О Москве в её день
Разлетаются брови твоих мостов,О, Москва! Ты пусти меня на постой:Подари мне дом, тихий двор и сад,Где качели тихо во сне скрипят.
Я люблю воробьев на холмах твоих,Где скамейки не хватит нам на двоих:Пусть садятся рядом, с руки клюютПротяжённость кратких, как жизнь, минут…
А глаза твои цвета глубинных водОтражают храмов небесный свод –Много башен смотрятся в зеркала,Прихорашиваются… Стоишь, светла!
Мы сойдёмся на Сходненской и пойдёмВ полукружиях арок искать мой дом.В перекрёстках мечущихся дорогСобирать эту россыпь алмазных строк.
В перекрестье Иисусом горит алмаз –Не для праздных и любопытных глаз…Ты, кольцом Садовым раскрыв уста:«Досчитай до ста, досчитай до ста!»
А твоим Отрадным отравлен всяк:Будь – заклятый друг иль сердечный враг.Досчитала честно, отскверив «сто».Ухожу, ладоней раскрыв цветок…
В говорливой, бурлящей толпе (как шторм!)Я услышу из рупора: «Только чтоПотерялась дочь…» И Москва замрётВ ожиданье у главных своих ворот.
Путь отмеряй коломенскою верстой.Мне семь вёрст – не крюк. Ты дождись, постой!
Церковь в Дубровицах
Бродильницы в тебе укроются,Скиталицы найдут приют,О, церковь странная в Дубровицах!Порожек лествичный столь крут,
Что голова моя закружится(Сама – дремучее дубрав),Качая каменное кружево,Околдовавшее Петра.
По блюдцу яблоко покатится,Показывая красный бок.Кровь разольётся вдруг по скатерти…А, может, виноградный сок?
Лозу по осени-то спелуюЕщё попробуй отыскать!Знать, храмовою «изабеллою»Нас угощает Божья Мать.
А ветви пальмы, словно палицы –Святые – вооружены!В окошки церкви сосны пялятся,И солнце жаждет тишины,
В резном укрывшись белокаменье,Пуская «зайчиков» с икон:Колоколами, каблуками ли –Ненарушаемый закон.
Блудницы тянутся, убийцы лиПод золочёный, в солнце, крест –Из дальних – белой голубицею –Мест – облюбованный насест.
Она слетела, что пословица,Знаменье мудрости явив:Прикосновение к ДубровицамНечеловеческой любви.
О Подольске…
Ненавижу подольские пробки,Агафонниковские вечера…Здесь когда-то жил Вильям Похлёбкин.Ощущение, что вчера!
В этом городе нет мне работы.Есть бездомный, извечный ад.– Где же памятник Вильяму?– Что ты,Здесь Похлёбкины не стоят!
Села в кресло ЕкатеринаИ куда-то побрёл Толстой:У бюджета расход старинный.И расчёт его – непростой…
А когда мне вручали Дюка,Написали: «Москва»… Ну, вот,Понимаешь, какая штука –Здесь Аксёнова не живёт!..
А почётные жители городаУлыбаются со стены,Да у мэра такая морда,Что маячит из-за спины!
«Не получишь при жизни крова!» –Заявил мне в лицо, смеясь…Я, как памятник Льва Толстого,Вдруг в Хамовники собралась.
Впрочем, жили в Подольске поэты…Настоящие. Не фигня.Но имён их у скверов нету…Начинайте уже с меня!
Георгий Бойко
77 Москва
Ярославский вокзал. 1955 год
Он помнил, ощущая каждым нервом,Как было это всё в пятьдесят первом:
Печёнкой чуял, что его «пасут»,Уже почти неделю был на взводе –Гулять ему недолго на свободе.Да здравствует наш справедливый суд!
С ним были, вспоминается теперь,Ваншенкин Костя, Винокуров Женька…Они тогда набрались хорошенько…А ночью громкий стук раздался в дверь.
Иным хватило раза одного,А для него же ходка стала третьей.Неясно, что теперь в Москве он встретит,Друзей куда-то делось большинство…
Увы, он больше не увидит матьВ уютной комнатёнке на Арбате –Ушла туда, откуда нет возврата,Когда ему впаяли двадцать пять.
Он в зоне был с бедой наедине.Амнистия. В карманах ветер свищет.В Москве осталось только пепелище,Но всё же телеграмму дал жене.
Она ему давно уж не жена,Но слух прошёл. Одни другим сказали,И вот на именном его вокзалеТолпа известьем разбережена.
Пришли друзья и не совсем друзья,И молодёжь зелёная, и мэтры.Поскольку перемен подули ветры,То пропустить событие нельзя.
И кто-то руки потирал: «Ага!»Пусть возвращается! Он всем теперь до фени.Он не воскреснет, чай не птица Феникс!Приятно унижение врага!
А кто переживал наверняка –Встречать-то будут всё же по одёжке…А с гардеробом дело безнадёжноСегодня у вчерашнего ЗэКа!
Подходит поезд Воркута – Москва.За стёклами мелькающие лица…Из Приполярья вырвались в столицу,Архипелага бросив острова.
Ну вот и он. При шляпе и в пальто.Костюмчик даже чересчур нарядный.Для воркутинца вид незаурядный –Такого ожидать не мог никто.
Глядите на него во все глаза!Поэт отнюдь не вызывает жалость.А кое-кем уже воображаласьНа нём и телогрейка, и кирза!
Нет! Что-то не читаются следыСудьбы его зловещих траекторий,Как будто прошвырнулся в санаторий,Как будто бы и не было беды!
А он уже ступает на перронС немного даже нарочитой ленью.Не появленье, а скорей – явленье!Глаза, глаза, глаза со всех сторон!
Он всех живее – вопреки и несмотря…Глядите же, глядите и дивитесь,Что жив-здоров последний третий витязь,Три раза переживший лагеря,Судьбой три раза брошенный на дно!И пусть душа осталась в рваных ранах,Сегодня здесь он равный среди равных!
Предугадать пока что не дано,Что скоро властью будет он обласкан,Что станет он в президиумы вхож;,Что ордена ещё украсят лацкан,И ляжет на погосте… для вельмож;.
Пока же отмечали все вокруг,Что гладко выбрит он и наодеколонен.
В купе за кадром оставался друг,Друг настоящий – Михаил Луконин,
Чтоб зритель ненароком не допёр,Что у спектакля «Возвращенье в лоно»Имелся постановщик-режиссёр,Не пожелавший выйти на поклоны…
Афанасий Фет 1861 год
У Фетов скромная усадьба,Уют простецкий, без затейИ без изысков, что подать быДля двух известнейших гостей…Уж чай с вареньем будет скоро…Тем для бесед привычный круг…И, право ж, из какого вздораКонфликт сей разгорелся вдруг!И голова, ну прямо кру́гом,Что из-за ссоры той пустойТеперь хотят УБИТЬ друг другаТургенев и граф… Лев Толстой!Но нет дуэльных пистолетов…Их нет и не было у Фетов!Толстой промолвил, грудь напружа,– К чему волынка-канитель?У нас охотничьи есть ружья!Дуэль! Немедленно дуэль!Гуляют желваки по скулам,Звучат обидные слова…А Фет, нахохлившись сутуло,Подумал: – Как же-с! Чёрта с два!Пускай поищут пистолетыИ успокоятся слегкаДва преотменнейших стрелка!Весьма непросто будет это!А вслух сказал он: – В самом деле,Простите, милые друзья,Без пистолетов нет дуэли!Без них, пардон, никак нельзя!Записки разошлём соседямНа все четыре стороны́, –За пистолетами к ним едем!И… секунданты нам нужны!Пусть были аргументы лживы,Зато, остались оба живы!И не случилось той дуэли,Чего и добивался Фет,Хотя мириться не хотелиОни семнадцать долгих лет!«Войну и мир», «Отцы и дети»Читая, вспомните о Фете!Мы воспарим-не воспарим,Не знаю… Ведь порою сдуруОн напечатать мог халтуру,За что друзьями был корим,Но ЭТОТ вклад в литературуИ не одну литературу,А в мировую всю культуру (!)И для врагов неоспорим!Блажен незло́бивый поэт,Что звался – Афанасий Фет!
Алла Дементьева
26 Ставропольский край, Пятигорск
Пятигорск
(к 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова)
Этот город прославлен поэтом великим,Пятигорск величавый, красивый, родной.Лермонтов в нем творил душою владыки,В дом-музее царит образ… будто живой.
Был здесь Пушкин, Толстой в неизбитое время,В веке том, где нам жить, увы, не привелось.Очень жаль, что не свиделась с ними со всеми,Очень жаль, не родилась во времена их эпох.
Пятигорск славится лечебным нарзаном,С ближних стран, городов, съезжаются к нам:Отдохнуть, погулять на Провал, да в беседку,И встретить рассвет с видом на храм.
Наступит октябрь, а с ним день рождения,Ведь Лермонтову двести лет в этот год.Мы чтим память поэта, его же творения,Жаль, жизнь так закончилась рано его.
В Лермонтовском сквере в тайне, в секрете,Прогремит офицерский бал, вечернего дня:Дамы в платьях, а их кавалеры в жилете,В долгом вальсе кружат, сердце сердцу даря.
Пятигорск, Пятигорск! Вот такой он у нас:Помнит множество добрых, волнующих фраз,Помнит лица, фигуры, великих людей,Помнит искренний свет машукских аллей.
Людмила Захарова