и ночь.
Они сидели за столом на веранде. Виталий курил трубку, Борис лениво водил ложечкой в кружке с почти допитым чаем.
Сумерки полностью скрыли горизонт. Недвижимое светило в небе достигло предела тусклости. Из дома иногда доносился звонкий голос Капельки. После ужина Марина с дочкой и Валерий с Вероникой собрались в гостиной и теперь о чём-то разговаривали в свете керосиновой лампы.
Борис одним глотком допил чай и уже собирался отправиться в дом, но вдруг застыл, едва поднявшись с лавки.
Шелест. Снова этот звук, словно сухая листва шуршала.
— Кажется, начинается, — поморщился Виталий.
Борис подумал, что лучше бы он молчал. Приятель произнёс эти слова так обречённо, будто с жизнью прощался.
В пустоши замелькали тени. Сумерки оживали. Вдалеке прокатывались песочные волны, будто кто-то колыхал исполинское чёрное покрывало. Шелест усилился, а потом всё резко стихло. Тени и волны исчезли. Пустыня снова стала похожа на мрачный фотоснимок.
Из дома вышли Марина с Капелькой. Валерий и Вероника остались в гостиной — будто испуганные зверьки они настороженно глядели в окно, держа друг друга за руки.
Тишина. Тяжёлая тишина. Борис чувствовал, как она давит, стискивает невидимыми лапами, мешает дышать. И даже сердце замерло, и мысли как будто застыли под гнётом абсолютного беззвучия. Но одна мысль всё же ворочалась в голове: «Эта тишина перед чем-то! Она, как занавес, который вот-вот поднимется!»
И занавес поднялся.
Тишина словно бы схлынула, её жуткое давление прекратилось. Под аккомпанемент монотонного шелеста в сумерках начали появляться люди. На этот раз не тёмные силуэты с размытыми очертаниями, а вполне чёткие фигуры людей. Мужчины, женщины, дети… Из было сотни. Они возникали словно бы из ниоткуда, подходили к периметру и застывали, как будто не в силах пересечь границу.
— Люди из пустыни! — выдохнула Капелька. — Те, о ком Зоя говорила.
Марина крепко прижала её к себе — так ребёнок прижимает плюшевого мишку, когда страшно. Виталий выронил дымящуюся трубку и даже не заметил этого. Он открывал рот, силясь что-то сказать, но не мог выдавить и звуки.
Борис поймал себя на том, что сжимает кружку настолько сильно, что она вот-вот лопнет. Он сделал глубокий вдох, медленный выдох, затем спустился с веранды и встал рядом с Мариной и Капелькой.
В пустыне позади сумрачных фигур начали появляться фосфоресцирующие мазки. Это было похоже на излучающие бледный зеленоватый свет ручейки, которые возникали и исчезали на чёрном песке. Тот там фосфоресцирующая ленточка мелькнёт, тот тут.
Раздался голос:
— Мы пришли, чтобы вам помочь… Вам всем… Не нужно нас бояться… Без нашей помощи вас ждёт смерть… Мы желаем вам добра… Верьте нам…
Голос был громкий и какой-то шелестящий. Он походил на шум ветра в трубе. Этот голос доносился словно бы сразу отовсюду и было неясно, женский ли он, мужской ли.
— Мы не причиним вам зла… Идите к нам… Не бойтесь нас, не бойтесь…
Деревенские выходили со своих дворов, кто-то глядел на людей за периметром с надеждой, кто-то со страхом и недоверием. Прапор топтался возле калитки. Маргарита с Валентиной проследовали мимо дворов и застыли на дороге, глядя на будто бы выросший в пустоши частокол из людей. Гена прильнул к окну. Он бормотал возбуждённо:
— Что за хрень? Что, мать вашу, это за хрень?..
Баба Шура шептала слова молитвы, выглядывая из-за низенькой ограды. Кирилл медленно приближался к границе пустоши, но потом остановился, не дойдя метров десять. Кеша сидел на скамейке возле своего дома, улыбался и шептал:
— Наконец-то, наконец-то… Ты ведь там, мама, я чувствую… Ты там…
— Не бойтесь нас, — продолжал громко шелестеть голос. — Идите к нам… к нам… Мы хотим помочь…
Борис вышел со двора, посмотрел влево, вправо. Пустынные люди растянулись по всему периметру, но, похоже, самое большое их скопление было здесь, на границе поля и чёрного песка. Он осторожно, пытаясь усмирить внутреннюю дрожь, пошёл вперёд. За ним последовал Виталий. Марина с Капелькой остались у ворот.
— Мы вам поможем… — звучало в сумрачном пространстве. — Мы не хотим, чтобы вы погибли… Примите нашу помощь… Идите к нам… к нам…
Борис приближался к этим людям медленно, словно опасаясь наступить на мину. Теперь он мог хорошо их разглядеть и то, что видели его глаза, ему вовсе не нравилось. Люди за периметром дружно открывали и закрывали рты, словно участники огромного хора. Их голоса звучали в унисон и, казалось, что это один единственный громкий шелестящий голос.
— Идите к нам… идите… Не бойтесь нас…
Люди выглядели абсолютно бесцветными, и сумерки тут были ни при чём. Они казались персонажами из фильмов начала двадцатого века, когда качество плёнки оставляло желать лучшего. Монохромные люди, мрачные, как древние надгробия. А их глаза… У Бориса возникла ассоциация с пустыми тёмными обезвоженными колодцами. Эти глаза пугали, от них хотелось отвести взгляд и забыть об их существовании.
— Мы поможем вам… Примите нашу помощь… Идите к нам…
Борис обратил внимание, что многие люди были облачены в одежды ушедших эпох. Какие-то сюртуки, камзолы, вычурные платья, рубахи с манжетами, костюмы с кружевными оборками. А кто-то был в драных кафтанах, в нищенской рванине. Он заметил с десяток человек в военной форме, которую, пожалуй, носили солдаты ещё при царе Горохе. Были люди в морской форме, волне современной.
— Идите к нам… Все идите к нам…
Деревенские потихоньку собирались в поле, но идти к бесцветным людям никто и не думал.
— Ты веришь им? — прошептал Виталий.
Борис перевёл на него взгляд, нахмурился.
— Кажется, нет. Не знаю. Они жуткие.
— Согласен, жуткие. Но ведь твоя сестра сказала, что мы не должны их бояться, помнишь?
Борис ничего на это не ответил. Он был в полном смятении. Да, Зоя, якобы, сказала, что их не нужно бояться — Капелька исправно передала её слова. Но он глядел сейчас на этих людей, и они казались ему демонами из страшных снов. И его одно радовало: они, очевидно, не могли пересечь периметр. А сам он к ним подходить не собирался. Ни за что!
Сумеречные люди вдруг, как по команде, вытянули руки.
— Идите к нам… Дотроньтесь до нас… Почувствуйте наше тепло… Мы отведём вас в безопасное место, где вы будете счастливы… Идите к нам… Мы вчера уже помогли одной из вас. Смотрите, смотрите! Она жива и ей хорошо!
Монохромная толпа расступилась, из сумерек будто бы выплыла Анфиса. Деревенские заохали, загомонили, кто-то плюхнулся на траву.
На Анфисе был халат поверх ночной рубашки, волосы растрёпаны — в таком виде она и убежала вчера в пустошь. Но всё