встречаясь с ним взглядом. — Я хочу, чтобы ты укусил меня… Здесь. — Я указываю на верхнюю часть бедра. — А потом я хочу, чтобы ты набил свой укус на мне.
— Охренеть.
Его ноздри раздуваются, он делает глубокий вдох и собирается с силами. Через секунду он падает на колени между моими бёдрами.
— Офигенно смотришься, — говорю я ему, ухмыляясь, когда он закатывает глаза.
— Держу пари, так и есть, — отвечает он с одной из своих редких игривых улыбок.
Его щетина касается мягкой кожи моего бедра, когда он отодвигает ткань. Я пытаюсь подвинуться на стуле, чтобы ему было лучше видно, и он оставляет нежные поцелуи до тех пор, пока не оказывается прямо там, где я хочу татуировку. Я делаю глубокий вдох, зная, что ему придётся сильно укусить, чтобы получить хороший отпечаток для татуировки.
Он смотрит на меня из-под своих раздражающе длинных ресниц. Почему у парней всегда самые длинные и тёмные ресницы? Это так несправедливо.
— Готова? — Спрашивает он.
Я киваю.
Его рот открывается и сжимается вокруг чувствительного места возле моей киски. Когда его зубы впиваются в мою кожу, я задыхаюсь, и мои руки летят к его волосам. Я держу его там, дыша сквозь острую боль, которая переходит в тихий гул удовольствия. Мой клитор пульсирует, и я сильнее сжимаю его волосы, пока он не начинает стонать рядом со мной.
Когда он отстраняется, то улыбается, глядя на свою работу. Отпечатки его зубов глубокие и приобретают ярко-красный оттенок.
— Придётся действовать быстро, — говорит он, расставляя на краю дивана всё, что ему понадобится.
Боль и близко не такая сильная, как я думала. Я всегда слышала, как мои друзья говорили, что это похоже на то, как будто пчела жалит тебя снова и снова. И я не боялась боли, но мне было любопытно. Ведь если это так неприятно, почему люди продолжают делать их снова?
Но опытные руки Нико заботятся обо мне, и с каждым взмахом иглы вибрация вызывает в моём теле не боль, а нечто иное. Он так близко к моей киске, его костяшки пальцев и запястье лежат прямо рядом с ней, что кажется, будто на меня давит вибратор с длинными, размеренными интервалами.
— Нико. — Я выдыхаю его имя.
Он поднимает на меня глаза и ухмыляется, заметив румянец на моей коже.
— Не мешай, — приказывает он. — Иначе я напортачу. Я позабочусь о тебе после, детка.
— Чёрт. — Я стону, когда он проводит ещё одну линию и пистолет сильно вибрирует справа от моего клитора. — Я промокла, Нико.
— Сейчас это не моя проблема.
Маленький засранец ухмыляется, как кот, получивший сливки, продолжая обводить контур своих зубов. Я изо всех сил стараюсь контролировать своё тело, не желая испортить свою первую татуировку. Моя голова откидывается назад, и я делаю глубокие вдохи и выдохи.
— Я не кончу от того, что мне делают татуировку. Я не кончу от того, что мне делают татуировку…
Он смеётся, пока я продолжаю повторять свою маленькую мантру. И не успеваю я опомниться, как он заканчивает, убирает руку, и сладкая пытка полностью прекратилась. Моя нога болит, когда он протирает след от укуса, но мне чёртовски нравится, как это выглядит.
— Держи её в чистоте. Вымой тёплой водой с мылом без запаха. Утром я принесу тебе «Аквафор» (фильтр для воды).
— Всё это звучит прекрасно, — говорю я ему. — Но прямо сейчас мне нужно, чтобы ты закончил начатое.
Я закидываю ноги ему на плечи, и он снова опускается на колени, когда я завожу лодыжки ему за спину. Он целует мою коленку, а затем отстраняется, смеясь, когда видит выражение моего лица.
— Я думаю, на сегодня с тебя хватит. Держи татуировку в чистоте, ладно? — У меня отвисает челюсть, и он смеется ещё громче.
— Давай я принесу тебе пищевую пленку. — Он отстраняется, и мои ноги опускаются на пол. Несколько секунд спустя он заклеивает татуировку плёнкой. И ему не всё равно, к чему прикасаться, его руки прижимаются ко мне в самых чувствительных местах.
— Ты закончил? — Шиплю я, стиснув зубы.
— Да. — Отвечает он слишком бодро. — Пойдём в постель.
Когда я встаю, он сильно шлёпает меня по заднице, и я тут же решаю, что завтра он будет безжалостно наказан. Он заслужил вкус своего собственного лекарства.
Грёбаный ирландец.
Глава 22
ИЗАБЕЛА
Следующие дни наполнены сексом, настольными играми и тренировками. Или, как любезно выразился Нико, надирании мне задницы.
Признаюсь, я не сильно хороша в бою.
Я давно не была в зале, примерно с тех пор как моим партнёром по спаррингу был кто-то, кто не был членом семьи. Честно говоря, кажется, что они всегда относились ко мне излишне снисходительно. А Нико нет. И я каждый день получаю по заднице. А в перерывах между всем этим весельем он разговаривает по телефону и прячется от меня.
Когда я интересуюсь происходящим, или спрашиваю его о телефонных разговорах, он уклоняется от ответа и переводит всё в секс.
— Он пожертвует собой, — говорю я маме, пока мы беседуем после обеда.
Она секунду молчит, прежде чем ответить. Что подтверждает то, о чём я думала. Нико разговаривает с кем-то из своего прошлого, кто даёт ему информацию о том, где находится его семья и чего они хотят. И он готов пойти на всё, чтобы гарантировать, что я выберусь из Ирландии и вернусь в Лондон, где моё место.
— Нет, Изабела, — вздыхает она. — Перестань паниковать и представлять худшие варианты событий.
— О, это не самый худший сценарий, — говорю я со смехом. — Хуже всего было бы, если бы они нашли нас и убили обоих на месте. Я бы предпочла сохранить свою жизнь.
— Хорошо, тогда почему ты так беспокоишься о том, что Нико потеряет свою, если это поможет тебе выбраться оттуда и вернуться домой?
— Ну, это жестоко, — бормочу я. — То, что я хочу выбраться живой, не означает, что я готова заплатить его жизнью за это.
— Мы знали, что это возможно, fiică mea (дочь моя). — Кажется, она устала, и это неудивительно. Все они много работали, пытаясь найти способ вывести нас незамеченными. По словам наших маленьких шпионов — в каждом аэропорту есть люди. — Быть главой службы безопасности — значит рисковать своей жизнью.
Теперь моя очередь говорить устало, потому что всё, что я хочу сделать, это объяснить ей, почему я не хочу, чтобы Нико променял свою жизнь на мою. Но мы ещё не на том уровне. И сейчас не время и не место.
Я