отныне княгиней, и сам он породнится с Рюриковичами. Это, так сказать, духовный бонус, а из материального я обещал ему оплатить приданное невесты. Так что, как не крути, мужик везде в плюсе!
Вслух же я себе язвительности не позволяю, а наоборот вкладываю в голос сочувствие.
— Вот видите, а вы спрашиваете, за что несчастья обрушились на ваш город. — Тут же повышаю тон и вещаю с убежденностью проповедника. — То вам за гордыню да суд неправедный ваш! За такое и жизнью поплатиться можно, но господь милостив, и предупреждением этим он уберег вас от еще большей беды и греха неискупимого!
Обвожу строгим взглядом нацеленные на меня лица.
— Кто из вас хотел литовца Товтивила князем на стол Полоцкий посадить?!
Все молчат, но я и не собираюсь выяснять, кто из них действительно был в сговоре с литвином, у меня цель совершенно другая. Я хочу убедить их, что мой приход для них — это не беда, а благо и величайшая удача, спасшая их от братоубийственной войны.
Словно позабыв про свой вопрос, задаю новый и сам же на него и отвечаю.
— А вы знаете, что в планах у Миндовга и Товтивила было идти дальше на Русь. Идти войной на Смоленск, Торопец и Зубцов! Не знаете?! Ну так в том и беда ваша! Встал бы здесь Товтивил твердой стопой, навел бы свой порядок, а потом погнал бы вас убивать своих же братьев под Смоленск, Зубцов и Ржеву. Вы этого хотите?!
Народ молчит, но теперь я твердо намереваюсь добиться ответа. В полной тишине сверлю толпу глазами и повторяю.
— Так хотите или нет?! Ежели литва вам ближе к сердцу и вы с ними готовы на братьев своих идти, свои же города жечь да сестер своих в полон литовский угонять, так еще не поздно… Товтивил еще здесь, недалече, можете его вновь покликать. Он с радостью вернется и сядет вам на шею, а мы с Константином уйдем, но тогда уж знайте, ежели вы от божьего проведения откажетесь, то никто вам больше не поможет и от греха братоубийственного не спасет!
Веду взглядом по лицам и вижу, проняло, дальше уже легче будет.
* * *
В Тверь возвратились уже в начале апреля, спешили изо всех сил, чтобы успеть до половодья. Из-за жижи на тракте и постоянно падающего мокрого снега поход превратился в настоящее испытание, но даже это не смогло испортить моего хорошего настроения. Союз городов Русских пополнился еще одним членом, и это не могло не радовать.
Тогда, после моей речи, разговор быстро свернул с высоких материй к простому и насущному вопросу. Ежели Полоцк примет Константина обратно, то как все дальше будет?
Перво-наперво, я дал обществу гарантии, что никаких репрессий не будет и все то, что было до сего дня, забыто и быльем поросло. Для этого вывел Константина на крыльцо, и он при всех поклялся на кресте, что никому мстить не будет и обиды свои к горожанам забывает навек. После этого людей на дворе немного отпустило, и тут я им поведал, что в Союзе городов Русских князь хоть фигура и авторитетная, но не абсолютная и беспредельничать ему не позволяют. Для этого есть и государственная дума, и палата князей, где всегда беззаконие могут укоротить.
Все слушали меня с таким вниманием, что в стоящей тишине никто даже нос утереть не решался. Что совсем не удивительно, ведь вопрос стоял о жизни и смерти многих из здесь присутствующих. Я рассказывал и рассказывал, не жалея красок, пока не услышал из боярских рядов.
— Уж больно сладко ты сказываешь, а нам то можно в эту сказку попасть?!
Вот тогда-то я и предложил им вступить в Союз городов, еще раз упомянув, что он станет им всем дополнительным гарантом на случай чего.
Такой вариант мгновенно ускорил дело, и народ на дворе даже расцвел улыбками. Одно дело клятва такого ненадежного человека, как Константин, доверия к которому они не питали, и совсем другое — наличие третьей силы, к коей можно и за судом правым обратиться. В тот же день оформили вступление города в союз, и вновь утвержденная боярская дума вместе с князем подписали договор. Из коего следовало, что Полоцк обязуется отправить в Тверь две сотни рекрутов и берет на себя обязательство оплачивать их вооружение, содержание и обучение. В ответ же Союз гарантировал городу и горожанам защиту, как в случае нападения извне, так и в случае беззакония и любой попытки силовой смены существующей власти.
Для того, чтобы ни у кого не возникло желания изменить статус-кво силой, я оставил в городе полсотни конных стрелков. Так сказать, для соблюдения порядка, а главное, для контроля за выполнением обязательств перед Союзом городов. И вот тут уже привычно возникла кадровая проблема. Ведь оставленный в Полоцке сотник автоматически становился и моим представителем в городе. То бишь, с этого дня на его плечи ложились не только военные, но политические и административные вопросы, в которых неграмотный парень совсем не разбирался. Ему нужен был советник или помощник, назови как хочешь! В общем кто-то, кто хорошо понимал бы местные хитросплетения, но при этом однозначно играл бы на моей стороне.
Местных бояр я совсем не знал, доверять Константину было бы верхом глупости, и получалось, что единственным человеком в Полоцке, на которого я хоть как-то мог бы положиться, был отец той самой обесчещенной девицы, которая в одночасье стала Полоцкой княгиней. Кровная заинтересованность купца Ярца Кошеля в сохранении нынешнего тверского присутствия в городе показалась мне абсолютно очевидной.
Поэтому перед самым отъездом я вызвал купца к себе и в непринужденной беседе еще раз убедился, что человек он далеко не глупый и понимает главное. Без меня Константин тут же отправит его дочь в монастырь, а его самого прирежет где-нибудь по-тихому, дабы своим видом не напоминал князю о его унижении. После этого уже более жестко я объяснил ему, что от него потребуется, какие плюшки ему это принесет и чем закончится в случае измены. Он меня отлично понял и поклялся в преданности и готовности оказать любую помощь моему неопытному наместнику.
Не могу сказать, что я ему полностью поверил, уж больно ушлый показался мне мужичок, но других кандидатур у меня не было и пришлось брать то, что есть. Единственное, что я мог сделать в создавшейся ситуации, так это дать наставление сотнику быть с купчиной настороже и, заметив неладное, слать гонца в Тверь.
Эта ситуация в Полоцке не давала мне покоя всю дорогу, наводя меня на мысль, что выбранная мною ставка на новое, воспитанное моей