Катерина ее лекции не внимает, а думает о чем-то своем, и замолчала. Так в спокойном молчании они добрались до гостиницы, перекусили в кафетерии и рано улеглись спать.
Перед сном Ксения еще несколько раз пыталась позвонить Людмиле, но бесстрастный голос сообщал, что «набранный вами номер не существует»
Глава двадцать шестая
Утром, когда Ксения с Катей завтракали в ресторане гостиницы, неожиданно забарабанил юный барабанщик в мобильнике. Катя вздрогнула и сказала: «Ответь, а потом мы сменим тебе рингтон, прямо сейчас, не откладывая». Звонила Галина. Она извинилась за ранний звонок и сообщила, что Денисов просит перенести их встречу на пару часов и еще — он спрашивает: нет ли у Ксении Петровны случайно с собой свидетельства о рождении.
— Совершенно случайно есть, — с удивлением ответила Ксения. — Так-то я его с собой в поездки не беру, но сейчас оно мне было нужно для оформления одного документа. А почему это интересует нашего американского друга?
— Об этом он мне не сообщил, передал только, что, если это свидетельство при Вас, не составит ли Вам труда принести его на нашу встречу. Еще раз прошу меня извинить за ранний звонок и все эти просьбы, но я в этом случае только медиатор, выполняю поручение Эндрю. Он сейчас занят чем-то неотложным и не мог позвонить сам. Так что мы ждем Вас у меня не в 10, а в 12, договорились?
— Хорошо, — сказала совершенно изумленная Ксения Петровна.
— Чем это тебя так озадачили, мам? — спросила Катя. — Давай телефон, я быстро тебе новую мелодию звонка поставлю. Что-нибудь не такое бодро-пионерское.
— Это, между прочим, Окуджавы песня!
— Ну давай я тебе из твоего Окуджавы что-нибудь другое поставлю. — Катя порылась в мобильнике — Вот «Виноградная косточка» годится? Я не помню что это, но, наверное, там не барабанят.
— Не барабанят, прекрасная песня, стыдно ее не знать!
— Мам, но мы уже под другие песни росли. Ну вот. Сейчас позвоню тебе.
Мобильник Ксении Петровны затянул про виноградную косточку и теплую землю.
— О, вот это другое дело, меланхоличненько. А кто звонил-то тебе только что и чем тебя так удивил, у тебя прямо челюсть отвалилась во время разговора.
— Челюсть моя на месте, а звонила моя приятельница Галина, в доме которой мы должны были в 10 встретиться с Эндрю Денисовым. Он переносит встречу на два часа.
— И в чем тут прикол?
— Прикол в другом — он просит, чтоб я взяла с собой свидетельство о рождении.
— А оно при тебе?
— При мне, как ни странно. –
— И не сгорело вместе с чемоданом?
— Нет, я все документы в сумке сейчас ношу, оно здесь вместе с паспортом и карточками.
— А на кой черт американцу твой матрикул?
— Катюша, матрикул — это вообще другое, это старое название студенческой зачетки, нечего щеголять словами, которых не знаешь.
— Ну мать, включила училку. Ну свидетельство твое зачем?
— Понятия не имею. «Все страньше и страньше» — как говаривала Алиса в стране чудес. Но зато мы можем не торопиться. Вернее, я могу не спешить, а ты займись своими делами, еще в какой-нибудь музей сходи, раз уж приехала в Питер.
— Нет, матушка, я тебя в этой стране Чудес должна страховать, я пойду с тобой!
— Еще чего не хватало, тебя кстати в гости и не звали!
— Ну хорошо, провожу тебя до подъезда и буду где-нибудь поблизости пастись, а ты обещай мне, что, если что, — сразу позвонишь.
— Если что, например?
— Ну мало ли что…. В шпионы тебя вербовать начнут…
— Умная ты у меня девка, но дура редкостная. Какой от меня прок, где я шпионить буду, в студенческом буфете что ли?
— Ну ладно, мама, я просто за тебя волнуюсь, как-то все вокруг тебя турбулентно.
Они неспешно позавтракали, долго пили кофе, смотря в окно на темную улицу в желтом сиротском свете фонарей. Ноябрьский мрак, сырость и слякоть навевали какую-то беспробудную печаль. Ксения Петровна вдруг пожалела, что сменила рингтон. Все же оптимистический пионерский голос, который призывал «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше, только утро замаячит у ворот, ты увидишь, ты увидишь, как веселый барабанщик в руки палочки кленовые берет!» — как-то побуждал жить, действовать и внушал оптимизм. А теперь будет печальный Окуджава петь про то, как в теплую землю зароет косточку. Меланхоличненько, как сказала Катя.
Ксения Петровна оторвала взгляд от окна и заметила, что из дальнего угла зала на нее пристально смотрит прилично одетый, привлекательный молодой человек. Смотрит и взгляда не отводит. «Манеры так себе, — решила Ксения Петровна, — значит не маньяк, можно не беспокоится».
В номере она молча сидела и смотрела, как Катя причесывается, наводит марафет, выбирает одежду, потом долго разговаривает по телефону с Васькой. Ксении было слышно, как на длинные материнские тирады, внук отвечает короткими «ну», «ладно», «само собой», «оки». Единственный вопрос, который задал сам Васька был о маньяке-геронтофиле, нашли ли его уже и не съел ли он до этого нашу бабушку. Катя сообщила, что бабушка жива, относительна здорова и даже может с ним сейчас поговорить. Но Васька решил, что утренних уроков жизни с него хватит и ограничился передачей пламенного привета бабуле. Катерина попросила передать трубку отцу и все повторилось по новой: длинные рассказы и наставления Катерины и лаконичные мужские ответы: «угу», «так точно», «ладненько». «Когда ты приедешь? — удалось изобрести вопрос и Игорю. «Не знаю, может, еще на пару дней задержусь. Сам видишь, тут все как-то непросто». «Ну ладно, пламенный привет теще», — закруглил разговор Игорь. Ксения Петровна подумала, что после пожара в Горелово, пламенные приветы звучат немного двусмысленно.
За всей этой суетой незаметно пролетело время. Они доехали на метро до Балтийской, Катерина проводила мать до подъезда Галининого дома, поцеловала ее и еще раз наказала, если что, звонить незамедлительно. Немного подумала, и неумело перекрестила Ксению Петровну. Ну ты с ума сошла, Катерина. Прямо как в бой провожаешь или на казнь. Иди гуляй с богом, ничего со мной не случится.
Глава двадцать седьмая
Галина усадила ее в то же уютное кресло, что и в прошлый раз, и предложила чаю или кофе. Денисова еще не было. Ксения не стала приставать к Галине с расспросами, ведь та же ясно дала понять по телефону, что только выполняет поручение своего американского приятеля.
Они пили кофе, ругая ноябрьскую погоду, бездарные реформы высшей школы, вопиющую безграмотность блогеров, — перескакивая с одной темы на другую. Ксения видела, что Галину, как и ее самое, уже начало утомлять это старушечье брюзжание,