в грудь опрокинул сибаритствующего коменданта, шапка покатилась по земле, сержант упал навзничь, хватая воздух ртом, Пиночет запрыгнул на подножку у кабины водителя – гони! В приёмном покое госпиталя было тихо и безлюдно, пахло хлоркой, пустые каталки сиротливо жались к стенам.
– Эээй, тут есть кто – нибудь? Люди? Медицина? Ауу!
Ответом была давящая, гнетущая тишина.
– Бля, да чего здесь творится, где люди?
– У них обед, сейчас никого нет.
– Что? Что ты сказал – он вызверился в мою сторону.
– Я говорю, что у них сейчас обед, я недавно тут лежал, в обеденное время никого не найти.
– Ну, суки, если с Филей чего случится, я вас троих угандошу, вам не жить пидорасы!
В коридоре что – то загрохотало, неторопливой походкой из – за угла вышла старенькая медсестра, она неспешно шаркала по направлению к нам. Пиночет подбежал к ней – помогите! Он умирает! Сделайте что – нибудь! Бабка неторопливо подошла к лежащему на скамье Филе, потрогала шею – дак он уже преставился, чего вы от меня хотите, отцы родные?
– Что?
– Плохо слышишь, милок? Я говорю, друг твой – отдал Богу душу, умер уже – она ласково улыбнулась Пиночету – всё, отмучалси!
– Старая дура, врача позови! Не понимаешь ни хера, «отмучалси» – он ещё дышит!
– Эт ты зря сынок, я тут почитай лет писят работаю, в таких вещах разбираюсь, умер он.
– Где врач?
– Дома, обедает.
– Что вообще никого нет, что ли?
– Сестрички есть, может, кто из заведующих отделением есть…
– Где они?
– На втором этаже…
Пиночет побежал по коридору, гулко грохая сапогами, мы ошарашенно молчали, через несколько минут Пиночет вернулся, рыдая – госпиталь блядь, бараны хуевы, вам овец лечить, а не людей! Никто ни хера делать не хочет…
Он всхлипнул и бросился к Филе – вставай тряпка! Вставай сопляк! Пиночет схватил Филю за гимнастёрку и начал трясти – давай, падла такая! Живи! Жуткая, деформированная голова Фили болталась как тряпичная, неожиданно он издал какой – то звук, похожий на икоту, испуганный Пиночет отпустил руки, тело рухнуло на скамью, а с неё на пол, голова ударилась об пол с глухим, деревянным звуком.
– Он жив! Он икнул! Сестра! Сюда! Он ещё живой!
Старшина мягко обхватил Пиночета за шею правой рукой – оставь, его больше нет.
– Как нет? Он только что икал! Он…
– Такое бывает, дёргаются руки, ноги – сокращаются мышцы, выходят газы, его уже не вернуть…
– Как я его матери расскажу…а Ольга, его девчонка,…что с ними делать, а?
– Командование им сообщит, ты здесь не причём.
16.
– Алло?
– Осип, это Гидросеменко.
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Здравствуй, слушай, там, в роте охраны опять какое – то ЧП, надо разобраться.
– Есть, будет сделано.
– Ты только это…поаккуратнее там, там такое дело, прапорщик повёз солдат разгружать машину с лесом, и один из них погиб.
– Чего тут непонятного? Всё ясно.
– Проблема в том, что лес этот, Кондрашов себе купил…
– Это который…генерал – майор…командир корпуса?
– Так точно. А вот теперь, прикинь хуй к носу – в газетах статьи о том, что солдаты строят дачи генералам, а у нас боец погибает, разгружая генеральский лес, нам огласка такая нужна?
– Никак нет.
– Вот и разберись, надо всё сделать тихонечко, и без скандала, тело отправим в закрытом гробу, «геройски погиб, выполняя воинский долг во время учений…» – ну, ты понимаешь? Не мне тебя учить.
– Всё понял, сделаю.
– Бывай, о выполнении доложишь.
Капитан Дерибас поднялся на третий этаж казармы, поморщился в ответ на истошный крик дневального – не надо мне дежурного, где солдаты, участвовавшие в разгрузке леса?
– В Ленинской комнате.
Дерибас распахнул дверь в ленинскую комнату, внутри сидело четверо: трое солдат сидели рядом друг с другом, четвёртый сидел отдельно, вернее лежал на столе, и негромко похрапывал.
– Подъём!
Спящий поднял голову, ошалело оглядев помещение налитыми кровью глазами, из его рта свисали длинные нити слюны.
– Слюни подберите, товарищ солдат. Таак, знакомые лица, рядовой Злобарь, я знал, что мы ещё увидимся, ты останься, остальные вышли отсюда, я позову, когда понадобитесь. Ну, Злобарь, как поживаешь?
– Вашими молитвами, а поскольку молитесь вы плохо, то…
– Дерзишь? Это хорошо. Ну, расскажи мне, что произошло.
– Да чего там рассказывать…разгружали лес, бревно упало на голову Филе…
– Кому?
– Рядовому …как его фамилия…Филимонову.
– Как это случилось?
– Неожиданно, подавали бревно, он о чём – то замечтался, чпок – и фарш вместо мозгов!
– Где находился в это время ты?
– В кузове, брёвна подавал.
– А Филимонов был внизу?
– Да.
– Где были остальные?
– Мамчик и Тетеря вместе со мной в кузове, Филя и Пиночет внизу.
– На тебе листок.
– Зачем?
– Пиши чистосердечное признание.
– Чего? С какой стати?
– А что? «Сотрудничество со следствием смягчает ответственность»…
– Да не в чем мне признаваться, я ничего не сделал…
– Понятно, как всегда, насчёт чистосердечного я пошутил, нарисуй мне схему, кто, где стоял в тот момент, когда это произошло.
– Да я не мастер рисовать людей…
– Людей и не надо, крестиками отметь, где ты стоял, где остальные.
Злобарь кряхтел минут пять, затем передал Дерибасу листок со схемой – вот как – то так.
– Значит, говоришь, ты не причём?
– Так точно, нехрена зевать, когда тебе такие брёвна сверху подают!
– Судя по твоим словам, ты не испытываешь жалости к Филимонову.
– Почему? Испытываю, но вины в его смерти ничьей нет, это – несчастный случай.
– Видишь, как интересно получается, мы с тобой видимся второй раз в жизни, и оба раза связаны с несчастными случаями. Странно, правда?
– Ничего странного, такое бывает.
– Действительно, бывает. Есть такая наука – статистика, слышал о ней чего – нибудь?
– Да, слышал.
– Умные люди говорят, что статистика знает всё. Знаешь, сколько человек погибло в нашей воинской части в результате несчастного случая за предыдущие пять лет?
– Сколько?
– Ни одного.
– Ну и что?
– А то, что за последние полгода, это уже второй несчастный случай со смертельным исходом, и оба раза, прямо или косвенно, замешан ты. Любопытное совпадение, правда?
– Ну и что?
– И оба раза гибнут люди одного призыва, того самого, который вас, салобонов гнобит. Интересно, да?
– Я не салобон, я – пряник!
– Простите мне мою неосведомлённость, что это значит, что ты – пряник? А почему не марципан? Ты превратился в кондитерское изделие за полгода службы? Скоро станешь барбариской, или как там у вас уродов это называется? Тебя не прессуют больше?
Злобарь поджал губы, и замолчал.
– Я не верю в совпадения Злобарь, и эта наша встреча не последняя.