- Можно. Береги ее.
- Об этом просить не нужно, - улыбается Костя, прижав Лилю к себе крепче.
Они уходят, не задерживаясь, и я слышу голос отца.
- Вот, пример бери, с защитника для Цветочка.
Я поднимаю взгляд и вижу, что в моей комнате загорелся ночник. Вздыхаю про себя. Возьму, с меня не убудет. С толком бы только.
Возвращаюсь в дом и сразу спешу к себе. Из кухни слышу краткие обрывки фраз.
- Больше не сунется, Мот доходчиво объяснил, что не стоит.
- А если рискнет - дело пустим в ход и ему же хуже, - поддерживает холодный голос Глеба дядю Тимура.
О ком идет речь в душе не ебу. Вероятно, о том, чей зуб и кровь на улице. Захотят, расскажут. У меня вопрос поважнее на повестке дня.
Вхожу к себе, не зная, что там застану. Первая, кого вижу, она. Сидит на подоконнике, задумчиво смотрит в окно. Спокойная. Только сильно бледная. Особенно бросается в глаза на фоне ее всегда загорелой летом оливковой кожи.
Отрывает взгляд от окна и переводит на меня. Молчит. А по мне лучше бы орала.
- Уже планируешь очередной побег? - открываю с кривой шутки, потому что не знаю, с чего начать, чтобы выполнить папин указ и не выйти из себя, как импульсивный кретин, коим я являюсь.
- Нет.
Немногословно. Даже зацепиться не за что.
- Останешься значит? - испытываю взглядом. - Здесь? Со мной?
- Ты хочешь предложить альтернативу? К кому отправишь? Еще раз к Глебу? Или может не станешь мелочиться и сразу к отцу или дяде?
Я кривлюсь от услышанного, а она не щадит, жжет взглядом. Вот зачем провоцирует на очередную вспышку? Неужели нельзя обойтись без этого?
Прохожу и сажусь в кресло. Взгляд опускается с ее лица и глаз, которые вечно невовремя будят моих демонов, ниже, в безопасную плоскость. Она явно видела мой взгляд. Потому что ее ладонь легла на плоский живот.
- Что ты собираешься делать с этим?
- Что ты хочешь, чтобы я сделала?
- Меня воспитывали довольно феминистичные женщины, и не думаю, что мое слово должно иметь больший вес. Твое тело - твое дело.
- То есть ты хочешь сказать, что наш ребёнок это не твое дело?
Сучка. Нашла брешь в броне и тут же воткнула туда очередной кинжал, заставив волне огня пройти по моему телу.
- Оставишь его?
Задаю вопрос, хотя понимаю что он тут же ставит меня в заранее язвимую позицию. Позицию просящего. Просящего у хладнокровной стервы, которая и рада в очередной раз поставить меня на колени и пользоваться своим преимуществом.
- Я подумаю, - отвечает, нарушив ненадолго повисшую между нами паузу.
Чего и следовало ожидать. Я сцепил зубы и вперился в неё холодным взглядом. Тоже жжёт меня своими зелёными глазищами, явно думая о том, как будет крутить мной, как цыган солнцем.
Я не выдерживаю, качаю головой и горько усмехаюсь.
- Что? - спрашивает резко, хотя в голосе нет раздражения или искры, как обычно бывает, зато так и скользит усталость.
- Ничего. Я не знаю, как ты это делаешь. Очаровываешь всех, что они скачут вокруг тебя на цыпочках. Но они не знают тебя.
- Вот как? - подпирает рукой лицо.
- Угу, - подтверждаю угрюмо. - Все они наперебой твердят одно и то же. То, что ты им наврала. Но я не вижу этого, хоть убей.
- Знаешь, когда все вокруг тебя враги и говорят тебе то, что тебе неприятно слышать, может это повод посмотреть на себя и задаться вопросом о том, что может это все же что-то с тобой не так, а не мир вокруг сошел с ума?
- Да ну что ты. Мне как раз таки приятно слышать то, что они говорят. О твоей большой любви ко мне. Мед для ушей. Правда, в реальности я этого не вижу и не чувствую.
- Ты идиот.
Я невольно обнажил зубы, но тут же сжал рукой подлокотник кресла, останавливая себя. Пусть что хочет городит. Имеет право.
- Это не новость, - соглашаюсь, прохладным взглядом скользнув по кровати. - Я идиот каких поискать.
- Я в этом тоже виновата, приложила свою руку. Ты не был таким. Ты и правда с рук моих готов был есть тогда, в начале.
Тут уже я смотрю на нее во все глаза. Неужели мы в кои-то веки приходим к какому-то общему знаменателю?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Нравится то, во что я превратился?
- В экстазе, - усмехается недоброй усмешкой.
- А я думал ты в восторге, твоих рук произведение искусств. Я даже не знал, что способен быть таким дерьмом. Я думал, что падать ниже некуда, когда вытрахивал боль от твоей измены с двумя малознакомыми бабами, но оказалось есть куда. Дна нет.
- Ты раскаиваешься? - смотрит внимательно.
- Что ты хочешь услышать?
- Что ты раскаиваешься. Что ты не должен был совать свой член в кого попало. Что вместо того, чтоб поверить слухам обо мне, ты должен был прийти и спросить у меня лично, какого черта произошло в ту ночь.
- Так ты бы и рассказала, - горько хмыкаю. - Я спрашивал. И толку?
- Я рассказала твоему отцу. Глебу.
Я хмурю брови, переваривая услышанное, а кошка вздыхает.
- Но ты прав. Тебе я бы не рассказала. Но не потому что я такая сука, которая любит трепать нервы любви всей своей жизни, и не потому что мне доставляет удовольствие смотреть как ты горишь.
- А я думал доставляет.
- Доставило однажды. После того, как ты изменил мне с двумя шалавами. Удовлетворение было недолгим. Моя проблема была в том, что я наивно думала, что ты не решишься предать меня. А ты был весьма доволен собой сразу после.
- Доволен, как же. От радости напился до состояния соплей и выворачивал содержимое желудка, представляя, как тебя трахает какое-то уебище в машине под клубом. На тех же радостях сцепил каких-то шлюх с похмелья, чтобы отомстить.
- Спасибо и на том, что ничего у шлюх не сцепил, - кривится, сжав пальцами ткань футболки. - А то список разрешенных мне лекартсв нынче сократился до волшебного практически ничего.
- У меня в голове не укладывается, - прикрываю глаза, сжимаю виски и качаю головой. - Что там... что там кто-то есть. Сколько ему?
- Немного. Совсем немного. Когда мы разошлись, я перестала пить таблетки. Не собиралась трахаться ни с кем. Пока не позвонил Костя и не предложил приехать и посмотреть в твои бесстыжие глаза.
- Здесь? - я перевел взгляд с Кати на кровать. - Ты хочешь сказать, что мы сделали его здесь?
- Я не сильна в теории и математике, но насколько я поняла, у меня была поздняя овуляция, и...
- Блядь.
У меня перед глазами потемнело, в горле пересохло, и мне было противно, омерзительно противно задавать этот вопрос вновь. Но я должен быть уверен.
- Прости, но... ты уверена, что он наш?
Катя еще сильнее побледнела. Заломала пальцы, ее скула нервно дернулась.
- Был презерватив, - сказала, словно ей больно это говорить, а мне было больно это слышать. - И... даже с ним он не кончал внутрь. Никогда. Только ты.
- Никогда? - зацепился за одно случайное слово и нахмурил брови.
По телу прошло лавиной новое осознание. Осознание, от которого меня затошнило.
- Это... это было не раз?
Катя помедлила прежде, чем ответить.
- Дважды, - сказала нехотя, и обхватила себя локтями. - Первый раз до тебя. Второй... сам знаешь.
Липкое чувство ревности и омерзения сковало все мое тело. Я заставил себя силой поднять взгляд и посмотреть на нее. Внимательно. Откинув все свои эмоции в сторону. И я увидел. Увидел, что ей не только противно говорить об этом, но и как будто... страшно.
- Пожалуйста, - сказал я в конце концов хрипло. - Я хочу знать. Я имею право знать. Кто?
- Я не хочу, чтобы ты знал. Пожалуйста, не дави. Он больше меня не тронет.
Ее последняя фраза воспроизвелась еще раз как на повторе.
Он больше меня не тронет.
А затем в голове словно стал складываться паззл. Мерзкий такой, отвратительный паззл. Обрывки фраз и разговоров, не только сегодняшнего.
Я рассказала твоему отцу.
Я не хочу, чтобы ты знал.
Ее слезы в предыдущей попытке завести этот разговор и докопаться до правды.