— Ах, сир, — вздыхает, наверное, герцог Мальборо, обращаясь к Георгу I, — неужели вам не хотелось бы снова по пояс окунуться в теплые воды Бенгальского залива?
— Или почувствовать, как бодрящая бортовая качка сотрясает до самого носа? — добавляет герцог Веллингтон.
— А свежий пассат, — шепчет из своего угла Нельсон, — заставляет петь брам-стеньги и бросает клочья пены на щеки!
— Если вы хотите осмотреть верфи, то нам пора двигаться дальше, — раздался голос моего экскурсовода.
И он потянул меня к выходу.
Оказывается, в Девонпорте строился новый крейсер.
Любая девушка, которой доводилось шить костюм — жакет и юбку, — в мгновение ока поняла бы весь технологический процесс. Вначале проектировщики создают план. Они рисуют отдельные фрагменты на стальных листах. Затем маленькие составы с королевскими гербами на бортах перевозят те по узкоколейке в высокие шумные ангары. Там рабочие устанавливают пластины на станки, которые режут их — так же, как нож режет хлеб. В результате получаются заготовки для будущего крейсера, но их еще предстоит обработать.
В одном ангаре машины подготавливают отверстия под заклепки; в другом сгибают дюймовые стальные листы с той же легкостью, с какой мы гнем обычный картон.
И снова появляются трудяги-локомотивы: пыхтя, они везут заготовки на верфь.
На данном этапе крейсер выглядит как гигантская клетка для кур. Ржавый каркас корабля возвышается над доком, по нему ползают люди с пневматическими заклепочниками.
На земле лежат кусочки головоломки, каждый из них пронумерован белой краской. Один за другим строители прикрепляют их к каркасу. Каждый такой кусок — это несколько ярдов обшивки. Вот понадобилась секция S310, они сообщают об этом вниз.
— Готово, поднимается! — кричит работающий там Билл, и большой кран тянет вверх затребованную секцию.
Рабочие прикрепляют S310 рядом с S309 и запрашивают следующую, 311-ю секцию.
Их крики и звон стальных листов, сгружаемых на землю, перекрывает пронзительный визг компрессорных молотков.
Здесь никто не прохлаждается, люди работают с энтузиазмом. Время от времени кто-нибудь из рабочих бросает взгляд на табло, где указывается, сколько тонн металла они уже установили и сколько еще предстоит сделать за эту неделю.
— А куда они так торопятся, — с подозрением спросил я. — Разве мировая война — последняя из войн на земле — не закончилась?
— Дело не в этом, — пояснил мой провожатый. — Просто у нас своего рода соревнование с Портсмутом, где строится такой же крейсер. И мы во что бы то ни стало намереваемся выиграть!
Представьте себе мои чувства, когда в доке я обнаружил небольшой кусочек металла с четырьмя отверстиями. Он просто лежал на земле — маленький изогнутый кусочек стальной обшивки корабля, но я инстинктивно понял: в нем присутствует и мой вклад, мой подоходный налог!
Вдоволь налюбовавшись, как из фрагментов сложной головоломки вырастает огромный современный корабль, мы направились в сухой док, и вот здесь-то, в месте, которое одновременно служило и яслями, и госпиталем для королевских броненосцев, я увидел старое, потрепанное судно — ровесника героической Трафальгарской битвы. По бокам зияли пустотой непривычной формы квадратные иллюминаторы, корму украшал полукруглый фонарь.
— А это гордость и краса Королевского флота, линкор «Имплакебл», — пояснил мой экскурсовод. — Мы отбили его у французов при Трафальгаре, после чего он надолго застрял в Фалмуте. Вот теперь мы решили почистить его и подремонтировать, прежде чем перевести в разряд учебных судов.
Старый добрый «Имплакебл»!
Целая команда художников и декораторов трудилась над кораблем. Все их усилия, каждый взмах кисточки, каждый мазок были направлены на то, чтобы придать линкору энергичный, задорный вид — как у бойцовского петуха-чемпиона. Думаю, когда обновленный «Имплакебл» — залатанный корпус, застекленные иллюминаторы, свежая покраска — сойдет наконец со стапелей, то строящийся крейсер (если он к тому времени будет готов) отсалютует ветерану Королевского флота; во всяком случае мне хочется на это надеяться…
Раздается сигнал, и кораблестроители останавливают работу. Шумной толпой они покидают мастерские и направляются к воротам дока.
Там стоят трое полицейских и внимательно вглядываются в непрерывный поток рабочих, покидающих верфи. Время от времени они кого-то останавливают и отводят в тесный офис возле ворот. Там еще один полицейский подвергает проштрафившегося тщательному обыску — очевидно, чтобы тот не смог вынести боевой корабль с собой на ланч.
На ближайший час на Девонпортской верфи воцарилась гробовая тишина, и в этом безмолвии в док проскользнул длинный серый эсминец. Возможно, у него возникли какие-то проблемы в машинном отделении или неполадки с боевыми орудиями… или, может, повредилась обшивка, или просто бедняга растянул лодыжку во время морского плавания.
И вот корабль явился в док в полной уверенности, что доктор Девонпорт померит ему давление, посчитает пульс и успокоит:
— Все в порядке, дружочек, мы скоро тебя поставим на ноги!
Девонпорт является одновременно и доктором, и нянькой, и матерью для всего английского флота — в первую очередь любящей матерью. И трудам Девонпортской верфи (как и любой хорошей матери) не видно ни конца ни края. Круглый год ее огромные стальные сыновья возвращаются домой — отдохнуть, подлечиться. И каждый год новое потомство рождается в Девонпорте и покидает его, чтобы разбрестись по всем уголкам света.
Глава четвертая
Край земли по-корнуолльски
Я влюбляюсь в Корнуолл и в некое имя. Еще в этой главе описывается затерянный рай и приход радио в этот идиллический уголок. Я попадаю под дождь у Края земли, а позже вечером поднимаюсь на холм, сжимая в руке ключ от Тинтагеля.
1
В Корнуолле есть нечто странное. Вы ощущаете это сразу же, как только минуете переправу Тор-Ферри.
Первое, что я увидел, — коротко остриженная девушка гнала корову с кривым рогом. Я тут же понял, что попал в Волшебную страну! Затем на глаза мне попалась деревенька, пытавшаяся вскарабкаться на холм. Один беленый домик достиг вершины, остальные застряли на полпути, да так там и остались: стоят в окружении своих садиков и удивленно таращатся на мир поверх колпаков дымовых труб. В этих очаровательных заросших садиках я обнаружил популяцию самых древних стариков, какие мне только встречались, — похоже, они обрели смысл жизни у бобовых грядок.
Когда я попросил воды, чтобы залить в радиатор, то женщина вынесла мне ее в кувшине! И речь у нее была такая же протяжная и напевная, какая обычно бывает у жителей Уэльса. Подобно валлийцам, эти люди говорят с той характерной кельтской плавностью, которая обволакивает и усыпляет бдительность — так что травящий байки корнуоллец выглядит куда более убедительным, чем говорящий правду сакс.