В связи с тем, что от управления моим самолётом „Дуб“ отказался, а горючее заканчивалось, я запросил у „Пахры“ разрешение на посадку в Шауляе. „Пахра“ сначала разрешила посадку, но затем по указанию 01-го (командующего 30-й воздушной армии генерал-лейтенанта авиации Миронова) я продолжил полёт в общем направлении нарушителя, которого КП видел, видимо, с провалами. Минуты через две мне всё же разрешили посадку — двигатели из-за отсутствия топлива выключились сразу же после приземления. На стоянке находился начальник штаба дивизии, который поинтересовался: почему я передал „Дубу“ команду „1001“, а не „10–01“? Я ответил: „Такую команду я получил с КП армии“. Потом узнал, что за незнание точного сигнала начштаба, некоторые другие офицеры управления дивизии были наказаны.
Возвратившись на „свой“ аэродром Румбула, я узнал, что решением командующего армией создана специальная группа для перехвата самолётов-нарушителей. Старший группы — штурман дивизии майор Галушкин, я — как основной исполнитель и капитан Скрипченко. Дежурство мы должны были нести на аэродроме литовского города Кедайняй. Для более эффективного управления нашей группой КП „Дуб“ кроме радиосвязи установил с нами проводную. Схема действий предполагалась следующая.
Наводить предполагалось только меня, все остальные самолёты должны быть на земле, так легче управлять. Ещё один самолёт на перехват должны были направить ВВС Прикарпатского округа. Поясню, что самолёт-нарушитель 5 июля прорвался в воздушное пространство СССР на границе раздела ответственности между Прибалтийским и Прикарпатским военными округами. Так вот задействовать планировалось всего два самолёта. 5-го было установлено, что нарушитель шёл где-то на высоте 20.000 метров, а практический потолок МиГ-19 — 17.800 метров. Мне ставилась задача выйти на высоту 20.000 метров за счёт так называемой динамической горки, т. е. самолёт после разгона должен был совершить как бы прыжок.
6 июля ранним утром нам сообщили, что над ФРГ совершает полёт высотный самолёт. Вполне возможно, он пойдёт в нашу сторону. Так оно и оказалось. При подлёте высотного самолёта к Бресту, я был поднят на его перехват. Погода, как хорошо помню, — безоблачная, видимость — отличная. После набора высоты 12.500 метров (высота включения форсажа) с курсом 180 градусов меня стали наводить на „нарушителя“, следующего на такой же высоте и противоположным курсом. Вскоре я увидел однотипного „нарушителя“ с выкрашенным в красный цвет носом. Оказалось, что 6-го июля в Прикарпатский военный округ с Кубани пришли МиГ-19, и один из них послали на перехват. Вот нас и навели друг на друга. А настоящий нарушитель спокойно прошёл над нами в сторону Москвы. Затем, как нам говорили, — на Ленинград, а далее в какую-то скандинавскую страну. Через день, 8 июля, мне пригнали новый самолёт, у моего двигатели практически выработали свой ресурс. К полудню в Кедайняй прилетел командующий армией. Генерал-лейтенант Миронов сообщил: есть решение Генерального штаба наводить на цель только один самолёт, мол, основная задача ляжет на вас, Пикалин. Правда, 8-го всё было тихо. Но 9 июля многое повторилось из того, что произошло 6-го. Из ГДР, из Группы советских войск в Германии, поступила информация: высотный самолёт, движется в направлении СССР. По команде с КП „Дуб“ я взлетел с курсом 180 градусов и набрал высоту 12.500 метров, после чего меня развернули на курс — 270 градусов. Самолёт-нарушитель в это время пролетал Брест. По истечении некоторого времени новая команда: „Разворот вправо с углом 30 градусов до команды“. Тут же мне передали информацию: „Нарушитель находится на удалении 6 километров, высота — 16.000-16.500 метров“.
Можно было уверенно провести перехват. Меня развернули на 60–70 градусов и передали команду: „Включить форсаж“. Я приготовился к атаке.
Но… После включения форсажа, примерно секунд через 15–20, произошёл взрыв. Красного цвета лампочка на табло известила — „пожар левого двигателя“, он стал как раз резко уменьшать обороты. О случившемся я доложил на КП и развернулся влево на 45–50 градусов, чтобы убедиться визуально, есть ли признаки пожара. Когда убедился, что за самолётом стелется бурый дым, я перекрыл пожарный кран левого двигателя. Сигнальная лампочка погасла, прекратился и дым. Самолёт-нарушитель опять безнаказанно пролетел в сторону Москвы, ведь в воздухе, кроме моего, истребителей больше не было“.
Погода в тот день была отличная, ни облачка, и, видимо, лётчик U2 сфотографировал всё, что ему поручили…
Прилетевшая из штаба армии комиссия установила — пожар произошёл после включения форсажа из-за плохой сварки отводящей трубки от магистрали высокого давления. Топливо поступало в виде эмульсии в пространство между двигателем и фюзеляжем.
Когда U-2 возвращался, на его перехват с аэродрома Румбула были подняты наиболее подготовленные лётчики нашего полка. Это командир эскадрильи майор Соколов, командиры звеньев капитаны Коренев и Капустин.
Безрезультатно: первый произвёл посадку на аэродроме Шяуляй, второй — в Польше. Капитан Капустин не дотянул до взлётно-посадочной полосы аэродрома Кедайняй метров 500. Отвернул влево на луг, при посадке протаранил стадо овец и на довольно высокой скорости врезался в разрушенную домовую постройку. Сломал самолёт. Сам Капустин остался жив, но стал инвалидом — повредил позвоночник.
Позже был проведён разбор нарушений воздушных границ страны. Командующий армией передал, что Никита Сергеевич Хрущёв сказал, что лётчик, который собьёт высотный самолёт-нарушитель, тут же будет представлен к званию Героя Советского Союза, а в материальном плане получит всё, что захочет. Было передано и решение министра обороны о том, что такому пилоту сразу же будет присвоено досрочно воинское звание. Я слушал командующего, и меня занимала мысль: как уничтожить нарушителя?..» Вот исповедь военного лётчика полковника в отставке Василия Ивановича Пикалина. Она — наглядное подтверждение тому, что первые попытки пресечь полёт высотного самолёта положительного результата не принесли. Кстати, сегодня известно, что лётчики U-2 знали, что их неоднократно пытались перехватить советские лётчики на самолётах МиГ-17 и МиГ-19. Причём знали и то, что за счёт динамической горки последний мог в определённых ситуациях достать их. Но пилоты U-2, когда замечали атаку, обыкновенным разворотом уходили из зоны перехвата МИГа.
Однако назвать полёты U-2 воздушными прогулками никак нельзя. Лётчики U-2 также гибли, также получали тяжёлые увечья. Но об этом чуть позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});