Час спустя Джон Грейди стоял на кухне хозяйского дома и держал в руке шляпу. У раковины женщина мыла посуду, а за столом сидел мужчина и читал газету. Женщина вытерла руки о фартук, вышла из кухни, но вскоре вернулась.
Ун ратито,[48] сказала она.
Грасиас, отозвался Джон Грейди.
Мексиканец, сидевший за столом, встал, сложил газету, прошел через кухню к полке, взял оттуда ножи, точильный камень и положил их на лист бумаги. В этот момент в дверях появился дон Эктор и остановился. Он пристально смотрел на Джона Грейди.
Это был худощавый и широкоплечий человек с черными, начинающими седеть волосами и светлой кожей. Он вошел в кухню и назвал себя, Джон Грейди переложил шляпу из правой руки в левую, и они обменялись рукопожатием.
Мария, кафе пор фавор[49], сказал асьендадо.
Он вытянул руку ладонью вверх, указывая на дверь, и Джон Грейди, повинуясь этому жесту-приглашению, прошел через кухню и оказался в холле. В доме было тихо, прохладно и пахло воском и цветами. Слева стояли высокие часы в деревянном футляре. За решетчатыми дверцами виднелись медные гири и маятник, который медленно качался. Джон Грейди оглянулся, и асьендадо улыбнулся, показывая рукой на дверь столовой.
Пасале.
Они сидели за длинным столом из ореха. Стены комнаты были обиты голубой тканью и увешаны изображениями людей и лошадей. В конце комнаты был ореховый буфет, на котором стояли блюда и графины. За окном, на карнизе, нежились на солнце четыре кошки. Дон Эктор повернулся, взял с буфета фарфоровую пепельницу, поставил на стол, потом вынул из кармана рубашки металлическую коробочку с английскими сигаретами, открыл и протянул Джону Грейди. Тот взял сигарету и поблагодарил.
Дон Эктор положил коробку на стол между ними, вынул из кармана серебряную зажигалку и зажег сначала сигарету Джона Грейди, а потом и свою собственную, и Джон Грейди снова поблагодарил его.
Дон Эктор выпустил тонкую струйку дыма и улыбнулся своему гостю.
Буэно. Впрочем, можем говорить по-английски.
Комо ле конвенга,[50] сказал Джон Грейди.
Армандо рассказывал мне, что ты неплохо разбираешься в лошадях.
Я вырос на ранчо.
Дон Эктор сидел и задумчиво курил. Казалось, он ждет, что его гость скажет что-то еще. Открылась дверь, и в комнату вошел мексиканец, которого раньше Джон Грейди видел на кухне, где он читал газету. В руках у него был серебряный поднос с кофейными чашками, молочником, сахарницей, кофейником и тарелкой с бискочо. Поставив поднос на стол, он замер в ожидании дальнейших указаний. Асьендадо поблагодарил его, и тот снова вышел.
Дон Эктор сам расставил чашки, налил в них кофе и затем кивнул на поднос.
Угощайся.
Спасибо. Но вообще-то я всегда пью кофе черным, без всего…
Ты из Техаса?
Да, сэр.
Дон Эктор снова кивнул. Он сидел, прихлебывая кофе, боком к столу, закинув ногу на ногу. Он немного покрутил ступней в шоколадного цвета туфле из телячьей кожи, повернулся к Джону Грейди и улыбнулся.
Почему ты тут оказался?
Джон Грейди посмотрел на дона Эктора. Потом перевел взгляд на стол, где от нежившихся на солнце кошек легли в ряд чуть скошенные тени, напоминавшие вырезанные из бумаги силуэты. Он снова посмотрел на асьендадо.
Наверное, мне хотелось посмотреть эту страну. Нам обоим…
А сколько тебе лет?
Шестнадцать.
Шестнадцать, переспросил дон Эктор, поднимая брови.
Да, сэр.
Когда мне было шестнадцать, я всем говорил, что мне восемнадцать, улыбнулся асьендадо.
Джон Грейди отхлебнул кофе, но ничего не сказал.
Твоему приятелю тоже шестнадцать?
Семнадцать.
Но ты главный?
У нас нет главных. Мы друзья.
Понятно.
Дон Эктор пододвинул тарелку Джону Грейди.
Угощайся.
Спасибо. Но я только что позавтракал.
Асьендадо стряхнул пепел с сигареты в пепельницу и снова откинулся на спинку стула.
Как тебе кобылы, спросил он.
Есть неплохие.
Да. Ты знаешь, кто такой Непреклонный?
Чистокровка.
А что ты про него знаешь?
Он выступал в бразильском Гран-при. Он вроде бы из Кентукки, но принадлежал человеку по фамилии Вейл из Дугласа, штат Аризона.
Да. Он родился на конеферме Монтерей в Париже, штат Кентукки. Жеребец, которого я купил, — его полубрат, от той же самой матки.
Ясно, сэр. Где он сейчас?
В дороге.
Где, простите?
В дороге. Он работал производителем.
Вы собираетесь разводить чистокровок? Для скачек?
Нет, квартеронов.
Чтобы использовать на ранчо?
Да.
И хотите, чтобы этот жеребец крыл местных кобыл?
Да. Твое мнение?
Трудно сказать. Я знал кое-кого, кто разводил лошадей, и у них был неплохой опыт, но почему-то они всегда очень неохотно высказывали свое мнение. Правда, мне точно известно, что от чистокровок получались неплохие ковбойские лошади.
Так. Какую роль тут, по-твоему, играет кобыла-матка?
Такую же, что и отец.
Вообще-то те, кто разводит лошадей, больше верят в производителя, правильно?
Да, сэр. Это так.
Расскажи мне о лошадях на горе.
Там нам попадались неплохие кобылы, но их, конечно, немного. Остальные в общем-то клячи. Только из некоторых могут получиться нормальные ковбойские лошади. Такие, которые годятся на все случаи… То, что мы называли испанские пони. Лошади чиуауа. Старая линия Барба. Маленькие, легкие, даже слишком. И задние ноги у них, конечно, не те, что должны быть у хорошей ковбойской лошади, но кого-то там можно выбрать…
Джон Грейди замолчал, посмотрел на шляпу на коленях и провел пальцем по складке, потом поднял глаза на асьендадо.
Все, что я сказал, вы, по-моему, и без меня хорошо знаете.
Дон Эктор взял кофейник и снова наполнил обе чашки.
Ты знаешь, что такое криолло?
Да. Это аргентинская лошадь.
А тебе известно, кто был Сэм Джонс?
Да, если вы имеете в виду жеребца.
А Кроуфорд Сайкс?
Это еще одна из лошадей дядюшки Билли Ансона. Я слышал о ней всю мою жизнь.
Мой отец покупал лошадей у мистера Ансона.
Дядюшка Билли дружил с моим дедом. Они родились почти одновременно ― с разницей в три дня. Ансон был седьмым сыном графа Литчфилда. А его жена была актрисой.
Ты из Кристоваля?
Из Сан-Анджело. Вернее, из-под Сан-Анджело.
Асьендадо пристально посмотрел на своего собеседника.
Ты знаешь такую книгу "Американская лошадь"? Автор ― Уоллес.
Да, сэр. Я прочитал ее от корки до корки.
Дон Эктор откинулся на спинку стула. Одна из кошек встала и потянулась.
Ты приехал сюда из Техаса?