Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколь договорились. Семь мест. Чумай-данов три. Сумки четыре.
Татарва.
Переведем американцам какую-то несусветную сумму. Пусть подумают.
— Уау! — Поразившись, дядя начал рыскать по карманам в поисках дополнительных русских денег (нужная сумма у него уже была наготове в потном кулаке), замешкался, а мы с железным чемоданом идем вперед.
Они сейчас должны подхватить остальной багаж, там всего много, время имеется.
Миновали этот вагон, проникаем в следующий. Отмычка и там подошла, мы в купе соседнего проводника. Быстро вскрыли чемодан, взрезали ножом буквально строго, как консервную банку. Вынули из чемодана видеокамеру, очки в футляре, запасные, так, какую-то барсетку с духами и бутылочками, называется (подумал, вспомнил) мессерер, банку полкило черной икры, бутылку очень хорошей финской водки, подумали и сунули в карман чистые носки и, что скрывать, запечатанную пачку трусов. Закинули вскрытый чумайдан на верхнюю полку и завалили матрасом. Пошарили, нашли полотенце. Полотенце на плечо, мужчина сейчас выйдет в туалет, прихватив самое дорогое и необходимое типа… а, вспомнил, несессер. Вышел, заботливо заперевши дверь.
Далее Номер Один, держа в руках свои богатства (видеокамера под полотенцем на плече), пошел вперед. Кепку провалил в щель, когда переходил из тамбура в тамбур.
Одно купе в следующем вагоне было пустое, но вещи уже лежали на второй полке. Выглянул в коридор. В конце, в тамбуре, у выхода, какая-то стая довесков прощалась, видимо, с провожающими, галдя в сторону перрона и то и дела лопаясь от хохота. Коллективная, б, от школы поездка. Это их купе пустое.
Номер Один подхватил с полки небогатого вида, но полный рюкзак, вытряхнул какие-то шмотки, положил туда все свое, икру-камеру-водку-трусы-носки, плюс со стола два объемистых теплых пакета видно что со жратвой, с гвоздя прибрал чью-то висящую на крючке черную куртку под кожу, набросил ее, возложил американские очки на нос (все расплылось как от вазелина) и в таком виде попер мимо довесков (они и не оглянулись, смеясь, расступились и все), добрался до вагона СВ, открыл купе для проводников и лег на верхнюю полку. В этом купе проводники обычно провозят левых пассажиров.
Проводница явилась, когда поезд уже тронулся, а как же, открыла своим ключом дверь.
— Из главного по организованной, — подняв голову, сказал Номер Один. Тронул верхний карман.
— И что? — невнимательно реагировала проводница. Нижняя губа ее обвисла. Баба явно испугалась, инстинктивно испугалась, опытная женщина. Лежит убийца.
— Иди на х., — отвечал он.
— Для тебя, мой хороший, постараемся. Радость сделать? — приветливо ухмыльнувшись, ответила эта жуткая баба.
— Потом. (А что это такое?). Отведи меня… (поискал слово) на шконку.
— Пошли, мой хороший.
Повела его и открыла перед ним купе, где сидела чернобровая загорелая блондинка в самом соку, гладкая, как бы только что с моря, в зеленой кожаной куртке. Завозилась и накинула на нос темные (почему?) очки.
Постояв, проводница смылась.
Номер Один негромко сказал, предвкушая:
— Из главного по организованной. Попрошу предъявить паспорта.
Блондинка живо оглянулась на дверь. Грохотал поезд.
Пожав крутыми плечами, блондинка полезла в свой красный сапог и достала из-за голенища паспорт.
— Тэ-аак, — возвращая паспорт, сказал Номер Один. — Кравченко Зинаида Михайловна, ну что будем с вами делать, Кравченко, что?
Машинально поддернул ширинку.
Ночной поезд набрал скорость. На столе дребезжали бутылки с водой и два казенных стакана.
— Дверь запрем, — предложил он.
Девушка пожала плечами. Она немного как бы вылиняла.
Запер купе, посидел, с удовольствием вперившись в блондинку. Она слегка повела головой туда-сюда, как будто ей был тесен воротник, и стала упорно смотреть в окно.
Дальше Номер Один не знал, что предпринять. Надо было действовать как в кино. Быстро.
Но тут в животе резко буркнуло, покатилась волна голода. Не ел ничего со вчерашнего дня?
Номер один, спеша, полез в чужой рюкзак, покопался, вынул сначала бутылку финской водки, потом целлофановый пакет с жареной курой, ого! Затем небольшую пачку салфеток (чья-то мать собирала), бутылку с какой-то красной мутной водой, нарезанный белый хлеб и сказал девушке:
— Хочешь подавиться?
Она значительно произнесла:
— Спасибо, молодой человек, я сыта (мы-ладой нараспев, южные кровя).
— Ух ты, какие мы, — заметил Номер Один. Блондинка мельком посмотрела на него и как бы выпрямилась.
— Очки сними, — потребовал Номер Один властно (а руками раздирал куру).
Она сволокла очки. Так она была ничего, такая крепкая баба, белокурая (или парик), загорелая, слегка подкрашенная, очень черные брови и (внимание) оказались под очками ярко-синие очи.
— Какие у вас глаза, однако, — отметил он. — Синие как море.
Помолчали.
— Никогда не видел ни у кого таких глаз. Васильки!
— Та тю, та эта линзы, — (упирая на букву «а», объяснила блондинка).
— Я тебе налью водочки? Наша водочка, ваши стаканчики.
— А налей.
Уже спокойная стала баба. Розлил водку.
Номер Один быстро выпил, налил еще, выпил.
— Пожрешь со мной?
— Та не, не буду. Я уже покушала (пыкушала).
Внезапно она попросила его выйти:
— Переоденусь.
— Как хошь.
Вышел, поваландался некоторое время в сортире, вернулся.
Она полулежала в каком-то блестящем халате, накрывшись до пояса одеялом с простыней.
Быстро выпил еще, тут же слопал тощие полкурицы, чавкая и вытирая руки о казенный пододеяльник, потом ножом вскрыл банку черной икры и съел полкило с помощью хлеба, а затем, когда хлеб закончился, с помощью пальцев. Стал рыгать. Дальше нашел там же в рюкзаке теплый пакет с пирожками. Заготовили как на маланьину свадьбу. Пирожок один просквозил, но дальше все.
— Выпей, ты чо, — потребовал он и протянул ей стакан.
Она отпила глоточек, вытерлась его салфеткой. Аккуратная. Посмотрим, какая ты.
Поикал, отхлебнул оранжевой бурды. Компот? Сладкость какая. Фу.
В купе открылась дверь, некто блондин, загорелый до копчености, заглянул. Тоже отдыхал, видно, на море.
Так, скользящий взор. Веером.
— Чо надо, чурка? Из главного по организованной! (Тронул нагрудный карман). Вашш документы?
Тот сразу задвинул дверь.
Те довески, ребята школьники, вот придурки, все побросали, обрадовались, что уезжают, столпились в тамбуре, вот и сидят сейчас без еды.
А ты следи! Ты смотри за собой! Нечего тут!
Икота одолевала. Выпил еще компоту.
Воспитывайте тревогу, внимание и бдительность!
Валера поболтал оставшейся водкой:
— Выпьешь? А? Выпьешь?
Она что-то пробурчала как бы засыпая. Валера жаждал действий.
— Такк!.. Проверка багажа проверка и руу-ручной клади! — выпалил он.
Встал, запер дверь.
Ловко достал из-под ее подушки сумку. Быстро присела.
В сумке был кошелек, битком набитый долларами.
— Фальшивые, — сказал Номер Один тревожно. — Берем на экспертизу. Что же так, гражданка, а? Лежите, лежите.
Внезапно, как буря, налетел, толкнул ее. Спрятал деньги во внутренний карман. Был необыкновенно доволен, спокоен.
— Нам уже с вами спать, однако, надо, — мягко продолжал он. — Где я вас мог видеть? Вы по телевизору выступали?
Она тем временем отвернулась к стене, всем своим видом показывая, что спит. А сама явно хотела крикнуть.
Валера допил водку.
Речь неслась скачками с неожиданными припевами, когда встречались непреоооодолимые звуки.
— Ты хорошая девка, — сказал он просто-просто. — Знаешь? Поэму Лермонтова «Сашка» знаешь? Я могу читать хоть всю ночь. Я не люблю худых. Дцп. Дощечка два прыща. Мой отец говорил так. Почем твои мослы?
Не дрогнула.
Продолжаем. Язык развязался, треплется. Мы уже привыкли болтать как ни в чем не бывало. Я ухожу, я ухожу.
— Он приставал к одной Светке с нашего двора. Мы стояли на втором этаже… Это было что ли в восьмом классе, да! В парадном пиво пили, — слегка заплетаясь, болтал Валера. Травить байки про эти дела — хорошее начало. Надо подготовить бабу. — Она вообще была у нас это… новенькая. Они только к нам во двор переехали. А отец мой пьяный был, шел с получки. На Светку глядит, никогда не видел, деньги вынимает: «Почем твои мослы». Что-то ему померещилось. Мы начали ржать. Отец смешной был. Я его зарезал. А ну повернись, лица не видно.
Вынул ножик из кармана. Повертел в пальцах очень ловко, нагнулся, провел лезвием (плашмя) по ее голой руке. Ого, кожа стала куриная! Опыты над людьми, так сказать.
Она дернулась, почему-то потрогала часы на этой руке. Легла на спину. Глаза зажмурила. Хорошо. Интересно даже.
Сел к ней.
— Руки убрать. Так. Руки! (Пыталась прикрыть грудь).
- Время ночь - Людмила Петрушевская - Современная проза
- Два царства (сборник) - Людмила Петрушевская - Современная проза
- Вечерние новости - Артур Хейли - Современная проза
- Бойня номер пять, или Крестовый поход детей - Курт Воннегут - Современная проза
- Однорукий аплодисмент - Энтони Бёрджес - Современная проза