Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«… Но мы не находим оправдания использованию этих замечательных новых видеокассет в виде дисков с цветной закодированной информацией, которые не блекнут и обладают высочайшей прочностью, обеспечивающей им тысячекратное воспроизведение практически без износа, — мы не находим оправдания их использованию как средства широкого внедрения порнографии в быт. Как ни прискорбно, люди, стыдящиеся смотреть фильмы такого пошиба в кинотеатре, не стесняются получать их по почте и просматривать в уединении своих квартир. Это новое явление распространяется угрожающими темпами. Если так будет продолжаться, “жалоба Портноя” примет характер национального бедствия».
Какие же они идиоты — все эти ханжи, бичующие порнографию и апеллирующие к честным, богобоязненным и высоконравственным гражданам Соединенных Штатов! Интересно, чем они объясняют колоссальный кассовый успех спектаклей и книг с большой долей эротики? Все выходящее за рамки общепринятых стандартов мгновенно находит отклик в обществе, потому что клика высоколобых полуневежд не хочет просвещения и никогда не захочет.
На Хендершота не действовали доводы морализаторов. Пустившее в нем глубокие корни презрение к массам требовало общения с ними на его собственных условиях. Всего лишь через несколько часов он докажет свою правоту, претворив в жизнь самое смелое решение в своей деловой жизни.
Однако вечером, ужиная у себя дома с двумя гостями, он почувствовал себя выбитым из колеи. Один гость, похожий на жирного кабана, был жутким занудой, а другой, хотя и поинтеллигентнее, слишком экспансивен и, подобно большинству юристов, слишком заземлен, чтобы быть интересным собеседником. Ни с одним из них — ни с Максом Рэндом, ни с Рональдом Ричардсом — Хендершота не связывало ничего, кроме интересов бизнеса.
— Ты уже ознакомился с графиком съемок на новый финансовый год? — спросил Макс.
— Он впечатляет. Художественные фильмы, сериалы и — изредка — документалистика. В целом я доволен. Но все, как обычно, упирается в проблему финансирования.
— Да. Банки по-прежнему держатся в стороне. Наше поле деятельности — пока еще слишком новое, а у большинства банкиров склероз.
Макс хохотнул — но другие не отреагировали на его остроту. Это его обескуражило.
— Я вел переговоры со страховыми компаниями — они еще большие консерваторы, чем банки. Вдруг страхователям не понравится, во что вкладывают их деньги!
— В прошлом году было несколько скандальных процессов, получивших нежелательную огласку, — пояснил Рональд Ричардс. — Положим, мы их выиграли, но кто знает, что отложилось в памяти публики.
Макс поковырял вилкой в трюфелях.
— Капитал для рискованных проектов есть, но он дается под такие проценты, что на сколько-нибудь приличную прибыль рассчитывать не приходится.
Из его набитого пищей рта посыпались цифры.
Наконец Хендершот сделал изящный взмах кистью руки, показывая, что не нуждается в дальнейшей аргументации.
— Я придумал кое-что другое. Ты прав, Макс, сейчас нельзя останавливаться на достигнутом. «Конфиденциальные кассеты» должны оставаться высокодоходным предприятием. Возникло множество других крупных компаний по производству видеофильмов, но они еще не готовы к решительным боевым действиям, так что наступающий год вряд ли принесет острую конкуренцию. Так будет не всегда. Но имея достаточный капитал и совершив ряд выгодных сделок, «Конфиденциальные кассеты» сохранят лидирующее положение в отрасли.
Управляющий и юрист обменялись многозначительными взглядами.
— Что же нам делать? — спросил Ричардс.
— Я досконально изучил ситуацию и вот что решил. Продать научно-популярное направление.
Брови адвоката поползли вверх и не опустились до тех пор, пока он не убедился: разъяснений не последует.
— Продать «Хендершот инкорпорейтед»?
— В этой сфере сейчас подвизаются многие компании. Некоторые начинали одновременно с нами. Они располагают тем же опытом, связями, капиталом и вот-вот снизят себестоимость.
— А учебные пособия?
— Естественно, ими мы тоже не будем заниматься. Они неотделимы от остального.
Кассеты сопровождались специальной литературой, включавшей тесты и пояснения, своего рода учебниками. Это было тем более удобно, что обучаемый всегда мог остановить показ и разобраться в непонятном вопросе.
— Это было прибыльное дело.
Хендершот кивком выразил согласие.
— Оно и сейчас прибыльное. Однако нужно смотреть вперед. Создатели новейшей энциклопедии объявили о своем намерении прервать публикацию книги и перевести материал на видеокассеты. Они будут в доступе на кабельном телевидении. Это означает, что каждый, имеющий простейший персональный компьютер, вскоре получит возможность вызвать на мониторе любую информацию по любому интересующему его предмету. С этим трудно тягаться. И вообще, в сфере образования и просвещения конкуренция становится все более жесткой; у нас здесь меньше преимуществ, чем в области порнографии.
Глубоко посаженные, заплывшие глаза Макса Рэнда заблестели.
— Вложив весь капитал в «Конфиденциальные кассеты», мы утроим прибыль.
Хендершот глотнул легкого сухого вина.
— Мне будет жаль расстаться с компанией. Но цифры… Прекрати, Макс.
Как раз в это время Макс Рэнд жирными пальцами подталкивал к вилке кусочек баранины. Он тотчас отдернул руку.
Ричардс сказал:
— Нужно пригласить толкового специалиста по налогам. В такой сделке — широкий простор для маневра: в законе хватает лазеек. И, если на то пошло, ни для кого не секрет, что заниматься порнографией — куда выгоднее, чем образованием и просвещением.
— Правильно, — промурлыкал Хендершот.
— Ты уже нашел покупателя? — поинтересовался Макс Рэнд.
— Да. Это Хорас Блейкли.
— «Каша на завтрак»?
— Вот именно.
Блейкли был пуританином до мозга костей, пускавшим прибыль от своей высокодоходной кулинарии на выпуск религиозной и просветительской литературы.
— Он жаждет заняться видеокассетами. Полагаю, это будет выгодная сделка. И вообще, мысль о том, что этот закоснелый фундаменталист внесет вклад в развитие порнографии, таит для меня неизъяснимое очарование.
Они рассмеялись. Макса Рэнда особенно радовал антирелигиозный оттенок. Странно, подумал Хендершот, что этот незадачливый рогоносец, ведущий незавидное существование, остается атеистом. Ему прямо-таки на роду написано искать утешения в вере.
Хендершот терпеливо дожидался конца ужина. Всякий раз, после того когда он имел несчастье ужинать с Максом Рэндом, ему потом долго мерещилась его мясистая физиономия, поданная на блюде с гарниром.
Уходя, Макс вскользь упомянул об увольнении Пола Джерсбаха. На лице Хендершота не отразилось никаких эмоций.
* * *В тот же вечер Том Фаллон стал жертвой маленькой, но неприятной сцены. Его вызвали в городскую резиденцию Ивена для деловой встречи. Он решил, что от него потребуется консультация по поводу предполагаемой продажи научно-популярного направления.
Орландо провел его в комнату на втором этаже, где он застал Ивена в обществе его последнего протеже — юного африканца, на чьем прекрасном черном теле не было ничего, кроме микроскопических, украшенных самоцветами плавок.
Мальчишка писал портрет Ивена. С холодной отрешенностью зимнего светила Ивен спросил:
— Я правильно понял — Пол Джерсбах у нас больше не работает?
— Правильно.
— Странно. Мне казалось, его ждет большое будущее.
— Мне тоже.
— Что у вас стряслось?
— Я предложил ему поставить новый сериал. Он взял время на размышление и дал отрицательный ответ. Более того — подал заявление об уходе.
— Как он это объяснил?
Том фыркнул.
— Нес какую-то чушь о возвращении в Огайо, чтобы жениться и преподавать. Не думал, что в наше время кто-то способен на подобные фортели.
— Ты должен был его удержать.
У Фаллона мелькнуло страшное подозрение.
— Ивен, я сделал все, что мог.
— Еще не поздно вернуть его.
— Я уже договорился с другим человеком.
— Скажешь, что передумал.
— У меня нет ни малейшего желания возвращать Джерсбаха. Откровенно говоря, мне жаль потраченного времени.
— Сделай это для меня.
Что-то в Фаллоне встрепенулось и завибрировало. В душе пробудились воспоминания о долгой, счастливой зиме их с Ивеном любви. Утренний кофе вдвоем, вечера в уютных маленьких бистро…
В комнате пахло краской от незавершенного портрета. На стенах висело еще несколько рисунков юного красавчика-африканца.
— Сейчас это будет унизительно — просить Джерсбаха вернуться. Это он нас пробросил.
— Я мог бы приказать.
— Я бы все равно не стал этого делать, — возразил Фаллон, и злость, прозвучавшая в его голосе, выдала его истинные чувства. — Как ты можешь так со мной обращаться?