Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потрясающе! Есть, оказывается, еще люди, которые читают молитвы. Я в восторге. Госпожа, раз уж вы сохранили верования своих предков, не соизволите ли объяснить мне, зачем вы молитесь?
Обиженная, возмущенная, я ответила:
– Зачем? Затем, что я мусульманка, а каждый мусульманин обязан молиться. Такова заповедь Аллаха.
– И в какой форме Аллах дал лично вам эту заповедь?
– Не лично мне, а всем. Он заповедал нам через пророка и через Коран, сошедший с небес.
– То есть кто-то там наверху сидел и записывал повеления Аллаха и сбрасывал их вниз, прямо в руки Пророку?
С каждым таким вопросом я все больше терялась и злилась. Я оглянулась на Хамида, надеясь на его помощь, но не увидела в его глазах доброты и сострадания, только яростный гнев.
Одна из девушек спросила:
– А что случится, если ты пропустишь молитву?
– Это будет грех.
– А что случится с тем, кто согрешит? Вот мы, например, не молимся, то есть, по-твоему, грешим. И что с нами за это будет?
Сжав зубы, я ответила:
– После смерти вы будете наказаны: вы попадете в ад.
– Ага! В ад! Расскажи-ка подробнее, что это за место?
Меня трясло. Эти люди издевались над моей верой.
– В аду неугасимое пламя, – пробормотала я.
– И, наверное, змеи и скорпионы тоже?
– Да.
Все захохотали. Я с мольбой оглянулась на Хамида, мне нужна была его помощь, но он опустил голову и молчал – хорошо хоть не смеялся вместе со всеми, Обернувшись к нему, Акбар сказал:
– Хамид, ты собственную жену не просвещаешь, как же собираешься спасать от заблуждений суеверные массы?
– Я не суеверна! – сердито возразила я.
– Суеверна, дорогуша. И это не твоя вина. Тебе в голову так умело вбивали весь этот вздор, что ты принимаешь его за собственные убеждения. То, о чем ты говоришь, на что тратишь время – это суеверия. Для масс в этом нет никакого смысла. Эти ложные убеждения делают тебя зависимой от кого-то, а не от самой себя, они держат тебя в страхе, чтобы ты довольствовалась тем, что имеешь, и в надежде на награду в ином мире не боролась за лучшую жизнь здесь и сейчас. Ты приняла те самые убеждения, которые выдумали, чтобы тебя эксплуатировать. Это и есть суеверия.
Голова шла кругом, тошнота подступила к горлу.
– Не хулите Аллаха! – в ярости вскричала я.
– Видите, ребята! Вот как народу промывают мозги. Простые люди в этом не виноваты, религиозные идеи им прививают с малолетства. Видите, какой перед нами тяжелый путь, как трудно бороться с “опиумом для народа”? Потому-то я и настаиваю, чтобы в нашу программу была включена антирелигиозная кампания.
Больше я не могла это слушать. Комната поплыла перед глазами. Задержись я еще хоть на минуту, мне бы стало дурно прямо у всех на глазах. Я кинулась в туалет и там меня вырвало. Изнутри меня давило и распирало. Боль когтила спину и низ живота, а потом что-то потекло по ногам. Я глянула вниз – на полу уже собралась лужа крови.
Пламя объяло меня. Языки пламени тянулись ко мне, норовя поглотить. Я пыталась бежать, ноги приросли к полу. Жуткие, свирепые колдуньи втыкали мне вилы в живот, толкали прямо в огонь. Змеи с человеческими лицами, разинув пасти, смеялись надо мной. Мерзкое создание норовило влить мне в рот протухшую воду.
С младенцем на руках я оказалась заперта в горящем помещении. Я бросалась от одной двери к другой, но за каждой – ревущее пламя. Я поглядела на своего ребенка – он весь в крови.
Когда я открыла глаза, увидела вокруг себя незнакомые белые стены. Холодная дрожь пробежала по телу, и я снова прикрыла глаза, свернулась и затряслась в ознобе. Кто-то накрыл меня одеялом, теплая рука погладила лоб. Кто-то сказал:
– Опасность миновала, кровотечение остановилось. Но она очень слаба. Ей потребуется время, чтобы окрепнуть.
И голос матери:
– Вот видите, Хамид-хан. Пусть она поживет у нас хотя бы с неделю, пока наберется сил.
Пять дней я пролежала в постели в родительском доме. Фаати кружила около меня, словно мотылек, отец все время покупал какую-то экзотическую пищу, полезную и питательную, по его мнению, и стоило мне приоткрыть глаза, как мать впихивала в меня хотя бы ложечку. Госпожа Парвин сидела у моей постели и трещала дни напролет, но я не прислушивалась. Хамид каждый день приходил меня проведать, смущенный и растерянный, но и с ним я не хотела разговаривать. Мне снова стало трудно общаться с людьми. И вновь всю меня изнутри заполнила печаль.
Мать все твердила: “Доченька, что же ты не сказала, что беременна? Зачем так много трудилась? Почему не попросила меня прийти и помочь? Как же ты недосмотрела и так сильно простудилась? Надо ведь быть осторожнее в первые месяцы! Ну ничего, все наладится. Не стоит слишком долго плакать о нерожденном ребенке. Знаешь, сколько у меня было выкидышей? На то воля Аллаха, его неизреченная мудрость. Говорят, выкидыш случается, если у зародыша какой-то изъян: здоровые дети так просто не погибают. Благодари Аллаха: будет на то его воля, следующие окажутся крепенькими”.
Настал день возвращения домой, Хамид приехал за мной на автомобиле Мансуре. Прощаясь, отец повесил мне на шею золотой медальон с сурой “Ван Якад”. Как еще мог он выразить свою любовь и заботу? Я хорошо это понимала, и все же не имела сил заговорить с ним и сказать “спасибо”. Я только поспевала утирать слезы. Хамид два дня оставался дома и ухаживал за мной. Я знала, что он приносит великую жертву (или, по крайней мере, так ему казалось), но не питала к нему благодарности.
Навестили меня и его мать с сестрами.
– У меня был выкидыш во вторую беременность, после Монир, – рассказывала его мать, – но потом я родила еще трех здоровых детей. Не печалься слишком, у вас много времени впереди, оба вы еще молоды.
По правде говоря, я не знала, отчего мной овладела безысходная печаль. Конечно же, не из-за утраты ребенка. Хотя я замечала какие-то изменения в последние недели и отчасти догадывалась, что со мной происходит, но самой себе не признавалась в том, что скоро стану матерью. Я не представляла себе, как это – иметь ребенка, своего ребенка, все еще числила себя школьницей, чье главное дело – учиться. И все же к печали примешивалось острое чувство вины. Основы моей веры были сотрясены, это сделали те ужасные люди, пришедшие в наш дом. Чудовищное сомнение поселилось в моем уме, и я думала: за это Аллах и покарал меня, умертвив нерожденное дитя.
– Почему ты не сказала мне о беременности? – спросил Хамид.
– Я сама еще не была уверена. И думала, ты-то не обрадуешься.
– Тебе хочется иметь ребенка?
– Не знаю.
– Понимаю, проблема не только в ребенке. Тебя что-то другое тревожит, это было понятно и по твоему бреду. Мы с Шахрзад и Мехди обсудили ситуацию. В тот день ты подверглась стрессу, сильному, с разных сторон: ты устала, была простужена, а то, что ребята тебе наговорили, довершило дело.
Глаза защипало от слез.
– А ты не вступился! Они смеялись надо мной, издевались, обошлись со мной, как с дурочкой, а ты их поддерживал.
– Нет! Поверь, никто не хотел обидеть тебя, тем более оскорбить. А уж какую трепку Шахрзад устроила всем нам, особенно Акбару!.. В результате мы включили в программу пункт: нужно разработать правильный подход к изложению и подаче наших принципов. Шахрзад сказала: “Вы отталкиваете от себя людей, настораживаете их и отпугиваете”. В тот день Шахрзад вместе со мной ухаживала за тобой и твердила: “Это мы виноваты в том, что с девочкой такая беда случилась”. Все за тебя переживают. Акбар хочет прийти попросить прощения.
На следующий день Шахрзад и Мехди проведали меня и принесли коробку вафель. Шахрзад присела ко мне на постель и сказала:
– Как я рада, что тебе лучше! Ты нас здорово напугала.
– Извините, я не нарочно.
– Что ты, это нам следует просить прошения. Мы виноваты: мы настаиваем на своем так жестко и грубо, так тверды в своих убеждениях, что забываем о людях, которые не привыкли к конфронтации и пугаются этого. Акбар всегда ведет себя, словно осел, но он не хотел ничего плохого. Он очень расстроился. Сегодня он хотел пойти с нами, но я ему запретила, сказала, что тебе станет снова плохо при виде его глупой рожи.
– Нет, это не его вина, а моя. Я оказалась так слаба, что несколько слов поколебали мою веру и я не смогла возразить и отстоять свои убеждения, как должно.
– Ты еще очень молода. Мне в твоем возрасте не хватало уверенности даже для споров с отцом. Со временем наберешься опыта и сил, и твои убеждения станут более прочными, основанными на опыте, исследовании и знании, а не на том, что заучили наизусть и повторяют, словно попугаи, иные люди. И позволь кое-что сказать тебе по секрету: не слишком-то доверяй их высоколобой трепотне. Не принимай этих ребят чересчур всерьез. В глубине души и они тоже хранят веру и в трудные времена подсознательно обращаются к Аллаху и просят у него защиты.
- Улпан ее имя - Габит Мусрепов - Историческая проза
- Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин - Историческая проза
- Борджиа. Первая итальянская мафия - Ирина Александровна Терпугова - Историческая проза