Рамон поглядел на упавший предмет и его лицо перекосило.
Анна фыркнула и зашагала прочь.
— Я могу войти? — спросил Лис.
Рамон с презрением взглянул на него и не сводя глаз с семейной реликвии, зашел внутрь.
Квартира была крохотной. Лису показалось, что он очутился на помойке. Повсюду валялась грязная одежда, бутылки из-под спиртного, автомобильные запчасти и еще много всего. Полки шкафов завалены книгами по археологии и истории, античными статуэтками и глиняными горшками. Складывалось впечатление, что пыль здесь не вытирали веками, а проведя в квартире раскопки, можно было натолкнуться на парочку мумий.
Рамон прошагал к дивану, захватил по дороге бутылку пива с комода и уселся разглядывая кисточку.
Лис присел на стул, наблюдая за тем, как трезвость возвращается к парню. В его заспанных глазах загорелось пламя любопытства.
Он в течение нескольких минут крутил в руках кисточку, пытаясь отыскать доказательства подделки.
— Это она! — наконец заключил Рамон.
— Сеньер Весге, я хотел бы…
— Где ты это взял?
В его взгляде читалось гневное недоверие.
— Я не журналист, как я представился Анне. Можешь звать меня Лис. Бывший русский шпион. Ныне преступник, разыскиваемый за поджог больницы в Парле и четыре убийства. Приятно познакомиться.
Лис протянул руку. Рамон поглядел на нее с пренебрежением и не пожал в ответ.
— Да плевать я хотел кто ты. Хоть инопланетянин. Где ты это взял?
— Джеймс Гаррисон. Это имя говорит тебе, о чем либо?
Рамон пожал плечами.
Лис рассказал в подробностях свою историю про знакомство с Джеймсом, и о том какой путь он проделал, чтобы добраться сюда.
Рамон слушал, не перебивая, изредка вздрагивая при упоминании имени отца. Когда речь зашла о похищенном тридцать лет назад идоле, он оживился, вложил ладони друг в друга и смотрел на Лиса, не моргая, то и дело, просовывая язык в дырку между зубами.
— Ты видел этот идол?
— Нет. Должно быть, Джеймс спрятал его и отказался выдать местоположение тайника.
Рамон соскочил со стула и направился на кухню. Достал из холодильника бутылку виски. Содрав одним пальцем пробку, сделал три больших глотка. Далее несколько раз ударил кулаком по стене. Тонкая деревянная перегородка дала трещину. На штукатурке остались окровавленные вмятины от косточек.
— Это они, — заговорил Рамон, всматриваясь в темноту за окном. — Они пытали его на моих глазах, — его голос дрожал от ненависти. — Он ничего не знал. Главным был молодой немец с такими длинными бакенбардами, — Рамон показал на себе. — Я запомнил его голос. Такой успокаивающий и монотонный. Он наставил пистолет мне в лоб, после чего отец умолял. Черт! — Рамон вытер глаза и подошел вплотную к Лису. — Когда они найдут тебя, я хочу быть рядом, чтобы своими руками разбить этим тварям голову.
— Хорошо. Только успокойся, — предложил Лис.
— Успокоится?! — Рамон глотнул еще виски. — Мне было семь лет! Семь гребанных лет! Еще мальчишка. Он был для меня всем — моим героем. Ты не представляешь, что такое видеть твоего героя униженным, валяющегося в ногах, слышать его мольбы.
Лис прошел на кухню и выпил стакан воды. Казалось, кружку не мыли со времен крестоносцев. Рамон успокоился и сидел, свесив голову. Лису сейчас не помешает союзник. По крайней мере, с его помощью пазл начинал складываться.
Рауль и его сын были похищены и доставлены в заброшенную конюшню, где на глазах сына отца подвергли страшным пыткам. Мужчины требовали вернуть идола. Ничего не добившись, полуживого Рауля с сыном выбросили посреди пустыни. Через два дня истощенного мальчика обнаружили спасатели. Все это время он провел рядом с трупом отца. Замкнувшись в себе, Рамон более года провел в психиатрической лечебнице, страдая от кошмаров и панических атак.
Лис закашлял. Спазмы отразились в сердце. Боль окутала грудь. Он выпил таблетку из своего запаса и постарался расслабиться, устроившись в кресле.
— Эй, ты в порядке? Что-то выглядишь хреново — спросил Рамон.
— Ничего. Просто устал.
Лис достал из кармана сверток и протянул Рамону. Тот смотрел на смятый изветшавший клочок бумаги, опасаясь взять его в руки.
— Это послание от Джеймса предназначалось твоему отцу.
Рамон развернул листок, после чего его глаза расширись до размеров грецкого ореха.
— Древнеегипетские иероглифы. Бесспорно. Это глаз, а вот птица. Мне срочно нужен кусок бумаги.
Он открыл тумбочку стола, переполненную различным хламом. Безуспешно попытавшись найти там блокнот, выдернул ящик целиком и выбросил содержимое на пол. Отыскав, наконец, то что нужно он принялся рьяно переписывать иероглифы в блокнот.
— Я еще ни разу не видел такого порядка. Нужно сопоставить их с таблицами иероглифов.
Рамон достал книгу из шкафа, на лицевой стороне которой располагался большой глаз египетского бога Ра.
— Всего восемь символов. Маловато для обозначения местоположения. У египтян некоторые слова могут составлять с десяток символов.
Лис указал на первое изображение, формой похожее на две руки прорастающие друг из друга.
— Это символ души. А вот здесь в конце фигура человека. Он смотрит налево, значит там начало строки. Читать нужно слева-направо.
— И что может обозначать птица? — не унимался Лис.
— Иероглифы читаются не дословно. Чтобы увидеть слова, нужно правильно их группировать. Как раз это я и пытаюсь сделать.
Рамон с невероятной скоростью черкал свой блокнот, перебирая разные компоновки символов.
— Если бы отец мог видеть это…
— Когда я был в Риме, мне показалось, что археологи посмеивались над твоим отцом.
Договорив, Лис задумался, что фраза может быть воспринята как проявление грубости и неуважения. Однако Рамон отреагировал спокойно.
— Они считали, что истина написана на стенах и в каждой строке искали религиозный подтекст. Чертовы педики. Мой отец считал, что письменность нужно понимать буквально. Общество всегда трактует происходящее вокруг исходя из уровня своих познаний. Когда современный человек видит радугу после дождя, он знает — это дисперсия белого света, потому что так учит физика. Первобытный же человек посчитает ее божественным знамением.
— Так в чем состояла его теория?
— В том, что египтяне были хорошими имитаторами. Увидев древние пирамиды, они присвоили их себе, и пытались копировать. Это объясняет, почему из сотен пирамид семь самых древних так сильно отличаются качеством от остальных. Они выстроены из огромных гранитных блоков, а более поздние из мелкого камня и необожжённого кирпича на глиняном растворе. Логично же, что общество со временем должно развиваться. Здесь же, наоборот — деградация.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});