Читать интересную книгу Отверженный дух - Маргрит Стин

Я собирался звонить в Кингс Кросс, но что теперь мог я туда передать? «Я давно о чем-то таком догадывался, но пришло мое время, и теперь обо всем я узнаю наверняка». Я прошелся по комнате, вглядываясь в неясные очертания мебели и предметов, будто затаившихся перед незнакомцем в вязко-болотной вечерней мгле. Книги, фотографии, картины — Арнольд, похоже, в этой мрачной обители собрал все самое для себя дорогое. Да, в том числе и это… Косой солнечный лучик, падая прямо на холст, как бы отделял портрет от стены: страшное лицо, казалось, плавало в воздухе.

Мисс Сьюилл, женщина-ведьма. Я постарался взглянуть на нее глазами бродячего художника: может быть, в том, что портрет получился таким безобразным, совсем не его вина?

Вряд ли ее действительно осудили за колдовство — в самом обычном, сегодняшнем смысле слова. В те давние времена этим удобным жупелом пользовались для обличения всего непонятного, необъяснимого: много позже на ведьм с колдунами спустился любимый нами жутковато-романтический ореол. А тогда… Наверное, почему-то ее не сумели привлечь к ответственности за убийство, может быть, не собрали достаточных доказательств: вот и прибегли к такой уловке… Я вздрогнул, как от удара током. Бог ты мой, как же раньше я этого не заметил, что помешало мне с первых минут взглянуть на портрет трезво и бесстрастно?

Так человек, долгие дни и ночи проводящий у постели больного, не способен увидеть в лице его нарастающих роковых изменений: печать неминуемого конца тут же бросается в глаза — но лишь постороннему. Так старость подкрадывается невидимкой: поступь ее не слышна знакомым и близким; лишь приезжий после долгой разлуки поражается переменам в знакомых лицах. Так же и я: настолько внутренне сжился с неменяющимся, нестареющим обликом своего школьного друга, что сразу и не заметил очевидного, явного сходства.

Если Доминик-Джон показался мне отбеленной, отретушированной копией Арнольда, то женщина на портрете была отвратительным, уродливым его двойником. Я стоял, зачарованно вглядываясь в лицо, замечая все больше знакомых черт. Мне не требовалось уже зеркала, чтобы понять тайный смысл странной подписи на открытке: Сьюилл — Льюис: как просто! Сын повешенной ведьмы или, скорее всего, человек, взявший его на попечение, переставил буквы, вынул одну — и получил новое имя! Знал ли об этом Арнольд? «О чем-то таком догадывался…»

Ведьма в роду: что ж, занятная деталь семейной истории. Я бы такое открытие воспринял не более как веселый, нелепый курьез. Но он…

В комнату вошел — вплыл, скорее, каким-то плавно-прозрачным полупризраком — Доминик-Джон.

— Это была тетя Хелен. — Я взглянул на него недоуменно. — Звонила только что, — объяснил он. Я удивился, потому что не слышал никакого звонка. — Не понимаю, что это все вдруг так засуетились? И что уж такого особенного в человеческой смерти?

— Пойдем-ка вниз, — вспомнил я о своих опекунских обязанностях.

Внизу Доминик-Джон отверг «диаболо», отказался от шахмат, да и все остальные мои предложения отклонил с холодным упрямством. Когда в дом вошла наконец Вайолет Эндрюс, я вздохнул с большим облегчением. Доминик-Джон уселся в углу, скрестил ноги и всем своим видом дал нам понять, что ни в какие разговоры вступать не собирается.

— По-прежнему ничего нового?

— Один звонок был, но трубку поднял Доминик-Джон.

— Тетя Хелен: она такая глупая, особенно когда слышишь ее из трубки. Кто-нибудь сегодня меня будет кормить?

К вожделенному ужину мальчик, однако, почти не прикоснулся. Мы с Вайолет сидели как на иголках, перебрасываясь пустыми репликами. Наконец они с мальчиком поднялись наверх.

2

Часы пробили полночь, и тут же зазвонил телефон. Вайолет бросилась к трубке.

— Это была Фабиенн, — доложила она мне с порога. Взгляды наши встретились, и я догадался, о чем она меня хочет спросить. — Из города вышла поисковая партия. Предполагается, что он где-то на болотах; кто-то, вроде бы, видел, как похожий на него человек переходил через мост. Скажите, могли он, по-вашему…

— Ни в коем случае, — поспешил я с ответом. — На самоубийство Арнольд никогда бы не решился: это полностью противоречит всем его принципам.

Был ли я сам в этом убежден? «Je cherche le clef… dans les pays desires, et peut-etre, apres tout, c’est la mort…»[7]

Кажется, Вайолет мне не поверила.

— Люди часто поступают вопреки собственным принципам, — медленно произнесла она. — Особенно когда уже ни в чем не отдают себе отчета…

На следующее утро, покончив с завтраком, Вайолет с самым будничным видом увела Доминик-Джона в столовую: начался очередной урок. Я сел на веранде и стал от нечего делать прислушиваться к голосам, доносившимся из открытого окна; что ни говори, самообладанием этой женщины можно было только восхищаться.

В гостиной служанка принялась за уборку; какой-то мужчина наверху застилал постели — дом оживал, возвращаясь постепенно к своей обыденной жизни. И все-таки странная какая-то приглушенность ощущалась в стенах арнольдовского особняка: все здесь будто замерло в тревожном и тягостном ожидании.

Вайолет с мальчиком вышли к одиннадцатичасовому чаю. Пожелтевшая кожа, жесткий напрягшийся рот, желваки на скулах — все свидетельствовало о том, что позади у нее осталась тяжелая ночь. Но можно ли было со стороны догадаться о том, какие жестокие бури бушуют сейчас под этой многострадальной, все еще безупречной маской?

Доминик-Джон, прихватив молоко с имбирными пирожными, удалился под сень каштанов и свернулся на скамейке каким-то замысловатым плетеным калачиком. Глядя издалека, можно было предположить, что он зачем-то решил заняться йогой.

— Он с самого утра сегодня жалуется на горло, так что мне пришлось вызвать доктора. Думаю, ничего страшного. Просто наш сообразительный юноша понимает, что мы сейчас меньше всего озабочены его светлостью, и хоть чем-то пытается нас занять. Господи, знать бы хоть что-нибудь наверняка…

— Я вот думаю…

— Да? — испугалась она.

— Какой будет реакция мальчика, когда он узнает…

— Значит, все-таки вы считаете, что Арнольда нет в живых?

— Ну нет же, я оговорился. Почему так уж сразу и нет в живых? Мало ли что с человеком может стрястись на болотах: подвернул ногу, упал в какой-нибудь заброшенный карьер. А если еще и очки потерял? Бродит сейчас где-нибудь там кругами…

— Нет, все-таки я знаю — он мертв.

— Да что же вас в этом так убеждает?

— Интуиция, наверное. А он как отреагирует? — она перевела взгляд на фигурку, застывшую в чудной, неестественной позе. — Да Бог его знает, как. Поистине непостижим! — она прищелкнула языком, как бы подводя под своим вердиктом жирную черту.

Доктор Нейл — именно так мне его представили — явился, когда мы еще сидели за ленчем. Он понравился мне с первого взгляда: типичный «семейный доктор», старый боец вымирающей гвардии, из тех, что будут стоять до конца под ударами безликого чудища по имени «госмедобеспечение».

Мальчик обратился к гостю вполне по-свойски: «наш просветленный и весьма состоятельный мандарин», из чего я заключил, что эти двое давно на дружеской ноге. Извинившись за раннее появление, доктор Нейл осведомился мимоходом о Льюисах-родителях, а затем очень быстро осмотрел своего юного пациента, прописав тому полоскание с мятными таблетками.

— А, это розовые такие, сладкие — как в прошлый раз? — оживился Доминик-Джон. Есть он, как обычно, закончил намного раньше остальных.

— Пойдем пополощем горлышко, — Вайолет поднялась, — заодно все и распробуешь. А вы тут пока что расскажите доктору Нейлу о мистере Льюисе.

Я понял, кого она имеет в виду, подождал, пока не закроется дверь, и принялся рассказывать. Доктор Нейл слушал, кивал и с видимым удовольствием потягивал вино, которым угостила его Вайолет; между тем несколько раз я ловил на себе его пристальный взгляд: гость украдкой очень внимательно меня изучал.

— Да, положение тревожное, — вздохнул он наконец. — И какое же это испытание для миссис Льюис! Мужественная женщина, позволю себе заметить. Арнольду очень повезло — впрочем, боюсь, только в этом смысле. Так вы его старый друг?

— Мы учились с ним в Хартоне. А вы давно его знаете?

— Не очень. С того самого момента, как они сюда переехали. А, ну так это давно! — он покачал головой с улыбкой. — Когда десять лет не кажутся большим сроком, это, знаете ли, уже симптом. Хорошо помню нашу первую встречу. Меня вызвали к мальчику — тогда был совсем еще крошкой, — кажется, по поводу бронхита.

Ну, заодно и Арнольд решил проконсультироваться. Я предложил ему тогда пройти курс лечения. — Доктор Нейл умолк.

— И что же, он прошел этот курс?

— Прошел, но боюсь, без особых сдвигов. Видите ли, я не специалист конкретно по его проблеме, так что пришлось направить его на Харли стрит, к людям действительно квалифицированным.