Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Середина моста, спуск к противоположному берегу. И здесь нет часовых, мост пройден! Проклятые каналы позади. На каждый из них потрачено по нескольку дней! Идем всю ночь. Наш вожатый, Большая Медведица, закрыта тучами, поэтому выбираем дорогу наугад. Сначала она идет в гору, потом через лес, но, не доходя до леса, дорога резко сворачивает вправо. Уставшие, еле передвигая ноги, заходим в чащу и ложимся под раскидистой, огромной елью и сразу же засыпаем как убитые.
Разбудили нас чьи-то голоса. Стараясь не шуметь, выбираемся из-под елки и — о боже! Почти рядом с нами, на краю леса, метрах в сорока от нас крестьяне разбрасывают сено, переговариваясь между собой. Утреннее солнце нагревает сырую землю, радостно щебечут, купаясь в его теплых лучах, птицы! Жизнь продолжается! Мы шагаем по французскому лесу, пробираемся среди кустов и деревьев, с которых сыплются мириады капель, словно благословляя нас на дальний, неизвестный путь…
Случайность ли это?
Случается в жизни иногда такое стечение обстоятельств, казалось бы вполне случайных, что не верится в реальность происходящего. Особенно трудно поверить в счастливое везение в тех условиях, в каких мы оказались с товарищем в начале августа 1942 года вблизи франко-швейцарской границы. Сейчас, по прошествии более полувека с того времени, мне кажется, что в жизни ничто не происходит просто так, случайно…
Дороги Франции вели нас все ближе и ближе к заветной границе. За два месяца, что мы меряли шагами Западную Европу, мы успели привыкнуть к радушию и гостеприимству простых французов. Теперь мы с Василием смелее заходили в крайние дома маленьких поселков и хуторов. Случалось заходить не только темной ночью, но и еще засветло.
Вот и теперь мы подходили к небольшой деревушке, расположившейся на склоне горного массива. В летних сумерках возле крайнего дома наше внимание привлекла группа молодых французов. Они весело и беззаботно отмечали какое-то торжество. Окна дома были распахнуты настежь, и из них на улицу лились музыка и яркий свет. Впервые мы увидели ярко освещенные окна, ведь немцы и французские жандармы строго следили за соблюдением светомаскировки. Молодежь заметила нас, и нам приветливо замахали руками, приглашая принять участие в празднике.
Человек шесть — восемь нашего возраста с любопытством разглядывали нас. Молодой человек, видно душа компании, высунулся по пояс из окна. Он что-то весело сказал, обращаясь к своим друзьям. Они громко рассмеялись. Очевидно, наш потрепанный вид вызвал такую реакцию. Мы подошли ближе. Затем юноша обратился с вопросом к нам. Мы ничего не поняли, но объяснили заученными фразами, кто мы и что нам надо. Удивление на лицах молодых французов сменил восторг, они одобрительно похлопали нас по плечам, удивляясь нашему долгому пути. Французы, вообще очень общительные и разговорчивые, буквально засыпали нас вопросами. Большинство вопросов мы не поняли. Проскальзывали отдельные знакомые слова: колхоз, коммунизм, комсомол. Мы поняли только, что ребята интересуются жизнью на нашей Родине. Как могли, рассказали о довоенной жизни, путая французские слова с немецкими.
Мы уже собрались идти дальше, но тот парень, который первым обратился к нам, заметил, что я без головного убора. Дело в том, что у нас с Василием была одна пилотка на двоих. Василий взял себе пилотку, а я — подкладку от нее. За время пути моя подкладка совершенно пришла в негодность, поэтому я ее выбросил. Через минуту этот веселый парень вышел из дома к нам на улицу. В руках он держал черный широкий берет. Он торжественно водрузил берет мне на голову, отсалютовав рукой. Вся компания, как по команде, дружно рассмеялась. Парень показал большой палец и объяснил мне, что в берете я — вылитый француз. По этому поводу он предложил нам выпить по стакану красного вина. Мы выпили за дружбу, попрощались с нашими французскими сверстниками и отправились дальше. В душе остались теплые воспоминания о встрече. Долго я носил тот черный берет.
Предгорья Альп. Дорога то поднимается в гору, то стремительно бежит под гору. Вековые хвойные леса сменяются широкими полями и перелесками. Множество горных речек и ручейков приходится нам преодолевать то по мосткам, то вброд. Природа поражает своим разнообразием. Наш путь лежит на юго-восток к границе.
Звездная ночь постепенно сменила вечернюю зарю. Мы шли по широкой сельской дороге. Вдали показались силуэты деревни. Дома просторно раскинулись в долине между холмами. Решили зайти в крайний дом и попросить что-нибудь перекусить. На наш стук из дома вышел мужчина лет тридцати в широких холщовых штанах и простой крестьянской рубахе. При свете керосиновой лампы он разглядывал нас. Крестьянин спросил, что нам нужно. Мы, как обычно, рассказали. Русские, бежали из плена, просим еды и соли. Еще нам нужна была карта, так как наша карта заканчивалась километров через двадцать от этого места. Хозяин жестом пригласил зайти в свой дом.
В первой комнате, очевидно кухне, стояла большая печь, занимавшая почти половину всего помещения. На простом деревенском столе еще стояла посуда после позднего ужина. Внутреннее убранство дома было очень скромным. Не успели мы как следует оглядеться, как дверь из другой комнаты открылась и вошла высокая, худая женщина. Она явно недружелюбно посмотрела на нас и что-то спросила мужа. Он, как бы оправдываясь, стал ей говорить, время от времени кивая в нашу сторону. Женщина, сильно жестикулируя и явно выражая недовольство, вышла из комнаты. Хозяин махнул ей вслед рукой, как бы говоря, чтобы мы не обращали внимания, и тоже вышел вслед за женой. Мы остались в кухне одни. Мое внимание привлекла маленькая коробочка карманного фонарика. Как бы он нам пригодился в пути! За дверью слышался громкий разговор супругов. Видно, женщина опасалась немцев или жандармов. Ведь за помощь бежавшим пленным их тоже ожидал концлагерь.
Наконец они вышли к нам. Настроение женщины не изменилось, а мужчина, как бы оправдываясь, развел руками. Не обращая внимания на ворчание жены, он отсыпал в газету немного соли. Я напомнил ему о карте. Он кивнул и поднялся по лестнице на балюстраду второго этажа. Жена за ним. Воспользовавшись их отсутствием, я положил фонарик в карман. Наверху опять ругались. Вскоре крестьянин вышел и покачал головой: нет карты. Мы понимающе кивнули. Хозяин взял лампу и проводил нас за порог. Мы простились и вышли в темноту ночи.
Дома деревни тянулись вдоль дороги с одной стороны. С другой стороны дороги был луг. Пройдя мимо нескольких домов, мы наткнулись на бетонный колодец. Возле колодца, в прямоугольном бетонном коробе, заполненном водой, стояли два алюминиевых бидона с молоком. Мы вдоволь напились прямо из бидона свежего молока.
Недалеко от колодца, в стороне от других, стоял большой двухэтажный дом. Я положил свой мешок с ведром, в котором мы готовили в пути пищу, возле колодца, и мы пошли в сторону дома. Дом окружала аккуратная невысокая изгородь. Перед входом в дом калитка. Подойдя к калитке, мы заметили кнопку электрического звонка, и я нажал ее. В доме раздалась трель звонка, но никто не вышел. Подождав немного, я еще раз нажал на кнопку. Открылось окно на втором этаже, возле дома залаяла собака, ее лай подхватили другие деревенские собаки. Через некоторое время загремели запоры, дверь открылась, и на пороге показался высокий юноша в белой сорочке. После наших объяснений он пригласил нас зайти в дом.
Первым вошел юноша, за ним Василий. Я зашел последним и закрыл дверь. Прихожая была маленькой, в центре ее стоял стол, покрытый светлой скатертью. Напротив была дверь в другие помещения дома. У стола напротив нас стояла полная женщина, с интересом и тревогой смотревшая на нас. Комната была ярко освещена электрическим светом, и я смог хорошо рассмотреть ее убранство. Стены были увешаны фотографиями разных размеров в резных рамках. Я с интересом рассматривал фотографии, пока Василий расспрашивал юношу, разложив нашу карту на столе. На многих фото были запечатлены люди в военной форме. Большинство из них носили пышные усы.
Прошло уже минут десять, как хозяева объясняли нам путь по карте. Вдруг скрипнули ступеньки от тяжелой поступи грузного человека. Я посмотрел наверх и обомлел. К нам спускался человек могучего телосложения, несколько грузный, с пышными рыжими усами. Но мой взгляд был прикован к его галифе с красно-голубыми лампасами! «Вася, жандарм!» — только и успел крикнуть я. Толстяк, быстро оценив ситуацию, кивнул жене на входную дверь и что-то быстро сказал сыну. Обстановка складывалась для нас критическая. Женщина уже нерешительно двинулась к двери, когда Василий спокойно сложил карту. Затем он решительно оттолкнул молодого человека так, что он отшатнулся в мою сторону, и, прыгнув к двери, открыл ее толчком ноги. Василий исчез в темноте ночи, я слышал, как хлопнула за ним калитка. Я тоже не заставил себя ждать. Оттолкнул парня в сторону жандарма и выскочил в открытую дверь. Последнее, что я видел в ярко освещенном проеме, — это жандарм, посылающий нам вслед проклятия. Выскочив в темноту, я несколько раз громко окликнул Василия, но ответа не было.
- 1941-1945. Оболганная война - Армен Гаспарян - О войне
- Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Рассказы - Герман Занадворов - О войне
- Война все спишет - Леонид Николаевич Рабичев - Биографии и Мемуары / О войне