сюда, Рита не увидела практически никого, только дежурные санитары завезли ее в комнату и удобно расположили. Теперь же она постоянно слышала голоса людей вокруг в доме и за окном. Походило, что в особняке находилось огромное количество прислуги или родственников, а, может быть, и гостей, но это были только постоянно спорящие между собой голоса, а самих людей Рита не видела. Теперь она абсолютно никого не наблюдала, кроме дежуривших медсестер. Она неподвижно лежала – одинокая и никому ненужная в этом доме.
Состояние стало стремительно ухудшаться, Рита с трудом произносила звуки, тело опять будто занемело и не слушалось, глаза, теперь видевшие только маленький проем двери, уставали, не хватало света. «Почему к ней никто не заходит…». Рита пыталась показать дежурившим медсестрам, что хочет подняться, опять произносила вроде понятные слова, но те стандартно подходили выполнить ее просьбу с недовольным видом, быстро приподнимали ее, подкладывая нечто похожее на большие подушки, и опять уходили в свою комнату.
«Всеволод рано или поздно появится… Что я ему скажу… Что он скажет, когда увидит меня такую…». Все, что она могла сделать в этой ситуации – это только пытаться шевелить телом, но теперь от постоянного нахождения в одной и той же позе, как было в самом начале, оно переставало слушаться. Девушке казалось, что оно невыносимо ноет. «Я что-то должна делать… Что-то надо делать…». Рита пыталась также произносить слова, и однажды, чуть повысив голос, с огромной радостью уже отчетливо услышала длинные фразу. Потом вдруг увидела суету в соседней комнате – ей показалась, что туда зашла та самая новая эффектная мама, и через несколько минут к ней подошла сиделка.
– Не шуми! Ругаются! Ты поняла? – сурово посмотрела дежурившая медсестра.
Рита удивленно смотрела на ту, и не могла понять, чем она мешает. «Они что тут вообще… Как такое может быть… Мешает собственная выжившая дочь?..». Но говорить было необходимо, да и Всеволоду надо было представить хоть что-то доказывающее, что она не теряла время даром.
«Да идите вы все…». Рита продолжила уроки своей разговорной речи. Звуки сейчас получались звонкие и громкие, и хотелось закрепить результат. Она уже могла проговорить многие фразы, включая имя гения. «Поприветствую его, назову по имени-отчеству», – это казалось ей проявлением уважения и благодарности к мужчине, давшей ей вторую жизнь и надежду увидеть дочь. «Всеволод… Всеволод…», – постоянно громко произносила она. Вместо этого длинного и редкого имени получались отчетливое: «Сева, Сева…». «Так как-то панибратски получается, но лучше как-то так, чем никак».
– Да что ты шумишь! Тебе же сказали! Тихо! – опять подошла к ней медсестра и грозно посмотрела.
«Психбольница… Нет… Тюрьма… Тюрьма… А если бы на самом деле их дочь выжила, неужели они к ней бы так отнеслись… Ладно я… чужой человек. Но они же об этом не знают…», – рассуждала Рита.
Она опять стала произносить слова. Через несколько минут недовольная медсестра опять зашла, не глядя, прошла мимо и закрыла окно, потом прикрыла плотно и дверь между двумя комнатами. Рита посмотрела на стол – там стояла медицинская емкость с водой, смешанной со специальным раствором и витаминами. Она знала, что ее поили по определенным часам через специальную трубочку, жажды она сама не ощущала, но уже давно привыкла, что к вечеру емкость становилась пустой, и тогда ее опять исправно заполняли. Сергей Константинович очень строго в больнице следил за этим. Рита покосилась. Сейчас уже вечерело, а ее ни разу не попоили. «В тюрьме, я слышала, кормят», – грустно подумала она. Через некоторое время медсестра подошла для привычных гигиенических процедур, и Риты отчетливо произнесла: «Воды, воды», – она прекрасно понимала, что этот раствор был для нее жизненно необходим. Сиделка сделала вид, что ничего не услышала и отправилась в соседнюю комнату. Наступила ночь, следующий день, ее так и не попоили, и только к вечеру, когда пришла другая сиделка, на ее просьбу откликнулись.
Постоянно стала кружиться голова. Через несколько дней она услышал шум, непонятную возню где-то близко, и в комнату, наконец, зашел тот самый лечащий ее Сергей Константинович и новая мама. Рита первый раз увидела ее так близко после приезда. Она не была уверена в теплых чувствах лечащего врача, но то, что он потратил на нее огромное количество времени и сил, она не сомневалась. Тот вошел и просто обомлел от представшей картины. Рита рассмотрела его изумленное и недовольное лицо. Посетители сразу вышли, и девушка заметила, что новая мать даже не взглянула на лежащую в комнате дочь. Через время, приехавшая с доктором медсестра взяла у нее необходимые анализы и что-то заполнила в бумагах. А потом они уехали. Рите показалась, что она слышала, как ругались и спорили ее новые родственники с лечащим врачом, но слов она не разобрала. После отъезда медперсонала Риту стали регулярно поить, в остальном абсолютно ничего не изменилось: душная комната с закрытым окном, ее огромная кровать в темном углу и одиночество.
Рита не обижалась и не возмущалась поведением странных родственников девушки Ани, отсутствием заботы и внимания к ней, она просто делала то, что могла. Постоянно произносила новые фразы и пыталась справиться с непослушным телом. Результат все-таки был. Она уже видела, как послушно поворачивается в кисти левая рука – несмотря на некоторое дрожание и трясучку, она по команде сжималась и разжималась. Все опять восстанавливалась медленно, очень медленно. Находясь в больнице, Рита понимала из разговоров в палате, который час, какое число на календаре, и много других мелочей различала в огромных окнах ее палаты – сейчас ее мир сузился до минимума. Но впереди была цель, и необходимость топать именно к ней. «Только бы не убили… А так… Буду делать, что могу».
Однажды она опять вдруг увидела зашедшую в комнату эффектную маму Ани. За ней следовала молодая девушка в белой униформе медсестры: стройная, очень красивая, лет не больше двадцати пяти, с незаметным, но грамотно наложенным макияжем, с выправкой, как у военного и аккуратным маникюром.
– Вот тут, – расслаблено махнула рукой эффектная хозяйка дома. – А вот рядом и ваша комната.
«Новая сиделка?», – Рита подняла глаза на девушку и посмотрела ей в лицо. Каменное, строгое, волевое, без эмоций и чувств. Гримаса сдержанности и безразличия. А еще – превосходства и брезгливости. При этом девушка стояла, вытянувшись по струнке, и внимательно слушала хозяйку дома. До этого уверенной в своей цели Рите показалось, что она вздрогнула и даже почувствовала все онемевшие конечности своего нового тела. «Где они нашли этого монстра… Ей в фильме ужасов сниматься надо, а не сиделкой работать. Такое выражение лица… Хоть бы не укокошила меня