— Как же так? Не офицер, не унтер-офицер и даже не солдат, э-э-э, старой армии. И суетесь командовать полком? Ладно, идите, вы свободны. Ищите себе квартиру, — распорядился Соседов. — Не сегодня-завтра я лично поговорю с комкором.
Ничем не оправданная чванливость самовлюбленного вельможи, так же как и его высокомерное «Что вам угодно?», которым он встретил меня, сразу же создала барьер отчуждения между нами.
Я повернулся и оставил возмущенного и потрясенного моими ответами Соседова. Но на этом дело не кончилось.
Спускаясь по широкой лестнице, я на первой же площадке столкнулся с Котовским. На рукаве его защитной гимнастерки виднелась эмблема — в серебряной подкове золотая конская голова; на груди в красных розетках выделялись два ордена Красного Знамени. Верх красной фуражки был чуть примят. Я взял под козырек.
— Здравствуйте, здравствуйте! — Котовский протянул мне руку. — Ч-что вы тут делаете?
После зимней операции против Махно это была наша первая встреча. Я ей очень обрадовался. Тут же, на площадке, я рассказал Котовскому о нашей беседе с Соседовым. Взяв меня под руку, Григорий Иванович сказал:
— Я уже не начдив. Моя коренная бригада в эшелонах. Слыхали про банды Антонова? Едем на Тамбовщину. Но ничего, не вешайте нос, пойдемте...
Мы стали подниматься вверх. У самой двери Котовский спросил:
— Орден за Волочиск получили?
— Нет, Григорий Иванович.
— Я же Виталию о вас говорил. Явись вы с орденом, Соседов с вами иначе бы разговаривал.
Котовский энергично открыл дверь, вошел в кабинет. Следом за ним, поддерживая рукой шашку, переступил порог и я. Не успел еще Соседов, на сей раз от удивления, зажмурить левый и широко распахнуть правый глаз, как Котовский без всякого вступления обрушился на него.
— Т-ты чего дурака валяешь, С-соседов? — без имени-отчества, звания начал Котовский. — Не принимаешь командира?
— Нет свободной вакансии, Григорий Иванович. Вот свяжусь с командиром корпуса.
— Комкор его послал не на свободную вакансию, — продолжал Котовский, — а на девяносто седьмой, на головной полк дивизии. У нас с Примаковым была на этот счет договоренность. И не крути, Соседов! Направляй товарища в полк. — И, немного смягчив тон, взглянул подбадривающе на меня. — Не пожалеешь, Соседов.
Мой вопрос был тут же решен. Прощаясь, Котовский пожелал мне успехов.
Переночевав в Ильинцах, мы с Очеретом направились в Кальник. Стоянка 97-го кавалерийского полка имела две достопримечательности. В Кальнике недавно пустили в ход сахарный завод. И там же со времен освободительных войн Богдана Хмельницкого сохранился дом, служивший полковым штабом легендарному сподвижнику гетмана Ивану Богуну.
Вскоре в Ильинцы прибыл Дмитрий Аркадьевич Шмидт, недолго командовавший в 8-й дивизии бригадой. Шмидт принял от Соседова 17-ю дивизию. С новым начдивом явился и Бубенец — мой новый друг. Он получил 3-ю бригаду. Приехали командовать полками, как и я, Спасский и Святогор. Вместе с другими товарищами из 8-й дивизии прибыл к нам и уралец сотник Ротарев.
Их задача была ответственной и почетной. Предстояло не только восстановить боеспособность дивизии, сильно поредевшей после жестоких боев с пилсудчиками и петлюровцами, но и привить ее личному составу славные традиции червонного казачества. Враг был разбит, но не капитулировал...
«Либо в стремя ногой, либо в пень головой»
В селе Кальник, подковой охватывавшем сахарный завод, находился весь 97-й полк, а 8-я дивизия с трудом разместила бы здесь лишь один свой эскадрон.
До меня командовал полком донской казак Кружилин, упитанный мужчина лет сорока. Ознакомившись с предписанием, он не мог скрыть почти детской обиды, появившейся на его крупном смуглом лице.
Сунув предписание в карман гимнастерки, комполка потребовал коня. Не сказав ни слова, умчался в Ильинцы.
О состоянии полка, пригласив меня в канцелярию, докладывал адъютант полка Петр Филиппович Ратов, В то время начальник штаба части назывался еще адъютантом.
Во время нашей беседы я невольно любовался мощными плечами адъютанта, его выпуклой грудью. Не сдержавшись, пошутил:
— Случайно, вы не брат Ивана Поддубного?
Белое, с пшеничными бровями лицо крепыша расплылось в широкой улыбке. Он ответил:
— У нас в Уржуме, это на Вятке, Поддубный швырнул меня на ковер после пятой секунды. А вообще-то, товарищ комполка, я не борец, я из бурлаков... один из последних могикан этой славной артели.
Задорная улыбка, не сходившая с открытого лица адъютанта, беседа без подобострастия, унаследованного некоторыми нашими штабниками от штабников царских, сразу же располагали к нему. Ратов заявил, что вначале его, строевика, тяготила необычная работа, но сейчас уже он к ней привык. Жаловался бывший бурлак лишь на три пункта. Первый пункт — абсолютное отсутствие бумаги, второй — «недостаточное присутствие» грамоты и третий — хор трубачей.
Тут же разыгравшаяся колоритная сцена подтвердила правдивость этих жалоб. К штабу на широком галопе подкатила тачаночная тройка, и ездовой, лихо развернувшись, крикнул во весь голос:
— Принимай, адъютант!
— Вот видите, товарищ комполка, — рассердился Ратов, — что делает этот барбос Гришка Ивантеев, командир пулеметного эскадрона. Нет бумаги, так он лишат ежедневную рапортичку на задке тачанки.
И действительно, хлестким, писарским почерком на аккуратно разграфленной лаковой поверхности задка была изображена вся арифметическая характеристика эскадрона — количество людей, лошадей, пулеметов, винтовок. Перенеся в блокнот все данные, Ратов скомандовал:
— Езжай и передай эскадронному распоряжение нового командира полка: если еще раз это повторится, нанюхается он гауптвахты.
Но ездовой, сдвинув на ухо черную кубанку, не тронулся с места.
— Чего стоишь? — спросил Ратов.
— А роспись? Нарисуй ее, адъютант, на спинке...
Угроза штабника подействовала. Назавтра рапортичка была доставлена не на роскошной пулеметной тачанке, а на... пулеметном щите. Так как эскадронный писарь — подросток Вася Осипов (ныне автодорожный работник во Львове) — не мог справиться с такой тяжелой ношей, ее шутя доставил в штаб командир взвода Фридман, такой же крепыш, как наш адъютант.
Появление Фридмана с «рапортичкой» под мышкой вызвало дружный смех штабных писарей.
— Видать, товарищ адъютант, командиры не очень-то пугаются ваших угроз, — сказал я, наблюдая за веселым спектаклем. — А комиссару полка жаловались?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});