— Потому что под войной традиционно подразумевается захват замка. Их же в нашей земле…
— Только два, Гравштайн и Эскенборг. Вопрос снимаю, они сюда так и будут таскаться.
— О, далеко не все. Просто господин фон Веллешварм уже семь лет на пенсии и очень скучает. К тому же как бывший социальный работник он точно знает, на какие льготы и привилегии может рассчитывать. Уверен, если он пришел именно сегодня, то значит вчера он закончил составление списка тех прав и возможностей, которыми обладает.
И я еще страдал, что мне скучно!
Дурак, не буди лихо!
Сколько нужно эсси, чтобы поменять лампочку?
Трое — один будет менять лампочку, второй следить, чтобы все было сделано по правилам, а третий станет напоминать всем о великой истории их народа.
из сборника анекдотов
Сморщившись, я покрутил шеей, разминая. За спиной шумно вздохнул Дэн, а сопровождающий фон Веллешварма боец с ненавистью посмотрел на меня и осторожно переложил копье из одной руки в другую.
Битва шла третий час.
Противник оказался опытным, безжалостным и точно знающим, чего он хочет. А хотел он мой замок… Я, соответственно, не хотел с замком расставаться, и потому:
— Ну хорошо. Значит вы говорите, что в соответствии с Правдой Эсков имеете право на призыв ополчения?
— Я сказал это уже пять раз.
— Конечно, я просто хочу еще раз уточнить.
— Да, имею. Поэтому предлагаю вам, — фон Веллешварм порылся в лежащей перед ним груде бумаг и вытащил нужную. — Немедленно сдаться, чтобы избежать лишнего кровопролития, потому что ваши наличные силы значительно уступают моим. Я готов предложить вам достаточно почетные условия, но…
— Но этот вопрос тоже нужно обсудить. Продолжим?
Дэн особенно душераздирающе вздохнул, а мы с коллегой-бароном изобразили одинаковые вежливые улыбки и придвинули поближе бумаги.
Уйти после объявления войны я ему не позволил. Это не книжный романтик фон Виндифрош, я понимал, что если дать противнику уйти сейчас, то завтра в самом деле придется начать войну, а этого мне не хотелось. На войне, знаете ли, всякое бывает, а мне этого «всякого» хватило в молодости. Поэтому быстро отослав Марти с надуманным поручением я пригласил фон Веллешварма на переговоры, своим честным именем гарантируя безопасность. Старик в моем слове усомнился, так что мы еще минут пять собачились насчет того, сколько он имеет права привести с собой воинов, сойдясь на пяти за дверью и по одному рядом. После чего мы заперлись в библиотеке, обложились книгами и начали бой. Мы мерились размерами стражи и количеством ополчения, угрожали международными санкциями и привлечением внимания общественности, сыпали достоверными цифрами и тут же придуманными аргументами.
Фон Веллешварм подготовился неплохо. Например, привел к присяге не только полицию, но и пожарных, а потому мог прямо сейчас выставить больше сотни бойцов. Зато на территории его баронства находилось лишь несколько деревушек и туристических кемпингов, в моем же распоряжении был второй по величине город полуострова, поэтому если я соберу ополчение, то шансов будет больше у меня.
Вот только делать этого я не хочу совершенно.
Не знаю, что там возомнил о себе этот дурной старик, но начинать драку и лить кровь я не хочу. Как только упадет хоть один окровавленный боец, неважно с какой стороны, пойдут совсем другие игры с совсем другими правилами.
Формально этот старый козел был в своем праве и действовал абсолютно законно, но сдается мне, он слабо представлял последствия. В его глазах все выглядело вполне логично: он решительным ударом завоевывает мой замок, становясь де-факто его владельцем, а после голосования и обратного присоединения подтверждает право на «законно приобретенную собственность» де-юре. Не знаю, что он рассчитывает делать с этой исторической развалиной дальше, но вот захотелось сморчку поганому реализоваться в жизни!
И сейчас мне нужно было как-то развернуть его в другом направлении, а потому:
— Боюсь, Эвальд, вы не учитываете всех тонкостей. — Я с шумом захлопнул пыльный сборник кодексов. — Все-таки не количество бойцов решает, а их боевой дух, готовность и вооружение. Поэтому…
Взгляд сидящего напротив старика чуть вильнул, и я замолчал.
До меня вдруг дошло.
Бывает такое, что понимаешь мысли и чувства человека, сидящего напротив. Это не зависит от того, насколько хорошо ты знаешь человека, это скорее что-то вроде созвучия. Был у меня знакомый, еще в молодости, он колдуном подрабатывал, задвигал излишне доверчивым про гармонию аур, очищение чакр и все такое, только разговорились мы как-то на кухне и что-то он такое сказал — бывают, мол, Шурик, такие моменты, когда и самый циничный прагматик начинает верить в волшебство.
Сейчас я был готов поверить. Потому что не прочитал мысли, а почувствовал, как отставной социальный работник, неожиданно для себя ставший бароном, отчаянно надеется, что я вытащу его из этой странной ситуации. Похоже, он просто не понял сразу, что мало иметь право и возможность, что придется вести в бой живых людей, рискуя их здоровьем и жизнью. Ему до чертиков не хотелось быть владельцем замка, но он никак не мог отказаться от этого шанса, ведь больше такого не будет, и я так же готов был поклясться, что больше всего ему хочется оказаться на привычном месте в своей конторе, в окружении простых и понятных вещей. И что сам он просто не сможет сделать шага назад, потому что… все было правильно. Он — барон, он имеет право и должен им воспользоваться, это законно и разумно, нормальный человек не упускает подобных возможностей. Но он еще и эскенландец, проживший свои шестьдесят лет в этом тихом и по-своему уютном месте, и он достаточно понимает в жизни чтобы представлять, чем может кончиться эта затея для тех, кого он привык видеть каждый день, с кем здоровался, обсуждал неторопливые местные новости, ходил по одним улицам.
Он был не готов. Его подхватило волной и поволокло куда-то, куда он не хотел идти, а все, на что хватило его жизненной смекалки это найти опору в пыльных книгах — неверную опору, на самом деле только подталкивающую к чему-то страшному. Кажется, такое мелькало и в глазах Эгельберта, и у Фиска… у многих. Смутное непонимание того, как они оказались в этом странном положении и столь же смутная надежда, что если принять все как должное — то все рано или поздно вернется на круги своя. Помнится, гулял я с Анькой, и уговорила она меня взять на прокат эти чертовы ролики. И вот стою я на них первый раз в жизни, стараюсь не шевелиться, а там уклончик небольшой, и я набираю скорость, понимая, что сейчас докачусь до первой ямки и грохнусь. И сделать ничего не могу, потому что тогда грохнусь прямо сейчас и остается только надеяться, что там, внизу, как-нибудь обойдется. А склон все круче.
Сейчас в этом высоком суховатом эске боролись две силы, и мне просто надо было помочь одной из них. Только надо выбрать нужные слова, причем сделать это сейчас, до того, как он уйдет. Он совсем не был жадным дураком, обычный немолодой человек, всю жизнь работавший с правилами и по правилам и по этим же правилам поступавший сейчас так, как и положено. Он просто не смог вовремя понять, чем это кончится, и теперь может только катиться вниз, стараясь не упасть. Как говорится «жизнь его к такому не готовила». А вот меня…
— Гхм. Война так война. — Стражник удивленно вскинулся от моего тона. — Значит, завтра вы начинаете?
— Господин Могила, я вам об этом уже…
— Отлично. Итак, я согласен! Завтра начнем осаду. Думаю, что раз у меня людей меньше, то мы останемся в стенах замка. Под лагерь советую занять луг рядом с бакалейным магазином Миллера, сэр Эррайн пришлет людей для обустройства.
— Эм… разумно.
— Сейчас и здесь мы, бароны, поклянемся использовать лишь те силы, что находятся в нашем распоряжении в данный момент.
— Ммм… согласен.
— Хорошо, замковая часовня для этого подойдет. Дэн, метнись к Эгги, пусть настроит технику для записи. Эвальд, вы не возражаете против публичности? — Я старался не частить, но говорить как можно напористей.
— Ничуть. Я так же…
Не давая ему договорить я продолжил:
— Медицинскую палатку поставим слева, на месте парковки.
— Медицинская палатка?
— Обладающая статусом неприкосновенности, чему порукой мое и ваше слово.
— Хм. Да, есть смысл. Но законы об этом, к сожалению…
— Мой дорогой сосед, законы тут мы с вами. Я бы сформулировал это так — если подходящих законов нет, то можно делать все, что не расстроит вашу маму. Что бы она сказала о такой палатке?
Старик оживал на глазах.
— Согласилась бы! Она двадцать лет заведовала отделением в местной больнице.
— Тогда сейчас я отдам приказ, выделите своего медика и завтра с утра начнем воевать.