над тем, что ты мне сказала тогда, после второго экзамена, думаю, что ты права, — в перерыве между супом и вторым сказал староста.
Кира как раз закончила есть и переспросила:
— Что, прости?
— Ну… — Лёша отвёл взгляд. — Ты сказала что-то вроде, что каждый учится для себя и своих амбиций. И тебе плевать, кто что получит и сколько пятёрок будет в группе, хоть все, но типа унизительно получить оценку ниже, чем люди, которые знают меньше тебя.
— А-а, — протянула Кира. — Действительно, похоже на меня.
Такого разговора она вообще не помнила. Наверное, из-за эйфории от полученной пятёрки и сбывшегося желания, не иначе. День за дверью кабинета, где проходил экзамен, вообще был как в тумане. Вроде она пожимала руки желающим, кажется, осталась что-то кому-то объяснить…
— Знаешь, Кира, — как-то жалобно сказал староста чуть ли не в первый раз назвав её по имени. — Я ведь до твоих слов был свято убеждён, что сдать экзамены — это получить тройку. «Государственная оценка», чтоб её. Но после тех слов. Я же ведь умный… В школе хорошо учился, с медалью закончил. Я даже поступил сам, нет у меня ни блата, ни знакомых в комиссиях. А здесь, когда начал учиться, как-то всё… Нет домашних заданий, никто у доски тебя не песочит, ничего не проверяют… Но я ведь ничего не прогуливал, у меня все лекции есть. И понятно вроде всё, а ведь настроился на «лишь бы сдать», и в итоге у меня тройка по «вышке» была… Ну, как раз после этого и разговор вышел.
— Я правда этого совсем не помню, — смутилась Кира.
— В общем. Хотел тебе сказать, что пересдал ту тройку вчера, — воткнул вилку в котлету Лёша. — Правда, в деканате сказали, что в этот семестр из-за того, что документы уже были поданы в бухгалтерию, я стипендию получать не буду. Жалко, но что поделать.
— Понятно, — кивнула Кира. — Но в любом случае хорошо, что ты пересдал эту тройку сейчас.
— Пофему? — чуть не подавился котлетой староста.
— Чтобы закончить университет с «красным» дипломом, не должно быть ни одной тройки, а сколько-то четвёрок — допустимо. Это лишь первая сессия, а их ещё девять будет, — пояснила свою мысль Кира.
— Блин, Калинина, ещё только первый курс, а ты думаешь об окончании? — вытаращил глаза староста.
— Мне не нравится, когда меня называют по фамилии, — хмыкнула Кира.
— Прости, Кира, у меня просто привычка… И у тебя фамилия вроде такая… красивая, звучная, — смутился Лёша. — Неужели тебе твоя фамилия не нравится? Мне вот, кстати, нравится, когда меня называют по фамилии. Это как будто солидно звучит. Вот «Домнин» звучит же? Но меня редко по фамилии зовут. Даже в деканате. Мне нравится имя Алексей, а «Лёша», ну… меня так все зовут, даже если я Алексеем представляюсь.
Кира хмыкнула.
— Потому что ты Лёша, Лёша, — чуть улыбнулась она уголком губ. — И мне моя фамилия нравится. Но имя — больше.
— Ну видимо, — грустно вздохнул староста по поводу «Лёши», заедая печаль булочкой. — Так фто… что насчёт окончания? Ты собралась на красный диплом?
— Есть такая пословица «береги честь смолоду», — пожала плечами Кира. — Так что думать об окончании в начале учёбы — нормально. Неужели лучше плыть по течению, а потом спохватываться и начинать барахтаться? Если вдруг ты захочешь выйти на красный диплом, то пересдавать тройки за предметы, которые были пару лет назад, будет, мягко говоря, тяжеловато. И да, я хочу получить красный диплом.
— Я уточню насчёт четвёрок, — пробормотал Домнин, взял стакан с компотом и, оттопырив мизинчик, шумно отпил.
Кира чуть не фыркнула от манерности старосты, но промолчала. Воспитанный человек замечаний относительно огрехов других не делает, он их не замечает. Тем более образ Мальвины с её нотациями вызывал у неё внутреннюю дрожь отвращения.
* * *
— Я сяду с тобой? — показал Домнин на место на первой парте, на которую до этого кроме Киры никто не претендовал.
Кира с сожалением убрала сумку с лавки. Расположение в одиночестве давало свои плюсы.
— Ты не будешь меня отвлекать. И не будешь разговаривать во время лекции, — поставила она условие мнущемуся старосте. В прошлом семестре их «хиханьки и хаханьки» с Кошкиной были слышны и с её первой парты.
— Хорошо, — кивнул Домнин, занимая место. — А на переменах?
— Что на переменах? — переспросила Кира, пристраивая сумку на неудобный крючок.
— Разговаривать можно?
— Как хочешь, — пожала плечами она.
* * *
К третьей неделе с начала второго семестра сесть на первую парту отчего-то стало всё сложней, словно большинство одногруппников, переживших первую сессию, резко решились взяться за учёбу. На лекциях уже никто не стремился занять галёрки, как раньше.
Впрочем, Домнин неплохо справлялся с разруливанием и отстаиванием их с Кирой места. Сама бы она, возможно, и не пошла бы на конфликт, а так только узнавала о героической защите парты от самого Домнина или девочек из первой группы, обычно сидевших за ними.
В сильно прореженной первой группе после сессии выделилась отдельная фракция из четверых девчонок и двоих парней, которые сессию закончили на «хорошо» и «отлично» и к тому же все жили в общежитии. Условно главными там были Катя и Марина, как раз те, которые сдали всё на пятёрки и перевелись на бесплатное обучение.
Эта «могучая кучка» по версии Домнина тоже всегда старалась сесть поближе, и занять вторые парты в среднем и крайнем рядах, которые в некоторых лекториях часто были сдвоенные. Так получалось, что за Кирой почти всегда сидела Марина, а рядом с той — её пухленькая соседка по комнате, Наташа, которая чуть что устраивала скандалы с базарными криками. Так что к «кучке» точно никто не лез, не желая связываться с этим маленьким и почти кругленьким «цербером». Впрочем, несмотря на серьёзную полноту, у Наташи было очень худенькое и изящное, почти кукольное симпатичное лицо с выразительными глазами и бровями, которому придавало необычайный шарм маленькая родинка в уголке губ с ярко выраженным «луком Амура». Когда Кира смогла видеть, она иногда засматривалась на Наташу и хотела её нарисовать.
За Кирой и Домниным закрепилась первая парта среднего ряда на всех лекциях, где не было «мостовиков», и первая парта ряда у дверей,