Насколько мне известно, да.
Мне неприятно. Неприятно, что он расспрашивает о Грете.
– Замечательно. Значит, вы друг с другом всем делитесь? И ты всегда знаешь, что с ней происходит, как она себя чувствует?
Почему?
Терренс снова начал печатать; я слышу, как он стучит по экрану.
Почему ты задаешь этот вопрос?
– Меня интересуют ваши отношения и то, как вы взаимодействуете и общаетесь. Очень многое в отношениях основано на открытости и честности. Я хочу, чтобы ты рассказал мне конкретно о Грете.
Я ничего не могу с собой поделать. Сердце снова быстро забилось.
Я хочу потребовать у него ответа, чтобы он объяснил, что происходит. Хочу выставить его из моего дома. Сказать, что он не имеет права здесь находиться.
– Она рассказывает тебе о своих предпочтениях?
Кто?
– Твоя жена, Джуниор.
В еде?
– Нет, не в еде. – Он смеется. – Я про сексуальные предпочтения. Она говорит о них открыто, или ты пытаешься интуитивно понять, что ей нравится?
Я вытираю пот со лба и шеи.
Повторите еще раз?
– Джуниор. Не надо так зажиматься. Мне просто интересно.
Это личное. Вы не имеете права о таком спрашивать. Это касается только меня и Греты. С чего вы взяли, что можете о таком спрашивать? С чего вы взяли, что…
– Ладно, ладно. Расслабься, – бесцеремонно говорит он. – Мне нужно кое-что надеть тебе на запястье. На здоровую руку.
Что? Что надеть?
– Он помогает контролировать водный баланс. Плохо, если ты будешь обезвожен. Протяни руку, вот так.
Он вытягивает свою руку параллельно полу.
– Ну же, давай, – говорит он. – Сейчас же.
Он берет металлический зажим и защелкивает его на моем запястье. Туго затягивает. С одной стороны на нем есть петля, к которой можно что-то прикрепить.
– Вот так. Все, можешь идти.
Я смотрю на блестящий зажим. Совсем новый. Металл холодный. Мне нравится это ощущение, хотя не могу объяснить, почему.
* * *
Мне срочно нужно в душ. Я весь потный и растрепанный. Никогда так не злился, никогда еще меня так не оскорбляли.
Эти чувства росли с тех пор, как Терренс пришел в нашу жизнь, и постоянно меня донимают с тех пор, как Грета предложила мне перестать следовать указаниям этого человека. Почему я позволяю ему крутить собой? Я все еще в своем доме. Никуда не улетел. Я должен был заметить все раньше. Теперь все понимаю. Грета пыталась мне что-то сказать. Я знаю. Знаю, что она хочет сказать больше, но не скажет. Или не может. С каждым днем я выясняю все больше и больше. С каждым часом. С каждой минутой.
Это все ради Греты, Джуниор. Запомни. Мы хотим, чтобы замена была как можно более реальной и точной, сказал он.
Пот льется градом. Я стою в ванной, пытаюсь собраться с мыслями и понять, что происходит, что я могу сделать, что предпринять. Не уверен, что нам стоит проводить еще одну ночь в доме с Терренсом. Он – угроза. Он – наш враг.
Если мы сбежим, что тогда? Станет ли он нас преследовать? Скорее всего, станет. Будет преследовать нас так же, как меня преследовали в тот день, когда я шел по полю и увидел горящий амбар. Он нас найдет. Они нас найдут. OuterMore, эта странная компания. Нет, мы не можем сбежать. Будет только хуже.
Рассказывает ли она тебе о своих предпочтениях, спросил он.
Мне нужно подумать. Или перестать думать. Не знаю, какой вариант лучше. Хочу забыть об интервью. Забыть о Терренсе. Постараться уснуть. Прикинуть все на свежую голову. Я включаю горячую воду и снимаю с себя одежду.
Но под душ встаю не сразу. Остаюсь перед зеркалом, голый. Поднимаю здоровую руку над головой. Напрягаю бицепсы. Держу позу. Напрягаю пресс по максимуму. Верчусь из стороны в сторону, изучая косые мышцы живота.
Можешь идти, сказал он.
Я вытираю запотевшую поверхность. Мое лицо – всего в нескольких дюймах от зеркала. Я раздуваю ноздри. Открываю глаза так широко, как только могу. Я дефектный, отвратительный человек, как и все остальные. Сломанный и несовершенный. Да, я такой. Как я вообще мог думать, что я другой?
Я пучу глаза, пока они не начинают болеть. Но продолжаю, несмотря на боль. Пучу, пока не наворачиваются слезы.
Терренс слишком многое хочет разузнать. Хочет знать обо мне все. Но он никогда не узнает обо мне всего. Я хорошо обращался с Гретой. Какой была бы ее жизнь, если бы мы никогда не встретились? Если бы я захотел, нашел бы себе другую. Мне все равно, ссоримся мы или нет. Ее жизнь – со мной. Она должна быть здесь, со мной. Понятно же, что она сама выбрала эту жизнь. Она выбрала меня. Значит, она счастлива. Ее устраивает все как есть.
Зеркало снова запотело. Указательным пальцем я рисую на нем жука. Медленно, со скрипом водя по конденсату. Я знаю, на что рассчитывает Терренс, когда отправит меня на Освоение, когда завладеет моей жизнью. Он хочет перебраться из гостевой комнаты в мою спальню. Хочет узнать меня, чтобы стать мною. Но этого никогда не случится. Он никогда мной не будет.
Я встаю под душ. Подставляюсь под струи. Даже сквозь шум воды слышу голоса из комнаты Терренса. Она прямо за стенкой. Слышу голос Греты. Она сейчас там, с ним. Я не могу разобрать, о чем они говорят. Я подхожу ближе к кафелю, но все равно ничего не понятно. О чем они говорят? Я выкручиваю кран и чувствую, как вода обжигает кожу. Обо мне. Уверен, говорят обо мне. Они на мне помешались.
Когда становится совсем невмоготу, я выключаю душ и ступаю на коврик, чтобы вытереться. Осторожно сушу больное плечо. Мое больное плечо. Причина, по которой я не могу спать в своей постели с Гретой. Причина, по которой я должен спать сидя, один, внизу. Причина, по которой Терренсу легко меня заменить, стать еще ближе к Грете.
Я поворачиваюсь к зеркалу, чтобы осмотреть плечо. Ни разу не взглянул на него после несчастного случая. Сам не знаю, почему. Почему мне ни разу не пришло в голову осмотреть плечо? На нем повязка, ее так и не сняли с того дня. Ее не меняли.
Подцепив край пластыря, я медленно сдираю его. Не тороплюсь, снимаю все четыре полоски. Кидаю их на пол. Провожу рукой по коже плеча. Она гладкая. Шрама нет. Никаких признаков травмы. На коже ни пятнышка. Никаких швов. Никаких следов.
Терренс же мне и сказал. Это был он, я точно помню. На следующий день, когда я очнулся. Он сказал мне, что доктор сделал «небольшую операцию». Что это за операция, от которой даже шрама не остается? Если не было пореза, зачем крепить повязку?
Раздается стук в дверь. Я наступаю на повязку, которая валяется на полу.
Кто там? Кричу я.
– Это я, – говорит Грета.
Она приоткрывает дверь.
– Ты закончил? Сидишь тут целую вечность.
Я принимал душ, говорю я. Ты уже ложишься?
– Да. Зайдешь пожелать мне спокойной ночи?
Конечно, говорю я. Загляну.
Я закрываю за ней дверь. Затем возвращаюсь к зеркалу и долго стою, глядя на плечо, спину, шею, руки. Датчики, которые собирают данные, все еще на месте.
Не знаю, как долго я так стою. Стою, пока не насмотрюсь. Пока полностью не высохну. Мое полотенце висит на крючке двери.
* * *
Я открываю дверь в нашу спальню. Грета лежит в постели. Она встает, но ничего не говорит. Закрывает за мной дверь, берет меня за руку и ведет к кровати. Она снимает с меня рубашку и кидает ее на пол. Стягивает с меня шорты. Укладывает меня на кровать. Снимает свою футболку, потом шорты. Стягивает нижнее белье, оно съезжает до лодыжек, и она сбрасывает его.
Она ложится на кровать рядом со мной. Садится на меня сверху, седлает. Кладет руку себе между ног и насаживается на меня. Наклоняется вперед, хватает меня за запястья и кладет мои руки себе на спину. Я пытаюсь прикоснуться к ее лицу, но она пихает мои руки обратно, куда только что положила. Снова наклоняется вперед, кладет голову на матрас справа от меня. Упирается руками в стену над кроватью. Она стонет. Я тоже.
Так мы и продолжаем, пока она не скатывается с меня, тяжело дыша.