухе. Мимо нее проходят две женщины в дутых жилетах, затем спустя несколько минут они делают это еще раз, потом еще. И каждый раз они прерывают свой разговор, чтобы улыбнуться ей, и Грета кивает им в ответ. Чистая страница смотрит на нее. Не то чтобы это когда-либо было просто. Но она никогда прежде не сомневалась в себе так, как в последние месяцы.
Она пытается вспомнить, когда ей в последний раз писалось хорошо, а потом понимает, что это было в феврале, за несколько недель до поездки в Германию. Они с Люком сняли на длинные выходные старый домик в деревне на севере штата. Они ездили по маленьким городкам вдоль Гудзона, копались в магазинах поношенной одежды и ходили пешком к полузамерзшим водопадам. В последний вечер они приготовили роскошный ужин в обветшалой кухне, состоявший из жареного цыпленка от торговца мясом, свежих овощей из универсального магазина и бутыли пива с местной пивоварни. А потом стали смотреть какой-то фильм, свернувшись клубочками у огня, но Грета поняла, что не может как следует сосредоточиться
– Ну давай же, – сказал ей Люк, глядя, как она ерзает, стучит пальцами по пульту и дергает ногой.
– Ты о чем? – спросила она, и он рассмеялся.
– Я знаю, что тебе хочется работать.
Она не стала отрицать этого, а просто поцеловала его в щеку и поднялась по лестнице. Было что-то такое в уюте дома, в