Читать интересную книгу Последний мятеж - Сергей Щепетов

— Думаю, что можно не спрашивать, почему бы вам просто не отпустить нас туда, на сопку.

— Можешь спросить, и я отвечу. Нужно отправить детей. Это важно для всех. Ради этого многие погибнут. С вами или без вас — мы все равно попытаемся. Ваш отказ — это много лишних смертей людей, которые виноваты только в том, что родились на свет. Понятно, какой у меня выбор?

— Понятно. Знакомая ситуация… Ладно, я — играю! Но с условием! Как Вар, я не знаю…

Старик в ванной даже не повысил голоса:

— Петя, если этот парень, Вар-ка, готов играть по тем же правилам, пусть зайдет. Только глаза ему завяжи — старый я уже.

Еле слышно скрипнула дверь, и Вар-ка шагнул внутрь.

— Привет, Вар! Ты все слышал?

— Конечно, Коля! Нас, похоже, опять вяжут.

— Еще как! Тебе повязка не давит?

— Давит немного, но так приятно чувствовать себя могучим колдуном, у которого даже взгляд опасен!

— Молодые люди! У вас еще будет время поболтать… может быть. Что вы хотели узнать?

— Говори ты, Коля, а я помолчу от греха.

— Ладно… Валентин Сергеевич, тут у вас что? Зона экологического бедствия? Резервация? Что это за территория?

— Что значит «экологического», я не понимаю, но бедствие, как видишь, налицо. Как в твоем мире обстоит дело с поворотом северных рек?

— Все нормально: отбились! Официальная версия — отказались из-за протестов ученых и общественности. На самом деле, наверное, у партии и правительства были какие-то другие резоны, но дело свернули.

— У нас не свернули. У нас — повернули!

— Так во-о-от в чем дело! И мы, конечно же, болтаемся в бассейнах тех самых рек, которые повернули! Которых больше нет — одни пустые долины! Во-от оно что! То-то я смотрю… Но почему… почему такие… гм… странные растения, животные и… люди?! Я понимаю: нарушение равновесия в природе, разрушение биоценозов… Но то, что мы видели, это же все… гм… явно на уровне генов!

— Говори уж прямо: кругом сплошные уроды! Мне, правда, иногда кажется, что уроды живут как раз там — за границей санитарной зоны.

— Валентин Сергеевич, по-моему, изменение водного режима, характера руслового стока и прочего не должно привести к такому.

— Для народа Страны Советов нет ничего невозможного, ведь он вооружен единственно верным учением! Конечно, дело не только в этом. А что в твоем мире было известно о самих работах по переброске стока северных рек?

— Ну… почти ничего. Намеки, слухи… Например такой: работы уже начаты, на водоразделе установлено и подорвано несколько ядерных фугасов средней мощности с целью перемещения колоссальных объемов грунта. После этого район закрыт на карантин сроком на тридцать лет. Понимаете, когда я только начинал учиться — курса, примерно, до третьего — эта тема как бы витала в воздухе. Все наши преподаватели, конечно, имели допуски к информации разного уровня секретности, но нам почти ничего не рассказывали. Тем не менее чувствовалось, что люди ожидают начала чего-то грандиозного, когда и они сами и их ученики будут востребованы государством со страшной силой. Подозреваю, что в те годы как раз приближалось окончание карантина. Мы же должны были стать геологами по гражданской специальности и офицерами инженерно-строительных войск — по военной. А потом случилась какая-то подвижка в «верхах», и все рассосалось.

Допустим, что у вас тут произошло нечто подобное — развалить водораздел континентального порядка, пожалуй, действительно можно только ядерными фугасами, установленными «на выброс». Но, насколько я помню, после подобных взрывов радиоактивное заражение местности минимально и сравнительно кратковременно, не то, что в случае взрыва ядерного реактора атомной электростанции. Так, например, города, подвергшиеся у нас атомной бомбардировке в конце прошлой войны, давно отстроены заново и заселены. Никаких мутантов там нет, наоборот — чуть ли не самый высокий процент долгожителей в Японии. Здесь же мы видим…

— Послушай, Коля, — мягко прервал его Валентин Сергеевич, — я не бог, не член ЦК и даже не засекреченный академик — и никогда ими не был. Я простой инженер и могу только догадываться, как это все получилось. В другой обстановке ты, может быть, лучше меня бы во всем разобрался.

— И о чем вы догадываетесь?

— У меня мало информации, но было много времени, чтобы ее жевать. Какие-то работы на водоразделе велись давно. Кажется, они активизировались после подписания Советско-Американского договора о паритетном сокращении запасов ядерного, химического и биологического оружия. Там еще, помнится, был мораторий на космические исследования и информационную агрессию. А в районе водораздела, по слухам, были какие-то заводы или лаборатории. Возможно, под шумок о повороте рек наши просто взорвали какой-нибудь заводской комплекс или склады. Может быть, даже на глазах у американских инспекторов. Не зря же после этого с Советского Союза сняли продовольственную блокаду. А Центрально-Сибирскую впадину объявили зараженной территорией — карантин на тридцать лет. Потом еще на тридцать, потом еще.

— А люди?

— Тут почти и не было населения. А кто был, тех эвакуировали.

— Или только сообщили об этом?

— Ну Коля, ты уж совсем нашу партию за людоедов считаешь! Вывезли, конечно… почти всех.

— А это не они там — в баржах?

— Не-ет, наверное… Скорее всего это строители с водораздела — там же целый комплекс сооружений пришлось строить. Вот и построили.

— Так тут что, всякая зараза кругом?!

— Испугался? Может, комбинезон наденешь?

— Уже поздно, наверное, — вздохнул Николай. — А дальше что?

— У тех, кто оказался здесь с самого начала, кажется, ничего особенного не случилось. Меня, правда, паралич разбил, так и лет мне тогда было уже немало. Но вот дети…

— Те, кто родился здесь? Уже после?..

— Уже после. Особенно второе поколение… Вам еще не достаточно? Есть вещи, которые лучше не знать, чтобы спать спокойно.

— Боюсь, что нам это уже не светит.

— Ну-ну… Из младенцев мало кто доживает до года. А среди выживших очень высокий процент умственно-отсталых. Их не оставляют — это тяжело, но это закон. Пожалуй, единственный закон, который выполняется здесь неукоснительно. Если умственный дефект незначителен или выявляется уже во взрослом состоянии, таких людей стерилизуют.

— Валентин Сергеевич, послушайте! Я так понимаю, что на огромной территории живут люди… Несколько поколений… Но ведь не каменный же век на дворе! Самолеты летают, вертолеты! Аэрофотосъемка у вас наверняка существует. Такой лес, конечно, не тундра, спрятаться на некоторое время можно, но…

— А те, кто плохо прячется, долго и не живут! Искусственный отбор, так сказать. На самом же деле нас, главным образом, спасает то, что нас нет. Я так думаю.

— Это как?!

— А вот так! Не знаешь, как это бывает? Начать против нас активные действия — значит признать, что на Мертвых землях кто-то живет, кроме комаров. А так, если вслух не упоминать, то нас как бы и нет — все знают, все молчат. А мы и не высовываемся, пока нас не трогают. Тем более что вокруг или лагеря, или районы, где живут ссыльные. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Что нашему могучему государству что-нибудь здесь понадобится. Например, какое-нибудь полезное ископаемое, за которое можно покупать у Америки продукты. Вот тогда тут все мигом стерилизуют и санируют — никакая маскировка не поможет!

— Да, для вас это будет конец.

Николай помолчал, а потом выдал:

— Я играю, Валентин Сергеевич! Но одно мое условие придется выполнить безусловно: вы отпустите Вар-ка обратно на сопку. И я это должен увидеть своими глазами. Позвольте не объяснять, почему и зачем!

— Позволю, Коля. Пусть так и будет.

Проснулся Николай поздно — наверное, сказались треволнения последних дней. Он повернулся на бок в спальнике и стал смотреть, как Лойка разговаривает с каким-то зверьком.

— Боишься, да? Боишься? А ты не бойся! Иди, иди сюда, маленький! У меня ничего для тебя нет, извини! Правда, нет! Но я потом найду для тебя гриб или орех. Ты ведь любишь орехи? Иди, иди сюда: я тебя по спине поглажу — у тебя же спинка пушистая и с полосками!

Зверек, вероятно, счел последний аргумент достаточно веским и приблизился на расстояние вытянутой руки. Он был похож на крупного бурундука с длинным пушистым хвостом и действительно полосатой спиной.

— Вот-вот, видишь: и совсем не страшно! Давай поглажу, ма-аленький!

С этим зверек, похоже, был не вполне согласен. Когда Лойка протянула руку, он сначала пригнулся, а потом привстал на задних лапах и замахал передними, как бы отбиваясь.

— Фу, какой злой! Ты злой, да? Фу! Как тебе не стыдно?!

Зверьку, наверное, действительно стало стыдно: он позволил-таки себя погладить по голове и спине. При этом он пригибался так, словно боялся, что ладонь девочки его вот-вот раздавит.