С 1972 года печатается как переводчик, автор статей и предисловий, составляет и комментирует книги. Пьесы в ее переводах идут в московских театрах. Кандидат филологических наук, доцент, член Союза писателей и Гильдии переводчиков.
У вашего папы это был уже второй Парад Победы?
Наталья Малиновская: Да, у папы – у единственного из наших военачальников Второй мировой – было в жизни два Парада Победы. На первом он был солдатом, а на втором вел фронт. Дело в том, что в Первую мировую папа воевал в Русском Экспедиционном корпусе во Франции, был ранен. Затем, после госпиталя, поработав на каменоломнях и поняв, что так он никогда не скопит денег на путь домой, в январе 1918 года вступил в Иностранный легион Французской армии. И в этом качестве он участвовал в Параде Победы 11 ноября 1918 года. К 20 годам у него уже было четыре серьезных награды: два Георгиевских креста и два французских Креста с мечами. С наградами связана такая любопытная история: один из этих французских крестов папа получил за подвиг, совершенный во время боев на линии Гинденбурга, своего рода Сталинграде Первой мировой. И никогда не узнал, что параллельно он был представлен к Георгиевскому кресту III степени. Генерал Щербачев, назначенный Колчаком военным представителем Белой армии при союзном верховном командовании и получивший право награждать русских военных, сражавшихся на французском фронте в 1919 году, объявил о награждении 17 солдат и офицеров. Седьмым в списке значился ефрейтор Родион Малиновский. К этому времени, совершив второе, почти кругосветное, путешествие, папа вернулся на Родину – через Владивосток – и, добираясь на крыше вагона до Одессы, вблизи Омска был задержан красноармейским патрулем. При виде иностранной формы, иностранных орденов и предъявлении документа, опять-таки на иностранном же языке, его чуть было не расстреляли на месте, но все же довели до начальства – вдруг ценный шпион! – а там, на его счастье, оказался врач, знавший французский. Он и подтвердил, что книжка – солдатская, а расстрелять всегда успеем. Так папа снова стал солдатом – на сей раз солдатом Красной армии. Можете себе представить, какие последствия имело бы в 1919 году известие о награждении Георгиевским крестом от Колчака. Да и позже такая весть вряд ли обрадовала бы – к примеру, в 1937-м. Но приказ этот так и лежал в мало кому тогда интересном колчаковском архиве, путешествуя вместе с ним по городам и весям, пока не оказался, уж не знаю, какими судьбами, в Братиславе. Там его и обнаружили весной 1945 года взявшие город войска папиного фронта. И, не интересуясь, что там за бумаги, отправили в Москву – а ведь могли поинтересоваться, да и просто случайно увидеть такую знакомую фамилию!
А как вы узнали об этой награде?
Наталья Малиновская: В Москве колчаковский архив лежал себе и лежал в тиши и покое до 1991 года. Один раз занимавшаяся архивом историк Светлана Попова просматривала его, и на глаза ей попалась папина фамилия. Она отксерила для себя копию – на всякий случай, не догадавшись, что, кроме нее, об этом Георгиевском кресте никто не знает. Спустя еще пятнадцать лет она посмотрела документальную ленту о русском Экспедиционном корпусе «Они погибли за Францию» и упрекнула режиссера Сергея Зайцева в недобросовестности: «Что ж вы не упомянули о втором Георгиевском кресте?!» Тот ответил, что он не знал, да и дочь Малиновского не знает об этой награде. Так спустя сорок лет после папиной смерти «награда нашла героя»… И что интересно, наградной лист был подписан в тот самый день, когда отец стал солдатом Красной армии и должен был идти в бой с Колчаком под Омском…
Маршал Баграмян
«На парад дед пошел с дырой на кителе»
Карина Сергеевна Наджарова делится воспоминаниями о своем деде – Маршале Советского Союза И. Х. Баграмяне [17].
Карина Сергеевна, ваш дед был доволен тем, что вы избрали военную карьеру?
Карина Наджарова: Самое интересное, что никто, наверное, не поверит, если я скажу, что это не дедушка хотел, чтобы я пошла в военный институт, а я поставила его перед фактом. Об этом вузе я узнала от подруги, но когда сказала деду, что буду туда поступать, он был доволен. К сожалению, он застал меня только лейтенантом.
А он участвовал в вашем воспитании?
Карина Наджарова: Конечно. Правда, он никогда нас с братом не ругал, не повышал голос. Ему было достаточно строго посмотреть, и все вставало на свои места. Он приучал нас к дисциплине. С вечера мы знали, во сколько мы сядем завтракать, во сколько – обедать. Дети не должны были садиться за стол раньше взрослых. Невозможно представить, чтобы дедушка вышел к столу, а мы уже сидели там и что-то жевали. Он и сам был очень дисциплинированным человеком. Всегда в одно и то же время вставал, делал зарядку, умывался, выходил на завтрак, потом ехал на службу, а позднее – уже на пенсии – садился писать мемуары.
«Дед никогда нас с братом не ругал, не повышал голос. Ему было достаточно строго посмотреть, и все вставало на свои места»
Он никогда не навязывал мне своих пристрастий. Помню, как я начала заниматься верховой ездой. Дедушка был кавалеристом, и я была уверена, что когда я скажу ему об этом, он ужасно обрадуется. Но он отнесся к этому скептически, сказал: «А ты понимаешь, что это очень серьезно? Это тебе не прогулочки, не сел и поехал. Это очень ответственное дело».
В 1938 году на взлете карьеры Иван Христофорович был уволен из армии. Он что-нибудь рассказывал об этом?
Карина Наджарова: Да, в его жизни был такой эпизод, но в своих мемуарах он об этом не упоминал. В семье, конечно, вспоминали, как в 1937 году был репрессирован его брат, и дедушка как мог пытался его защитить и оправдать. А через год был за это наказан – не увидел свою фамилию в списках выпускников Академии Генштаба, хотя экзамены сдал на «отлично». Вскоре его уволили из армии. Для него, воевавшего еще в Первую мировую, прошедшего гражданскую, одним из первых в армии окончившего с отличием в 1934 году Военную академию имени Фрунзе, а в 1937-м – Академию Генерального штаба, увольнение было тяжелым ударом. Более полугода он