— Мы на Площади Ангела, — сказал Себастьян. — Там — Большой зал Ангела. В нем и были подписаны Договоры. И раз нежить не допускают в Гард, он теперь зовется Залом Договоров. Это главное место собраний, здесь отмечают большие события, заключают браки, устраивают балы… В общем, он — сердце города. Говорят, все дороги ведут в Зал.
— Похож на церковь. Хотя у вас ведь нет церквей?
— Зачем они? Нас хранят башни, их достаточно. Потому мне и нравится бывать в Идрисе — тут спокойно.
— Так ты не местный? — уставилась на Себастьяна Клэри.
— Нет, я из Парижа. Навещаю Алину, она приходится мне двоюродной сестрой. Моя мать и ее отец, дядя Патрик, были братом и сестрой. Многие годы родители Алины руководили пекинским Институтом, а в Аликанте вернулись лет десять назад.
— Они не… Пенхоллоу не состояли в Круге?
В ответ уже Себастьян посмотрел на нее пораженно. Он молчал, когда они уходили с площади, возвращаясь в лабиринт темных улиц.
— Почему ты спросила о Круге?
— Ну… в нем состояли Лайтвуды.
Когда они проходили под фонарем, Клэри искоса глянула на Себастьяна. В черном сюртуке и белой сорочке он походил на викторианского джентльмена. Взять бы перо и чернилами нарисовать его портрет. Ах, эти локоны у висков…
— Пойми, — продолжил Себастьян, — многие молодые Охотники в Идрисе и за его пределами состояли в Круге. Состоял в нем и дядя Патрик, но он вышел из Круга, едва осознав, насколько серьезна игра Валентина. Дядя с тетей не участвовали в Восстании: Патрик, скрываясь от Валентина, уехал в столицу Китая и там, в Институте, познакомился со своей будущей женой. Когда Лайтвудов и прочих членов Круга судили за предательство, Пенхоллоу проголосовали за милость и ссылку вместо проклятия. Лайтвуды в долгу не остались.
— А твои родители? Они-то состояли в Круге?
— Не совсем. Мама была младше дяди Патрика, и он, отправляясь в Пекин, отослал ее в Париж. Там мама и встретила моего отца.
— Патрик старше твоей мамы?
— Она умерла. И папа тоже. Меня растила тетушка Элоди.
— А-а… — только и сказала Клэри, чувствуя себя донельзя глупо. — Прости.
— Я их не помню. То есть почти забыл. Раньше хотелось, чтобы у меня был старший брат или сестра, которые могли бы рассказать, каково жить с моими родителями… — Себастьян задумчиво посмотрел на Клэри: — Можно, я спрошу кое о чем? Ты ведь знала, как твой брат отреагирует, если ты здесь появишься, и все равно пришла. Почему?
Не успела Клэри ответить, как узкий переулок закончился и вывел на знакомую неосвещенную площадь с забытым колодцем.
— Колодезная площадь, — разочарованно произнес Себастьян. — Я думал, мы будем дольше идти.
Клэри посмотрела в сторону моста, аркой проходящего над каналом. Невдалеке уже виднелся дом Аматис: во всех окнах горел свет.
— Дальше я одна, спасибо, — вздохнув, сказала Клэри.
— Может, проводить тебя до…
— Нет-нет. Иначе и тебе попадет.
— Попадет? За то, что я по-джентльменски проводил тебя до дома?
— Просто никто не должен знать, что я в Аликанте. Это тайна. Ты — без обид, ладно? — человек посторонний.
— Хотелось бы изменить это обстоятельство. Узнать тебя поближе, — сказал Себастьян одновременно и весело, и стесняясь, будто неуверенный, что его поймут правильно.
— Себастьян. — На Клэри вдруг накатила жуткая усталость. — Я рада, что ты хочешь узнать меня ближе, но сил на общение не осталось. Прости.
— Я и не…
Однако Клэри уже направлялась к мосту. На полпути она обернулась. В пятачке лунного света Себастьян казался таким печальным, покинутым. Глядя на темные волосы, упавшие ему на глаза, Клэри сказала:
— Рагнор Фелл.
— Что?
— Ты спрашивал, почему я прибыла сюда, позабыв о запрете. Моя мама больна. Очень. Может быть, даже смертельно. Спасти ее способен маг по имени Рагнор Фелл. Правда, я не знаю, где его искать.
— Клэри…
— Спокойной ночи, Себастьян, — пожелала Клэри и отвернулась.
* * *
Взобраться по решетке оказалось намного трудней, чем спуститься. Ботинки скользили по влажной каменной стене, и Клэри вздохнула с облегчением, лишь когда перевалилась через подоконник. Она даже не спрыгнула — плюхнулась на пол.
Радость длилась недолго. Едва ноги коснулись пола, как в спальне зажегся яркий свет, и будто наступил день.
На краю кровати сидела Аматис, напряженно выпрямившись, словно кочергу проглотила. Резкий свет магического светильника ничуть не сглаживал жесткие черты лица и морщины в уголках губ. Несколько долгих мгновений Аматис смотрела на Клэри.
— В боевом облачении ты — копия Джослин.
Выпрямившись, Клэри пролепетала:
— Простите… Простите, что вот так исчезла…
Аматис накрыла ведьмин огонь ладонью, и Клэри прищурилась в наступившем полумраке.
— Переодевайся. Жду тебя внизу, на кухне, — велела Аматис. — И не вздумай снова улизнуть через окно. В следующий раз, если попробуешь вернуться тем же путем, я захлопну ставни у тебя перед носом.
Тяжело сглотнув, Клэри кивнула.
Не говоря больше ни слова, хозяйка дома покинула спальню. Одежда Клэри — полностью сухая — висела на столбике кровати. Стянув с себя боевое облачение, девушка поспешила влезть в привычные джинсы, которые немного задубели, и футболку. Откинув назад спутанные волосы, Клэри вышла из спальни.
Когда Клэри внесли в дом Аматис, ее мучили бред и галлюцинации: коридоры тянулись бесконечно далеко, а тиканье больших напольных часов напоминало стук останавливающегося сердца. Теперь же Клэри видела уютную гостиную, обставленную деревянной мебелью; на полу лежал лоскутный коврик. Небольшой размер и яркие цвета напомнили о собственной гостиной в бруклинской квартире. Клэри прошла в наполненную желтым светом кухню, где в печке вовсю горел жаркий огонь. Аматис сидела за столом, накинув на плечи синюю шаль, отчего казалась еще более седой.
— Привет, — сказала Клэри, задержавшись в дверном проходе. По виду Аматис нельзя было понять, злится хозяйка или нет.
— Полагаю, спрашивать, куда ты бегала, нужды нет, — не поднимая головы, произнесла Аматис. — К Джонатану? Этого следовало ожидать. Будь у меня свои дети, я бы всегда умела распознать их ложь. Правда, я до конца надеялась, что хоть на сей раз не подведу брата.
— Люка?
— Знаешь, как я поступила, когда его покусали? — Аматис говорила, глядя прямо перед собой. — Люк пришел ко мне и признался: его зацепил оборотень. Следовало ожидать, потому что Валентин бездарно рисковал собой и своими последователями. Люк боялся заразы ликантропии, и знаешь, как я ответила? Я… я…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});