— Но удалось же мне уговорить вас в первый раз? Вам нужен дополнительный заработок? Я вам его предоставляю.
— Я уже нашла себе работу по субботам и воскресеньям.
— Когда вы собираетесь отдыхать?
— Сейчас речь не об этом, просто я хочу сказать, что прекрасно могу обойтись и без вас.
— Но может быть, вы все-таки согласитесь ради Марианны? У нее было много потрясений, кроме того, не хочется переводить ее в другой класс в начале года.
— А что будет в конце года? Потом будет еще труднее. Честно говоря, я против: лучше перевести девочку в другую школу сейчас, ей будет легче приспособиться.
— Но девочка будет практически без присмотра. Мне некогда сейчас заниматься ею, мое время спланировано на несколько месяцев вперед.
— Как можно так говорить? Речь идет о вашем ребенке! Это должно быть на первом плане.
— Можно. У меня нет ни времени, ни сил.
— Вам безразлична судьба Марианны? Вы же не допустите, чтобы ей было плохо?
— Но у меня много обязанностей перед другими людьми, я не могу так просто перечеркнуть все планы. Ну как мне вас еще убедить? Что мне еще пообещать вам? Я буду платить вам достаточно для того, чтобы вы не работали по выходным. Вас это устраивает?
— Деньги для меня не главное.
— Прекрасно, тогда подумайте о ребенке.
— Как вам не стыдно! Я о ней только и думаю!
— Но не в приют же мне ее сдавать!
— А ваша знакомая? Почему вам не доверить своего ребенка ей? Тем более, как я поняла, она — ваш близкий друг.
— Не думаю, что это хороший вариант. У Оксаны нет опыта общения с детьми, кроме того, она почти всегда сопровождает меня в поездках. Ну как, договорились?
— Как вы себе это представляете?
— Я буду забирать ее на выходные.
— Этого недостаточно. Необходимо, чтобы вы встречались с девочкой и на неделе.
— Согласен, буду стараться делать это при первой возможности.
— Марианна должна привыкнуть к тому, что вы ее отец, а не просто приходящий в гости мужчина.
— Может быть, мы обговорим условия?
— Я уже все сказала.
— А деньги?
— Думаю, меня вполне устроит наша с вами первоначальная договоренность.
— Тогда я пойду? Вечером мне должны звонить. Как вы считаете, мне нужно попрощаться с Марианной?
Валерий Петрович прошел в соседнюю комнату, попрощался с Калерией Андреевной и Марианной и несколько торопливо вышел из квартиры. Настя вздохнула, ее расстроило очередное проявление душевной черствости отца по отношению к дочери. Но с другой стороны, он, по крайней мере, хотя бы внешне демонстрирует внимание к своему ребенку. Вот только нужно ли это Марианне? Дети чутко чувствуют фальшь.
— Тебе не кажется, что этот молодой человек уходил отсюда чрезвычайно довольный тем, что ему удалось так ловко пристроить свою дочь?
— Мама!
— Анастасия, я тебе никогда не говорила, что слово «мама» ты умудряешься каждый раз произносить с новой интонацией?
14
Осень все увереннее вступала в свои права. По утрам на лужах уже появлялась тонкая, звонкая корочка льда. В одну из суббот Насте пришлось поехать с Марьяшкой по магазинам в поисках теплой одежды. За лето девочка сильно выросла, и ее немногочисленные вещи стали ей малы. Валерий Петрович в очередной раз уехал в командировку, Насте стало ясно, что на выходные Марьяшка останется с ней. Правда, в субботу вечером позвонила Оксана Дмитриевна и сообщила, что по распоряжению Валерия Петровича она намерена взять девочку к себе на воскресенье. Марьяшка поехала с большой неохотой, а вернувшись, ничего не рассказывала и все больше молчала. В следующую субботу Оксана Дмитриевна не позвонила и больше не пыталась провести с ней выходные.
Валерий Петрович позаботился о том, чтобы дверь квартиры, где жила раньше Марианна со своей матерью, была укреплена, врезаны новые замки, запасные ключи дали на всякий случай соседке по площадке, еще одну связку Валерий Петрович отдал Насте. Но Марьяшкина мать не появлялась. Один раз Насте пришлось вместе с Марьяшкой сходить в милицию, где девочку допросили в присутствии Насти.
Учеба шла своим чередом, первоклашки постепенно освоились в школе и уже больше не жались по стеночкам, выходя из класса в коридор на переменах. На уроках они успешно осваивали премудрости грамоты: высунув от усердия язык, писали новые буквы. По дороге домой Марианна старательно читала вывески и рекламу на витринах магазинов, она очень расстраивалась, когда не могла прочитать слова, написанные по-английски.
Однажды вечером Марианна, водя пальцем по корешкам книг в книжном шкафу, стоящем в Настиной комнате, обнаружила несколько толстых книг. На них крупными буквами было написано ее имя. Девочка пришла в неописуемый восторг и побежала к Насте, гладившей в кухне чистое белье.
— Смотрите, что тут написано: «Марианна». Вы видите? Это про меня?
— Нет, это про твою тезку.
— Что такое «тезка»?
— Человек, носящий такое же имя, что и ты.
— Я хочу это прочитать. — Марианна села на стоявшую рядом табуретку, закинула ногу на ногу, положила книгу на колено и сделала попытку разобрать мелкие буквы.
— Боюсь, тебе еще немного рано читать эту книгу, чуть позже, когда тебе будет легче читать, ты сможешь узнать о приключениях Марианны.
— Ну вот, — Марьяшка плаксиво скривила губы, — тогда почитайте мне ее на ночь вместо сказок.
Настя молча кивнула, водя по простыне тяжелым утюгом.
— Марианна, уже гора ложиться спать, иди в ванную чистить зубы, — строгим голосом проговорила Калерия Андреевна. — Настя, неужели ты всерьез собираешься читать девочке эту книгу? — Калерия Андреевна смотрела на дочь широко открытыми от возмущения глазами.
— Мама, в этом нет ничего страшного. Некоторые места я могу опускать, девочке они все равно будут непонятны.
— Как ты можешь так говорить! Не хватало, чтобы ты еще и ребенка приобщила к своему низкопробному чтиву!
— Мамочка, давай не будем спорить с тобой о книгах. Ты будешь снова отстаивать превосходство классики. Я, впрочем, и не спорю, но литература нужна всякая. Я преклоняюсь перед классической литературой так же, как и ты. Но литература отражает дух времени, я не могу в очередях и транспорте зачитываться Толстым и Достоевским. Они требуют размышлений, определенного состояния души… Мне кажется, что книги делятся на интересные и неинтересные, это если, конечно, не обращать внимание на то, кем они написаны. Иногда при имени какого-нибудь классика мы встаем и снимаем шляпу, хотя и у них, бывало, выходили из-под пера далеко не равноценные вещи.