не грейся ты так! Нормально все. Устала просто на неделе. И задумалась. Поэтому и забыла про еду.
– Вот как? – недоверчиво протянул Колт, поднося к губам бокал вина, который сопровождал каждый его ужин.
Удивительно, но мне вино тоже всегда наливали. Дяде это не понравилось бы. А тетю и вовсе удар хватил бы, но в этом мире были другие порядки. Правда, перспектива напиться в компании папаши меня не особо привлекала, поэтому обычно я делала лишь пару глотков, предпочитая налегать на воду.
– Могу ли я узнать, о чем ты так крепко задумалась?
«Твое-то какое дело?» – мысленно возмутилась я, но вслух почему-то озвучить не решилась. Было в Колте что-то такое, что даже меня заставляло взвешивать слова и сдерживаться, когда очень тянуло нагрубить.
Возможно, свою роль играли и формулировки, которые он выбирал. Колт не вторгался в мои мысли, требуя отчитаться, о чем таком я задумалась, как сделала бы тетя. И даже дядя. Нет, Колт спрашивал, может ли узнать об этих мыслях. И это чертовски подкупало. Но я все равно не собиралась делиться с ним истинными переживаниями.
– Это все ваш чертов осенний бал, – демонстративно вздохнула я. – Для него ведь нужно платье, но Марин и Владимир сказали, что такое платье нельзя купить в Бордеме, мол, уровень местных бутиков не тот. И где мне тогда его брать?
– Об этом можешь не беспокоиться, платье я тебе уже заказал, его доставят к следующим выходным.
Я оторопело уставилась на него, не зная, как реагировать. Обрадоваться его предусмотрительности и щедрости? Обидеться, что мне не дали право голоса? Как он вообще это провернул?
– Ты уверен, что оно мне подойдет? – насупилась я.
– Мелиса знает твой размер, – пожал плечами Колт. – Думаю, она правильно все указала.
– А если платье плохо сядет? Или окажется не по фигуре?
– Там корсет со шнуровкой. Такие платья не садятся по фигуре, они корректируют ее под себя.
При упоминании корсета меня замутило, я скривилась, мгновенно делая выбор в пользу обиды, и буркнула:
– Надо было хотя бы посоветоваться со мной. Я могла выбрать другое платье.
– Ты ведь даже еще не видела это, – резонно возразил Колт. – Мелиса прекрасно разбирается в нашей моде, у нее отменный вкус. Думаю, она выбрала лучшее из того, что мог предложить ее столичный портной. Платья без корсета на подобные мероприятия, к сожалению, не носят.
Ответ оказался четким и исчерпывающим, моей обиде не за что было зацепиться, поскольку все доводы звучали разумно. Но я все равно недовольно проворчала:
– А я точно не могу пойти в чем-нибудь другом?
– Например?
– Ну… в брюках, хотя бы? Если уж в повседневном никак нельзя.
– Боюсь, это не тот случай, когда можно сделать выбор в пользу удобства, – вздохнул Колт. – Мне тоже придется надеть парадную форму.
– У тебя есть парадная форма? – удивилась я. – Парадная форма… директора?
– Парадная форма воина-горгульи, – поправил он с едва заметной улыбкой. – И поверь, это почти так же неудобно, как платье с корсетом.
– Значит, будем оба страдать, – фыркнула я, мысленно отмечая, что у нас наконец обнаружилось нечто общее: нелюбовь к официальному дресс-коду.
Вообще-то, еще раньше я выяснила, что мы оба недолюбливаем брокколи и кабачки, коих в меню истинного мира хватало. Но поскольку подобную дрянь сложно любить, я не могла признать это родственной чертой.
– Все-таки надеюсь, что ты не будешь страдать весь вечер, а сможешь повеселиться с друзьями, – улыбка Колта стала шире, отчего суровое лицо снова заметно смягчилось. В такие моменты, должна признаться, он нравился мне гораздо больше. – Я так понимаю, у тебя они уже появились?
– Не знаю, готова ли я назвать их друзьями, – я хмыкнула и криво улыбнулась, давая понять, что не тороплюсь с такими вещами. – Но Марин… интересная. Хотя я не до конца понимаю ее… дуальность.
– Боюсь, ее способны понять только сами дуалы, – усмехнулся в ответ Колт, и мне вдруг показалось, что это мы тоже делаем одинаково.
– А Влад… Владимир дружит скорее с ней, чем со мной. Не могу понять, почему он называет себя Владом. Владимир – это же как Владимир, то есть… Вовка. И вообще, имена у вас странные.
– Разве?
– Не все, нормальные тоже бывают, – тут же сдала я назад. – Вот у нас на курсе есть Ольга. Да и Мелиса звучит вполне нормально, красиво.
– А какие же тебе тогда кажутся странными?
– Да вот хотя бы Энгард! Что это за имя?
– Древнее горгулье имя, – пожал Колт плечами. – Весьма распространенное. Звучит не более странно, чем Вераника, на мой взгляд.
Я непроизвольно вздрогнула и нахмурилась, глядя на него. Коверкание моего имени неправильным ударением и заменой гласной во втором слоге как-то сразу разрушило едва возникшее ощущение зарождающейся связи.
– Я Вероника, – буркнула я. – И через «о».
– Разве? – удивился он. – Давно ли?
– Всегда была!
– Странно. Я давал тебе имя Вераника.
Мой лоб мгновенно разгладился, на смену недовольству пришло изумление.
– Ты… Ты дал мне имя?
– Ну да. Когда Леля была беременна, она спросила, как бы я хотел назвать ребенка. Предложила выбрать два имени – для мальчика и для девочки – потому что понимала: когда ты родишься, я вряд ли смогу быть рядом. Я выбрал и был уверен, что твое имя звучит именно так. Даже сначала называл тебя Вера, но потом Леля сказала, что в вашем мире больше в ходу Ника. Видимо, она адаптировала имя, выбрав наиболее близкое по звучанию из тех, что используют в твоем родном мире.
Кажется, с тех пор как Колт рассказал их с мамой историю на следующий день после моего приезда, это был первый раз, когда он вспомнил о чем-то столь подробно. От его слов по телу прокатилась дрожь возбуждения и восторга. Как будто мне по секрету показали расширенную режиссерскую версию любимого фильма.
– Я не знала этого.
– Конечно, не знала, – он снова улыбнулся, но на этот раз улыбка выглядела печальной. – Откуда ты могла знать? Глеб не говорил тебе обо мне, а помнить такое нереально.
В его словах мне