Читать интересную книгу Проститут - Лебедев Andrew

Au dessus des maisons.

Au dessus des rayons,

Y a plus beaucoup d'attraction… (нужна сноска с переводом!) Про себя пропела Элла Семеновна куплет из любимой французской песенки.

– Как у тебя тут все серьёзно! – с одобрением и даже с восхищением сказала она, выйдя из вертолета и инстинктивно пригибаясь под крутящимся ротором винта…

Она протянула руку вышедшему ей навстречу Миллер-Добрянскому.

На Володе были несерьезные белые шорты, белый колониальный мундирчик на голое тело и цветастый шелковый платок вокруг шеи.

– Познакомься, Элла, это господин Ван-дер-Хаальсен, мой партнер и товарищ.

Элла улыбнулась, веснушчатый худой белобрысый дылда, представленный как Ван-дер-Хаальсен, поклонился и поцеловал ей руку возле запястья.

Прошли к застекленной беседке возле открытого бассейна.

– Виски, кофе, сигару? – спросил Володя.

– Non, merci, – ответила Элла Семеновна, – ты ведь не ради кофе меня сюда вертолетом привез.

– Да, это точно, – ответил Миллер Добрянский.

С Володей Элла когда-то вообще почти с нуля начинала всю эту рекламную индустрию на Москве.

Выпускник МГИМО, сын известнейшего дипломата, посла СССР в крупнейшей европейской стране, Миллер-Добрянский сперва работал в ЦК комсомола в отделе по международным связям, а когда начался капитализм, Володя быстро перебежал из комсомола в одну из первых коммерческих радиостанций, где стал работать коммерческим директором. Тогда-то они и пересеклись с Эллой Семеновной.

– Элка, ты не обижайся, но я слышал, ты сейчас не у дел, так ведь? – звонко бросая в высокие стаканы лед, спросил Володя и испытующе при этом поглядел в глаза Эллы Семеновны, ища там стыдного признания, что она действительно теперь в полной жопе.

– Да, я теперь в полной жопе, – согласилась Элла Семеновна.

Она понимала, что вертолет – это рублёвско-жуковские понты, это элементарное желание пустить пыль в глаза, ошеломить, привести девочку в бешеный экстаз, показать ей, что она пыль придорожная…

Конечно же, любая встреча могла подождать до понедельника, но нет – вот спешка какая, за ней сегодня именно в субботу прислали вертолет.

Понты кидают господа из "Вис-кола-брайт".

Но Элла Семеновна была женщиной умной и отлично понимала, что сейчас ей сделают очень вкусное предложение.

– В жопе? – по-русски переспросил белобрысый Ван-дер-Хаальсен.

– В жопе, – кивнул Володя, наливая в стаканы кому джин, кому оранжевый виски…

– Элла, как ты смотришь на то, чтобы стать директором "Интер-Медиа"? – сходу и без подготовки, если не считать этих понтов с вертолетом, спросил Миллер-Добрянский.

– Мы покупаем большую часть "Интер-медиа" и хотели бы, чтобы там руководили понятные нам люди.

– Я? Директором? – Элла Семеновна в волнении выпила сразу все холодненькое содержимое своего стакана. – Положительно смотрю и кочевряжиться не стану, ты же меня знаешь…

– Знаю, потому и предлагаю.

– Я пойду, Володя, – сказала Элла Семеновна, – пойду, потому как верю, что мы сработаемся, но у меня тоже будут условия.

– Слушаю тебя, – сказал Володя, протягивая Элле Семеновне еще один стакан.

– Я хочу иметь кое-какой люфт в своих решениях, в разумных, естественно, пределах. Но не просто сидеть попкой, а креативить – если не в стратегии, то хотя бы в тактике, – сказала Элла, выпивая и второй стакан.

Ван-дер-Хаальсен, судя по всему, не очень хорошо понимал по-русски, и слово "жопа" было одним из его главных лексических достижений.

Он сидел и хлопал белесыми ресницами.

– В понедельник решаем вопрос, – сказал Миллер-Добрянский, – в понедельник у нас совет учредителей и мы тогда вписываем в протокол твою фамилию…

***

Через неделю, сидя в своем новом кабинете на Большой Полянке, Элла Семеновна принялась вычерчивать чернильным паркером некие схемки по наведению порядка.

И ручка ее не дрогнула, выводя буковками:

Бальзамов.

Маленький "п".

Разобраться… (но не сразу)

***

Диспут, естественно, тоже снимали на видео.

Тема диспута была – что есть поединок?

Сидели возле костра под бездонным черным кубинским небом.

Ррромантика!

По одну сторону Байдуков с распухшим носом в обнимку с Викой Малаевой.

По другую сторону Женя Красновский с черным бланшем под глазом и с опухшим ухом.

Ланочка хотела усесться рядом с писателем, но Бальзамов усадил ее подле себя.

Он вел диспут, а Коля Сигал снимал все на видео.

Были все, кроме Санчеса, Капли и Ксанки Соловья.

– А где наш шоу-бизнес? – поинтересовался Бальзамов.

– Известное дело, – с многозначительной миной на лице ответил Вася Дементьев. – Обкатывают шоферские девять дюймов, групповичок у них, на вторые сутки затянувшийся. Вот бы тебе, Олегович, снять такое, покруче драки было бы!

Посмеялись.

А потом стали говорить о дуэлях.

Тоже смешно!

Говорили о дуэлях, а два дуэлянта с разбитыми носами тут же сидели. Глазками друг на друга сверкали.

Но Бальзамов подготовился к диспуту, принес пару книжек. Одну – новинку Баринова, которую критик подарил Бальзамову перед самым вылетом, мол, авось, пригодится. И вот ведь пригодилась!

А вторую – привезенный из библиотеки посольства "Дуэльный кодекс Александра Третьего".

– Вот послушайте, что пишет наш уважаемый Александр Евгеньевич Баринов, – сказал Бальзамов, раскрывая книгу в том месте, где была закладка. – "Корень многих женских обид лежит в социальном – потому как у ПЛОХИХ мужчин нет острастки быть призванными к ответу за обиду, нанесенную женщине. Беззащитность женщины во многом и ведет, с одной стороны, к уродливой ПРИСПОСОБЛЯЕМОСТИ И ТЕРПИМОСТИ (и такой же уродливой мстительности исподтишка), а с другой стороны это ведет к уродливой, оскорбляющей благородство духа общественной морали. Оставшиеся без острастки мужчины тоже становятся безобразными в своей распущенности и трусливой подлой сути".

Бальзамов остановился в чтении, обвел всех взглядом и спросил:

– Какова мораль автора? – И сам ответил: – Автор предлагает ввести институт дуэлей, как ответственность за обиды, нанесенные женщине. И что скажете?

– Тут одна загвоздка есть, – подняв руку, как это делают в школе, начал обычно молчавший Вася Дементьев. – Драться на дуэли МОЖЕТ только благородный. А подлого сословия драться не может. И это означает, что общество должно снова расслоиться – и куда тогда полетят европейцы со своей демократией, равенством и братством?

Впрочем, она, Европа, уже и так в заднице со своим равенством с арабами и турками.

– Ну, ты политику-то не трогай, – встрял с цензурой спортсмен Игорь Марголин. – И потом, я не думаю, что современная девушка обрадуется дуэли за свою честь.

– Ну, это надо Вику спросить, – хмыкнул Дементьев.

И все поглядели на Вику.

– Неправда все это, – нарушила вдруг молчание Ланочка, и все уставились на нее.

– Неправда, никто тут ни за чью честь не дрался. Тут была драка самолюбий, драка обид, а защитой чьей-то чести тут и не пахло. И вообще, мне странно думать, что во времена Пушкина могла бы быть такая…

– Дуэль? – спросил Бальзамов.

– Могла бы, могла бы, – с трудом разлепляя разбитые губы, сказал писатель Женя.

– Как раз в литературных кругах друг друга вызывали сто раз за то, что кто-то про кого-то сказал, что тот бездарность.

– Ну, а Пушкин-то как раз за честь жены стрелялся, и Печорин у Лермонтова за честь княжны, – вставила Вика.

– Ну, а ты сама все-таки за дуэли или против? – поворачиваясь к Вике, спросил Бальзамов.

– Ну, дуэль, может, и хорошо, Но ведь тогда есть риск потерять мужа или возлюбленного! – ответила Вика и снова обвила ручками шею своего ненаглядного художника.

– Помню, на даче, нам тогда было по четырнадцать лет, из-за моей подруги дрались два мальчика, – начала свой рассказ фигуристка Чернышова. – Подрались они, а подруга потом страшно гордилась и хвасталась этим. Я же, признаюсь, завидовала ей, но сейчас осуждаю такие драки. Это дикость какая-то. Мы с моим бывшим мужем как-то стояли на остановке, и пьяный обозвал меня матом. Мой муж подошел и ударил его. Пьяный упал. Я так испугалась! А если бы убил?

– Так ты против? – спросил Бальзамов.

– Если муж безнаказанно сносит, когда на улице кто-то обзывает его жену матом, от такого мужа НАДО УХОДИТЬ, – сказала Вика.

– А как же риск потерять мужа? – снова заговорила фигуристка Чернышова. – А если его убьют? А если его посадят за то, что он убил?

– Хм, на то и риск в мире благородных людей, – высказал свою точку зрения Гена Байдуков.

– Конечно, я бы хотела и даже мечтала бы, чтобы за мою честь сражались благородные графы и князья. Как Печорин за честь княжны Мери, когда Грушницкий своей клеветой бросил на нее тень, – сказала Надя Бойцова, когда камера повернулась к ней. – Но тогда надо и самой быть на уровне. Самой отличаться породой, что ли?

– Вот за такую мораль – " надо самим женщинам соответствовать, чтобы за них дрались" – пятерка с плюсом! – одобрил Бальзамов. – Печорин не стал бы драться за честь княжны Мэри, если бы та была распутной общедоступной женщиной.